— Да-да! Страшное поветрие! Хуже чумы! — подпевалами выступали уполномоченные заместители от домов Ална и Адана, ибо их донги тоже пребывали в отъезде.
С побледневшего и осунувшегося лица Её Милости королевы-матери Зармалессии Мелекудны не сходила гримаса неприятия и всепоглощающего ужаса. Она, затянутая в тугой корсет и облачённая в богатое платье из чёрного бархата с длинным шлейфом, тонула в складках своих драгоценных одежд, и плечи её скрывал серебристый плащ из атласа, однако ясновидящие очи Эра Данаарна не поддавались на обман так же легко, как и глаза простых смертных. От пронзительного взора демона-оборотня было невозможно утаить никакие секреты, которые спешило выдать даже тело — королева тихо содрогалась, сидя на троне в благородной и якобы непоколебимой позе. Она впивалась напряжёнными пальцами в подлокотники, пока соседнее с ней место пустовало, ровно, как и стул Главного советника.
— Замолчите! Вы пока не знаете правды! Однако вы уже объявили во всеуслышание, что это оспа предков явилась на свою мрачную жатву, и уже приказали запереть Песчаные врата, обрекая часть горожан, между прочим, наших соотечественников, на позорную гибель!
Сэль Витар начал планомерно протискиваться вперёд, поближе к центру зала. Сперва вельможи и дворяне, которых он аккуратно распихивал, одаривали его презренным взглядом, однако стоило им только заметить этот заснеженный пик — макушку Его Высочества — как они тут же сами уступали дорогу, пропуская наследного принца к тому кругу, которому он и принадлежал. Эр молча следовал за Сэлем по пятам, лишь изредка бросая острые взоры то на одного князя, то на другого дворянина, и каждому под прицелом намагниченных, золотистых глаз бессмертного мерещилось, словно этот древний путешественник видит их нутро насквозь. Почти никто не выдерживал подобного испытания, принимался морщиться, уклоняться или нервно чесаться.
— Да отразятся лазурные небеса в изумрудной воде! Разве это не работа для городской стражи и донга Кирн, что управляет ей?
Донг Кирн, Эйлетт Чесферон, властный и несговорчивый мужчина с густыми, чёрными усами, злобно сверкнул глазами, словно какой-то демон из Междумирья, а затем сурово провозгласил:
— Мы уже предприняли некоторые меры! Мы приказали запереть ворота и перекрыть все пути, отделяющие омут от медного холма. Пока ещё не ясно, что это за болезнь, и болезнь ли…
— …поэтому нельзя делать поспешных выводов! — перебил его какой-то сердобольный выскочка, за что получил ожёг от ультрамариновых очей Чесферона, переполненных огнём праведного гнева сегодня… впрочем, как и всегда. — Там ведь тоже живут горожане! Наши соотечественники! Между… прочим…
— Однако, коли это воистину оспа предков, — продолжил Эйлетт, возле которого переминался его возлюбленный отпрыск — Эмерон Чёрный Вереск, — то нам надлежит в срочном порядке перенести двор и перевести Её Милость с семейством в одно из загородных имений, туда, где люда меньше всего. А затем перекрыть дороги.
Сэль Витар уже стоял в начальных рядах слушателей, и Эмерон первым из власть имущих натолкнулся на него взглядом.
— Нет, подобное допускать никак нельзя! — громогласно объявил донг Аонов, второй ар, Загамот Тихий, зять Зархеля и отец Дуностара. — Если по городу сейчас разнесётся ещё и слух о том, что Её Милость в спешке покинула столицу, то, боюсь, что паники нам никак не избежать. Вдобавок, многие последние решения Её Милости королевы-матери и Главного советника не возымели успеха и не отразились в сердцах подданных, так что…
— А в этом кого надлежит винить, кроме как вас, Аонов, и Главного советника в частности?! — взбунтовался Эйлетт, ударяя кулаком по подлокотнику кресла.
Беспокойства нарастали и по залу прокатилась волна роптаний.
— Посмотрите, это что, наследный принц? — втихаря шептались вельможи, не уделяющие должного внимания ни надвигающемуся мору, ни возможному перемещению двора.
— Неужели это Его Высочество?! Быть того не может!
— Успокойтесь, вы оба! — наконец, слово взял тот, к кому прислушивалось большинство присутствующих — первый ар дома Маль, донг Дубовых Рощ, Тарсилон Дремучий.
Та́рсилон Дремучий, седовласый и бородатый старец, годы которого уже давно перевалили за шестой десяток, полностью оправдывал своё прозвище и даже издалека создавал впечатление дикого и устрашающего горного духа, а не обычного человека, коим, бесспорно, он являлся. На голове он носил корону из дубовых листьев и прутьев, усыпанную желудями и кое-где украшенную алыми ягодами омелы, будто истинными драгоценными каменьями. Спутанные пряди Тарсилона не знали расчёски и свалялись до состояния колтунов. Его рыхлая, тёмно-коричневая мантия спускалась до пола изорванными лохмотьями, и была выполнена из такой грубой материи, что больше бы сгодилась для мешков под сено, например. Однако в руках донг Дубовых Рощ держал массивный, витиеватый древесный посох, чьё навершие сияло позолотой и куда вонзались прозрачные кристаллы хрусталя наивысшей чистоты. Жрецы Дубовых Рощ, от которых на советы всегда прибывала целая делегация из тридцати пожилых мужчин, слыли настоящими пророками, и поэтому в тронном зале воцарилась тишина.
— Давеча мы отметили дивный праздник цветов и уважили богов, и теперича боги не могут проявлять к нам жестокости. Гнев их усмирён, нрав — смягчён, и мы не думаем, что они ниспослали нам столь суровое испытание. Посему, заявляю, что это… что это не оспа предков движется с востока на столицу!
Когда Тарсилон Дремучий завершил собственную речь, в его поле зрения вдруг угодил незваный гость, что без спроса и позволения пробрался на собрание вельмож. Жрец скорчился от удовольствия и по его морщинистому лицу пробежалась угрожающая улыбка-оскал.
— Сие — славное знамение, конечно, — монотонно произнёс донг Аонов, Загамот Тихий, — но мы не можем слепо полагаться на пророчества.
— Ха-ха-ха! — вдруг старик разразился хохотом.
Он ударил пару раз посохом по металлическим напольным пластинам, живо подскочил на ноги и помчался к престолонаследнику.
— Кто пустил тебя сюда, дитя? — прошептал жрец Маль хриплым, колдовским голосом, чуток наклоняясь к Его Высочеству. — Это место для зрелых мужей, а не для необразованных женщин или несмышлёных ребятишек.
В тот миг все взгляды уже были прикованы к хрупкой и нерослой фигуре Сэля Витара из дома Амуинов.
— У меня имеются важные сведенья, почтенные господа, — провозгласил наследник на редкость уравновешенно.
На сей раз у него получилось скрыть и нетерпение, и гнев, и страх под коркой твёрдой рассудительности.
— То, что вас всех беспокоит — это не оспа предков. Это…
— Тебе почём знать, дитя? Ты ведь всю жизнь провёл в своих покоях.
— Что? Это Его Высочество наследный принц? Откуда ему может быть что-то известно… — вельможи снова взялись перешёптываться между собой в то время, как королева-регент сглотнула ком в горле, но так и не вымолвила ни слова.
Тарсилон Дремучий улыбался всё более и более безумно и устрашающие, нависая кривым корпусом над телом юного наследника, и Эру пришлось сделать шаг вперёд.
— Я вижу, ты сам состарился, так и не повзрослев, так что… — язвительно отчеканил бессмертный маг и тоже улыбнулся, словно лукавый бес.
Беззвучный и незримый поединок двух волшебников свершился, и жрец Маль, сразу уяснив сложность всей ситуации и уловив общие изменения в позициях, опять громогласно расхохотался. Он взмахнул рукой на принца, но не пренебрежительно или оскорбительно, наоборот, помечая его сим жестом, как свежего избранника богов.
— Чудно! Чудно! Принцу уже шестнадцать… по нашим законам — это есть совершеннолетний возраст, послушаем же его речи, которые, надеюсь, переполняет не только юношеская удаль, но и мудрость прошлых поколений.
— Что? Нет! Кто его сюда впустил! — внезапно Её Милость Зармалессия подскочила с трона. — Сэль Витар Амуин, как ты посмел нарушить распоряжение своей матери? Ты — непочтительный сын и позор нашей…
— Ай, уймитесь, Ваша Милость… — рыкнул Тарсилон, направляясь в развалочу к своему креслу. Силы будто враз покинули его дряхлое и немощное тело, и старик с трудом переставлял ноги. — Вы — госпожа, лишь где он — господин.
