Годы и столетия шли, и прошлое забылось. Эймана выпустили из-под стражи, он обелил собственное имя и снова занял полноправные позиции среди братьев и сестёр лунгов. Эр Данаарн даже возглавил магический Покров, Йоден, могущественную, разветвлённую и важную организацию, считался Великим Конструктором Заклинаний и Строителем чертежей, первым арканом. Но потом старые привычки Эймана вернулись, и кое-что опять приключилось, так что он снова попал в заключение. Только на этот раз мятежника посадили в Ар Амаум, жуткую и суровую тюрьму для опасных преступников, без права на помилование. Там-то он и сгинул.

Разумеется, ныне Эр понимал, что предыдущие его поступки были продиктованы безумием, вызванным отравой майна. Пройдя через нематериальные сферы после смерти, Данаарн страшно изменился. Похорошел, возможно даже в какой-то мере исцелился. Впрочем, и теперь далеко не все былые «достижения» он мнил за греховные ошибки, особенно те, которые касались человечества.

Нет в мире ничего столь же непостоянного, как слабое людское сердце… Однако, в тот же момент, нет ничего более неизменного, чем безответная любовь. Она никогда не бывает верна, но и никогда не предаёт. И Эр Данаарн знал об этом не понаслышке.

Никаким словом утешения не снять такую боль. Желание принца — безнадёжно. Неисполнимо.

И Эр больше не возьмётся за заведомо проигрышное дело. Он уже разок побывал дураком на этом свете, и только в сказках дуракам живётся легче; тогда как самый простой путь ждёт холоднокровных, сообразительных и беспринципных.

Поздним вечером Сэль находился в своих покоях. Он сидел перед накрытым столом, но ему кусок в горло не лез. Еда давно не вызывала интереса в принце, и он привык перебиваться малым, однако зоркая орлица-мать неустанно следила за своим отпрыском из каждого угла дворца глазами шпионов и обученных соглядатаев. Всякий раз на ночь служанка королевы подносила наследнику агатовую чашу с горьким «лекарством» — отваром из трав и грибов, а затем, спустя какой-то срок, проявлялась личная прислужница Сэля, дама Сагрена, и подавала ему другую настойку, в пиале с которой плавали по три скрученных лепестка. Его Высочеству никто не разъяснял историю данного ритуала, однако он догадывался сам, откуда и как Сагрена получала свежие порции снадобья, и что главным было выпить второе зелье, тогда как принятие первого можно пропускать со спокойной душой.

Сэль ковырялся вилкой в изысканном кушанье из морских гадов, когда распахнулись двери опочивален и в помещение влетела разъярённая королева-мать.

— Неблагодарный мальчишка! — прорычала Зармалессия.

Наследный принц не успел обернуться в сторону гостьи, а матушка уже стояла возле его правого плеча и грозно кричала во весь голос:

— Как ты посмел меня ослушаться? Ты хоть представляешь, что я для тебя делаю? На какие жертвы ради тебя иду?!

Она замахнулась, но Сэль не дрогнул, просто зажмурился. Вместо того, чтобы влепить смутьяну пощёчину, королева запустила пальцы в чуток растрёпанную гриву наследника и крепко ухватилась за волосы на затылке юноши. Затем потянула вверх и вывела сына из-за стола. Пока принц шипел и пытался взяться за материнскую руку, дабы как-то ослабить хватку, Зармалессия развернула его лицом к себе, взглянула в глаза и внушительным тоном произнесла:

— Знаешь, во что мне обходится твоя сыновья непочтительность? Нет, даже не догадываешься! От каких невзгод я тебя оберегаю, от каких напастей защищаю!

Сэль ничего не отвечал, не оправдывался и не просил пощады, что ещё больше разозлило королеву. Тогда она отпустила мальчишку, предварительно толкнув его вперёд, и принц упал к её ногам.

— Впредь не смей своевольничать и обо всём мне докладывай. Или никогда больше не выйдешь за стены этих палат!

— Да, матушка, — наконец выдавил он сквозь зубы.

Не сказать, что Зармалессия осталась довольна беседой, но она напустила на себя вид неприступный и достойный, утончённым жестом поправила складки на одежде и двинулась прочь.

— Сперва ищи совета у меня, иначе никогда больше не увидишь этого мага. Твоя главная обязанность — посвящать меня во все свои тайны, я — твоя единственная мощь. Не забудь принять лекарство. И не кашляй, я запрещаю кашлять.

Когда королева-мать покинула покои сына, Сэль Витар, тоже отряхнувшись и поправив наряды, уселся обратно за стол. После столь прискорбного, однако не исключительного случая, ему напрочь отбило всякий аппетит, и Его Высочество не выдержал, поддался гневу. Резким движением он смахнул на пол все тарелки и приборы, и таковым был его ответ родительнице. Отныне он отказывается добровольно пить любую гадость, что преподнесёт ему заботливая и сердобольная матушка. Если она — его мощь, то он — всего лишь её рабочий инструмент.

— Ирмингаут, однажды ты… явишься мне, — прошептал Сэль, когда все предметы улеглись и звуки затихли.

Можно смело разбить своё сердце и выбросить его осколки в мусорную кучу, оно не пригодится на тропе людей тому, кто хочет преуспеть в мире, где тело ценнее чувств.

Здравия и долголетия трезвому уму!

На Янтарный дворец давно снизошла непроглядная ночь. Все свечи уже потухли, лампы потускнели и фонари потеряли свой блеск, ибо в час исчезновения света — в полночь — всякому порядочному жителю Исар-Динн полагалось спать, или, по крайней мере, коротать время с бессонницей на ложе, в гордом уединении. Только наследный принц не спал, он караулил возле собственных дверей, весь натянутый и напряжённый. Его белоснежный силуэт выделялся на фоне серо-синих предметов, окутанных мраком, и почти что сиял в темноте, вызывая неприятную резь в глазах случайных свидетелей. Однако, здесь никого больше не было.

Сэль держал руки плотно прижатыми ко рту, потому что от переживаний его обычно захватывал в плен удушающий, сухой кашель, который и сегодня не преминул явиться ко двору. Чем дольше задуманное откладывалось, чем больше приходилось медлить, тем сильней учащался пульс наследного принца, будто отдающийся в его горле зудящими раскатами.

Наконец, дверь распахнулась и в помещение проскользнул Верховный волшебник Сагар Молниеносный, в ночном колпаке, одеянии для сна и с фонарём в руках. Плечи и голову его покрывал суконный плащ с капюшоном тёмно-болотного цвета и, сверкнув разок глазами на наследника, старик шёпотом промолвил:

— Скорей, Ваше Высочество, мы можем опоздать!

Сагар быстро окинул взором покои принца, затем подбежал к кушетке, взял заранее припасённую мантию индигового оттенка, которая под покровом мрака сливалась с окружением и казалась чёрно-серой, и накинул её на плечи воспитанника.

— Скорей, скорей, скорей, — ворчал старик, подталкивая Сэля к дверям, однако юноша так распереживался, что его опять сковал кашель.

— Вот, возьмите, — Сагар вручил Его Высочеству твёрдую карамельную конфету, которую подопечный сразу отправил в рот.

Верховный гебр давным-давно снискал при дворе славу старого лиса. Он был ловким и хитрым пронырой, а потому подготовился к подобному повороту событий. Сагар знал, чего следует ожидать от юного принца несмотря на то, что Сэль умел удивлять до глубины души. Впрочем, некоторые вещи настолько предсказуемы, что не нужно быть великим толкователем знамений для того, чтобы предвидеть их.

— Но… — и, разумеется, в последний момент принца обуяли сомнения, только Сагар не позволил мальчишке и рта раскрыть.

— Никаких «но» и «если». Вперёд, Ваше Высочество! Это единственный шанс.

Чётко и чуток злостно проговорив эту реплику, Верховный гебр схватил будущего мага-короля за запястье и силой выволок из покоев.

Уже посреди погружённых во тьму коридоров сердце наследника престола немного усмирилось, хотя он по-прежнему вынужден был бороться с позывами громогласно раскашляться. Вокруг никого не наблюдалось: ни стражи, ни слуг, ибо Сагар Молниеносный безошибочно рассчитал время собственного появления вопреки тому, что опоздал, как показалось Его Высочеству. Сэль сумел справиться с волнением и взять себя в руки, и вскоре Сагар разжал пальцы на запястье наследника и отпустил того, но не в свободное плавание, отнюдь. Старый волшебник приобнял воспитанника за плечи, прочёл несколько заклятий, хоть это и запрещалось делать во дворце, и они вместе помчались со всех ног вперёд.