Однако в глубинах прилегающего к площади сада, возле небольшой скульптуры речной нимфы, зоркие глаза Момо, наконец, заметили чуть-чуть сутулую фигуру Ватрушки, и парнишка тут же ринулся к приятелю.
Оказалось, что Онкелиан с кем-то увлечённо беседовал, но стоило Момо приблизится на должное расстояние, как тайное свидание завершилось: незнакомец с короткой стрижкой бойко развернулся и двинулся по тропинке в сад, демонстрируя любопытным свою широкую и массивную спину, затянутую в невзрачный сюртук. Одежда на этом бугае едва ли не трещала по швам, и Момо вопросительно вскинул вверх левую бровь.
— Что за красавчик? Не представишь нас? — прошептал Лан, подкрадываясь к задумчивому Онкелиану совершенно бесшумно.
От внезапного появления этого ловкого лазутчика Ватрушка вздрогнул и подскочил на месте.
— Ты напугал меня, — сквозь зубы процедил маг, снова упираясь спиной в щербатый гранит изваяния.
— Кто это такой? Новый красильщик? Каменщик? Или подмастерье мясника? С такими-то мускулами он точно не обделён физической силой. Познакомь меня с ним.
— Самое красивое ты в нём уже видел — это его могучая спина, — небрежно бросил Ватрушка, корча при том довольно странную и подозрительную мину. — Всё прочее тебя разочарует.
— Где ты пропадал?
— Да так… имелись кое-какие неотложные дела.
Спустя некоторое время Ватрушка будто пришёл в себя и тихо произнёс:
— Прости, что так получилось. Однако не думаю, что ты скучал. Ладно, мне пора домой…
Маг сразу посеменил в направлении омута, но Момо его догнал.
— Что? Почему? Мы ещё гуляем, мы ждём тебя. Вон, глянь туда, — паренёк подпрыгнул к соседу и взором указал ему на беседку, в которой обосновались три молодые женщины.
Наряженные барышни с расписанными синей и зелёной краской лицами и венками из маков попивали некрепкое, подслащённое вино и явно ожидали того, кто бы усладил их жизнь ещё больше.
— Хочешь, я очарую для тебя этих девиц? Ты возьмёшь двоих милашек, а я приму удар от жабы?
— Хах, нет, благодарствую. Я поражаюсь тому, насколько же велика степень твоей распущенности, Момо. Мне нужно домой.
— Ну, что я могу сказать? — двусмысленно объявил Лан, закатывая глаза. — Я свободен лишь тогда, когда нахожусь в плену у удовольствия. Это прочищает голову.
— Мне действительно надо в ставку. Коржи, что я испёк днём, уже должны были остыть, и мне следует смазать их кремом и соорудить торт до вашего возвращения.
— Коржи? Серьёзно? Ты предпочтёшь торт женским ласкам?
Ватрушка лишь развёл руками по сторонам и помчался восвояси. Однако вскоре маг кое-что вспомнил и догнал уныло бредущего по дорожке Лана. Из своей наплечной сумки Онкелиан извлёк две бутылки неплохого зана, украшенные гирляндами из зелени и цветов, и протянул подношение другу, затронув пальцами его левое плечо, но от неожиданности Момо вздрогнул и отпрянул.
— П…прости… — немного растерянно прошептал Онкелиан, отойдя поодаль. — Я не хотел тебя пугать, просто возьми это, и… передай остальным мои извинения.
Стоило только Момо принять бутылки, как Ватрушка убежал.
Не задумываясь лишний раз, Момо зубами растерзал затычку на бутылке и тут же пригубил крепкого напитка. Когда он вернулся к уже подвыпившим приятелям, Гвальд что-то обсуждал в мрачном уголке под раскидистой смоковницей с Главой, которая лишь недавно присоединилась к компании, а рыжая искусительница Лили обхаживала Бел-Атара. До актёра доносились обрывки разговора:
— …не проси больше богов освещать мой путь, это лучше доверить звёздам, — раздавался глубокий и бархатистый голос Касарбина, от звучания которого Момо прикрыл глаза.
— И насколько же это надёжно — всецело полагаться на звёзды? — с придыханием спрашивала Лили.
У неё за ухом белел одноимённый цветок, а щёки девушки раскраснелись от пары выпитых плошек вина.
— Славный вопрос! Ведь имеются основания считать, что непоколебимая Арамаль-Ум, наша достопочтенная полярная звезда, не такая уж непреклонная и постоянная, как убеждены многие…
Момо молча уселся на каменную изгородь рядом с Бел-Атаром и предложил ему бутылку с заном.
— …Древние утверждают, будто четыре тысячелетия назад полярной звездой была вовсе не Арамаль-Ум, а Каурес, — продолжал рассказ Касарбин, остановившись для того, дабы совершить короткий глоток зана, — а весь третий покров, примерно тысячу лет, вообще не было полярной звёзды, зато были светила-стражи в лице Арамаль-Ум и Каурес, ну затем… затем стало так, как оно есть сейчас, и на небесный трон взошла Арамаль-Ум.
— Очередная мёртвая звезда, — язвительно хихикнула Лили, припоминая старые проповеди от мудреца-Касарбина. — И кто же эти древние? Почему мы должны верить в их небылицы?
— Древние — это лунги. И врать лунгам нет нужды, — серьёзным и скорбным тоном вымолвил Момо, отнимая бутыль у Бел-Атара.
Он снова набрал полный рот зана, и снова вручил сосуд собрату.
— Момо, я признательна тебе за то, что ты утром помог мне с причёской, — сердечно проговорила травница, склоняя голову поближе к собеседнику.
— Забудь об этом. Касарбин, давай лучше придумаем имя твоему славному зеркальному мечу! — воскликнул Лан, резко изменяя тему.
— Ну… с одной стороны — это, конечно, «Блестящее дело», — прошептал упомянутый Касарбин, чуть-чуть извлекая из ножен меч. — Однако с другой — «Проклятье моего существования».
Он обыгрывал традиции, согласно которым и нарекались различные мечи среди бессмертных. Хозяева ли выбирали имена оружию, или наиболее выдающиеся артефакты сами наталкивали владельцев на нужные мысли — не имело особого значения, потому что по большей части все эти прозвища делились на однотипные группы. Какие-то назывались загадочно и поэтично, вроде меча прежнего мага-короля, Тэя Алькосура, что был известен как «Кровь и Вода», или любимое орудие Ирмингаут — «Яротай», что вообще не переводилось на местные диалекты и примерно передавалось так: осколок зимы, застрявший в душе.
Другим артефактам давали имена их характерные признаки, наподобие ясного и мрачного близнецов Тельмасс — клинок одного из них блистал ярче солнца и гарду его украшали стилизованные крылья орла, по металлу второго же стелились тёмные, мрачные разводы и его крестовина напоминала крылья летучей мыши. Во всяком случае, такая о них ходила молва, да и само слово «Тельмасс» с хатра, языка древних, переводилось как «день и ночь, единые сутки».
Некоторым достославным мечам, саблям, кинжалам, лукам и топорам создатели или владельцы присваивали странные и таинственные имена, понятные лишь кругу избранных, к примеру, такие, как «Хозяин Года», или «Потомок Змея» — так звали одно из верных орудий владыки Мирн Разора.
Впрочем, представители бессмертных происхождений на просторах Ассалгота слыли не только своей изобретательностью и приметливостью, но и остроумием, и третий безошибочный вариант наименования оружия — это закрепить за ним какую-нибудь расхожую фразочку, предварительно переиначив её на забавный лад. А затем все эти «Крайние Средства» и «Стальные Доводы» наводняли коллекции истых собирателей древностей. Вот, видимо, и Бел-Атар поддался моровому поветрию, тоже склоняясь в сторону шутливого имени для меча.
— А как бы ты тогда нарёк мой кинжал? — лукаво улыбнувшись, прошипел Момо.
Он внезапно обхватил шею Касарбина и навалился на молодого человека всем весом.
— Я бы назвала его «Скрытые Намерения», — ехидно ответила Лили за чужестранца.
— Ты, может, и надела сегодня штаны, только полноценного оружия тебе всё равно не видать.
К беседе подключился Гвальд, встревая между спорщиками:
— Всё, довольно языками чесать, мы возвращаемся в ставку. Вы двое, следуйте за Главой. Момо — за мной.
Парнишка злобно наморщил нос, наблюдая, как Ирмингаут, Бел-Атар и Таолили тихой походкой направляются к дороге, которая уводила из благоустроенной части Исар-Динн прямиком в омут, за Песочные врата. Глава держала Тортика за поводья, и ослик неспешно вышагивал, стуча копытами по мостовой.
