Если бы теперь Дуностар попал под следствие богов, то и на суде всевышних не смог бы чистосердечно признаться, зачем тогда украл у беспомощного кузена столь дешевую безделицу. Седьмой ар просто не знал ответа, однако вопрос этот, словно гнойный нарыв или незаживающая язва, продолжал мучить его душу, изводя изнутри и подтачивая трезвомыслие. В любое свободное мгновение Дуностар обращался к кольцу, и крутил его на пальце.

— Ур! Химгур! Кардрагон! — разносились завывания молящихся, и полководец не выдержал.

Наверное, ему больше всех из присутствующих досаждали эти крики. Дуностар схватил со стола позолоченный кубок для вина и с остервенением зашвырнул его в противоположный угол палатки, выпалив при этом:

— Ради всевышних, заткнитесь уже!

— О… я не вовремя, Ваше Сиятельство? — зазвучал высокий и стройный, но пленительный женский голос, и Дуностар резко повернулся.

В проходе он узрел дорогого гостя — свою старшую сестру.

— Что Вы, Ваше Сиятельство, для Вас я найду час даже в единственной минуте, — игриво отозвался хозяин, растягивая губы в тёплой улыбке.

Он совсем не ожидал увидеть сегодня родную сестрицу, верного друга и соучастницу во всевозможных проказах в детстве. С тех пор, как старшие дети донга Аонов повзрослели, они предпочитали наиболее безобидные и безболезненные из шалостей, и потому звали друг друга смеха ради «сиятельствами», как и велели придворные титулы, даже в узком кругу семьи.

— Что тебя печалит, Зуностар? — выдала гостья своим обычным тоном, немного поучительным, немного снисходительным.

Её звали Неридэ́я, она была на три года старше седьмого ара Аонов, и сама считалась четвёртой, среди дома Тёмных Ручьёв с того самого дня, как их общая мать, родная сестра Зархеля, скончалась от затяжной болезни. Неридэя, в отличие от Дуностара, обладала не только поразительной красотой и завидным здоровьем, боги не обделили её и выдающимся умом, поэтому женщина всегда чувствовала ответственность перед своими младшими братом и сестрой. Седьмой ар слыл слишком простодушным, а их четырнадцатилетняя сестричка Нура вообще снискала славу ветреной дурочки с кукольным лицом.

— Это «Дуностар», — поправил гостью хозяин палатки.

— Ну, конечно, как же я запамятовала? — язвительно прошептала Неридэя, пока приближалась к письменному столу родственника.

У каждого из двенадцати знатных домов Элисир-Расара в распоряжении было по две-три «фамильные» буквы, с которых и надлежало начинаться именам всех аров. Для Аонов это были буквы «з», «н» и «а», и редко можно было повстречать в среде вельмож какие-то отклонения. В конце концов, именно дворяне хранили традиции и почитали законы предков, поэтому, когда обычно смиренный Зуностар пожелал изменить заглавную букву своего имени, всю его родню поразили сомнения, однако двоюродная тётушка седьмого ара, а по совместительству ещё и королева-мать, дала добро на подобное свершение. Племянник многого не желал, и, по существу, то была его единственная просьба за долгие годы. Так что, ныне Зуностара полагалось звать «Дуностар», только Неридэя, которая до совершеннолетия брата знала его под другим именем, до сих пор вынашивала несогласие в душе.

— Неужели теперь дядя велит тебе тоже изучать все эти донесения? — проговорила молодая женщина, склоняясь над столом брата, заваленным кипами бумаг.

— Так и есть.

Зархель действительно передавал племяннику почти все документы, что проходили через его руки, для внимательного ознакомления. Затем Главный советник любил устраивать допросы с пристрастием, выпытывая у Дуностара мельчайшие подробности и выискивая несостыковки, которые не заставляли себя ждать — седьмой ар мало что понимал в подобных текстах.

— Глаза мои, конечно, тосковали по тебе, но что ты тут делаешь? — прямо спросил мужчина, поднимая усталый взор на родственницу.

— Прибыла к дяде от имени мужа. Ты же знаешь, что он чрезвычайно занят, будучи наместником Орма. Вот сперва решила навестить тебя, однако, сдаётся, что напрасно! Ты не рад мне!

Наигранно печально воскликнула гостья, а затем смело уселась на постель брата. Шёлковые ткани её алого наряда заструились по кудрявым, кремовым мехам, которые служили покрывалом Дуностару, ибо по ночам возле Горы Тысяч всё ещё властвовала беспощадная прохлада.

— Я рад тебе, Неридэя, только… просто… выкладывай.

Недовольно нахмурившись и искривившись, Неридэя немного потеребила в руках букетик, что принесла с собой в палатку Дуностара. Она разминала между пальцами стебли багульника, и колкий аромат этих мелких белых цветов, собранных в пышные соцветия-зонтики, уже наполнил временное убежище седьмого ара. Сперва женщина не хотела откровенно объясняться с родственником, однако потом решила, что Дуностар никогда не поймёт её намёков, и сразу приступила к сути:

— Любезный братец, это правда, что дядя замыслил упрочить союз между нашим домом и Амуинами посредством очередного брака?

Дуностар всё ещё восседал за столом. Ему пришлось повернуться в полкорпуса и облокотиться на спинку стула, дабы иметь возможность смотреть на свежее и моложавое лицо старшей сестрицы, чьи малость рыжеватые, лоснящиеся брови устремлялись ввысь хвостами ласточки. Длинные волосы Неридэи сплетались между собой прядями и косами, и лоб её украшала подвеска в виде ромба, усыпанного рубинами и бриллиантами. Дуностар знал всегда, что его сестра была усладой для глаз любого, но сегодня Неридэя особенно поколдовала над нарядами и причёской.

Поскольку брат ей не отвечал, а лишь усердно пялился на её драгоценности, Неридэя настоятельным тоном прорычала:

— Это правда, что дядя хочет выдать нашу младшую сестрёнку за Его Высочество наследного принца? Ты должен расстроить этот брак!

Она была бесподобна: сурова, грациозна и непреклонна, словно львица, случайно забредшая в логово дворового пса.

— Нуре несказанно повезёт, коли Его Высочество станет её мужем.

— Зуностар! — возмущённо прокричала Неридэя, отбросив букетик на подушки. — Нельзя приносить в жертву чести и славы семейства нашу дражайшую маленькую девочку! Разве этому я учила тебя? Тем более, нынче Нура влюблена в среднего сына двенадцатого ара Аон.

— Нынче? — раздражённо хмыкнул Дуностар. — Когда я в прошлый раз посещал город, помнится, её избранником являлся главный конюший, а в предыдущую зиму — твой деверь! Она ещё слишком юна, но уже чересчур строптива и голодна. Кажется, эта её тяга к красивому досталась ей от дяди, — проворчал полководец сквозь зубы, и Неридэя едва сумела расслышать его речи. — Чует моё сердце, вскоре она опозорится и ославит наш род на целое королевство.

С этим доводом Неридэя не могла не согласиться, однако в последнее время сердце её чрезвычайно смягчилось, и молодая женщина была просто не в силах заставить себя проявлять строгость к своей младшей сестре, которую, после смерти матери, она лично воспитала и вырастила.

— А если уж Нуре настолько по душе красивое — на свете нет никого, прекрасней Его Высочества наследного принца. Ей несказанно повезёт, коли богам будет угодно обустроить этот брак. Его Высочество — добрый, честный и благородный человек, он никогда не обидит нашу малышку.

— Ох, Дуностар! Тебе откуда это известно? — раздражённо воскликнула гостья. — Не говори так, словно знаешь нрав Его Высочества, ему всего шестнадцать лет! Да, он свеж, но и зелен! Не созрел ещё, и неизвестно, что собою представляет изнутри. Как можно обручать двоих детей?

Неридэя рассерженно подскочила на ноги, и её драгоценные наряды вздрогнули. Она степенно прогулялась по периметру палатки, а затем возложила правую руку на свой живот.

— Думал, тебя это порадует. Подобный брак прославит наше семейство и приблизит к трону Его Величества ещё сильней.

— Не всё следует делать во имя власти и славы, братец, — печально промолвила Неридэя. — Я на многие вещи начала смотреть иначе с тех пор, как стала носить под сердцем собственное дитя. Ныне мне претит сама мысль о том, что придётся продать Нуру незнакомцу из-за долга, или ради бо́льших почестей.