Воцарилось напряжённое молчание, но вскоре Зархель продолжил:

— Сейчас я сам… мы с вами, любезные господа, мы сами — проводники божественной Фахарис. Или же вы позабыли, как совсем недавно, во втором месяце весны, бездна Зелёного моря разверзлась и исторгла из себя очередной золотой взрыв? Сколько судов пострадало от этого катаклизма? Сколько драгоценных предметов и чудных яств были поглощены водами? Боги жадны, а их аппетит поистине неутолим.

— Мы посодействуем, — встрял донг Ална, решивший, что иначе Его Светлость никогда не прекратит затянувшуюся тираду.

— Да-да, мы посодействуем! — подхватил Ид-Орбин, донг Адана. — В конечном итоге, Отравляющая Фахарис должна прибыть в целости и сохранности ко двору Янтарного дворца, к празднеству Дней Великих Жертв. Кто ещё возвестит жителям столицы благую весть о том, что правление Её Милости королевы-регента — мало того, что законно, так ещё и угодно всевышним!

— Мы не можем потерять Фахарис после всех расходов, что легли на наши плечи тяжким бременем, — взялся поскуливать Ид-Ремон. — Вдобавок, Вы же знаете, Ваша Светлость, что далеко не все дома Элисир-Расара разделяют наше мнение.

— Да-да! — снова запел донг Адана. — Далеко не всем домам по нраву Ваше прямое вмешательство в дела королевства. Вы, конечно, Главный советник, но Вы — не донг и не…

— Ха-ха! — донг дома Быстрых Рек покосился на своего соседа. — Мой друг желает сказать, что знать ничего не может возразить против королевы-матери, ведь наставлять на путь наследного принца — её долг, однако многие не терпят столь навязчивого участия в правлении Его Светлости Главного советника. А, коли они не терпят даже Вас, то нас и подавно терпеть не станут. Тем более…

— Тем более, Вы же знаете, Ваша Светлость?..

Переговаривающиеся мужчины склонялись всё ниже и ниже над столом, приглушая собственные голоса с каждым произнесённым словом, и Дуностару начало казаться, что ещё чуток, и все трое столкнулся лбами.

— Знаю… что? — неуверенно прошептал Зархель, складывая руки в перчатках в домик перед лицом.

— Ну, то, Ваша Светлость, что толкует о Вас всяческий сброд? И добрые озёрчане, и презренные черны…

— Они болтают, что боги наградили Вас величайшей колдовской мощью, однако и спросили с Вас немерено, — пояснил Ид-Ремон. — Даже среди знати бытует слух, будто разум вскоре Вас покинет, ибо Вас постигла кара колдуна — мрачное безумие.

— Другие же убеждены, словно Вы и есть воплощение тех отвратительных сил зла, что будто бы захватили власть в Янтарном дворце.

— Хм.

Главный советник всегда сохранял холоднокровие, когда речь заходила о слухах и дурной молве. Сплетни распускала неграмотная чернь, или напротив, наиболее просвещённые и деятельные умы королевства? И имел ли значение источник вообще?

— Пожалуй, в подобной клевете надлежит винить двойную «В», — предположил Ид-Орбин.

— Воистину, друг мой. Воины Вереска слишком многое мнят о себе в последнее время. И их грязные делишки покрывает дом Кирн. Одно могу сказать с уверенностью: слухи распространяются пуще моровой болезни.

— Моровой болезни, говорите, Ваша Светлость? Что ж, поскольку моя родина — болота, то мне ведомо лучше других, что только из болезней на невзгодах вырастают поистине чудотворные лекарственные цветы, — коварно отчеканил Зархель, а затем выпорхнул из-за стола.

Советник взмахнул рукой по направлению к выходу из шатра, намекая гостям, что те порядком засиделись, однако Ид-Ремон, так и не получивший того, за чем пожаловал к Горе Тысяч, радушно изрёк:

— Ваша Светлость, завтра в Орме состоится празднество цветов. Моё семейство шлёт Вам поклон, и спрашивает, не изволите ли Вы посетить пиршество по случаю, которое пройдёт в Поместье Слив?

— Уже завтра? — опомнился Зархель.

После того, как рот его освободился от слов, мысли советника тут же устремились к мумии Отравляющей Фахарис. Только сейчас, окинув гостей пристальным взором, он заметил, что к одеждам донгов уже были прикреплены цветы, символизирующие их дома: сине-фиолетовые горечавки значились на светло-зелёном кафтане донга Ална и васильки на сливочно-бежевой тунике из плотной ткани донга Адана.

Раскланявшись и извинившись за своё вероятное отсутствие на предстоящем празднестве, Зархель объявил:

— Дуностар, прошу, проводи гостей, им следует отправиться в дорогу затемно, а мне давно уже надлежит снова взяться за бумажную работу.

Молодой человек рукой указал направление для донгов, однако более серьёзный правитель Ална задержался. Бородатый мужчина средних лет с приятным лицом склонился к плечу Главного советника, а затем учтиво вымолвил:

— Что же касается войск? Разведка докладывает, что силы дома Чёрных Ворот сгущаются пуще туч в конце весны, да и этот странный бессмертный маг-наставник Его Высочества наследного принца ничуть не прибавляет уверенности. Как бы он не испортил наши игры, Ваша Светлость.

— Мы не ищем войны, — таинственно и лукаво протянул Зархель, — но, если война найдёт нас — стоять в стороне не будем. А о наставнике Его Высочества не беспокойтесь вовсе, он станет нашим лучшим козырем. Или разменной картой. Всё зависит от его же благоразумности.

Ид-Ремон, второй ар дома Алн, низко поклонился Зархелю и удалился вслед за своим приятелем и Дуностаром. Советник, наконец оставшийся в уединении, прикрыл глаза, сладко улыбнулся и тихо прошептал:

— Для кого-то красота заключается в красном. Для нас же чёрный — самый желанный цвет. О, возлюбленная Фахарис, я слышу тебя. И спешу к тебе.

Проведя какое-то время в оцепенении с блаженной улыбкой на устах, Зархель пришёл в себя и взялся за отложенные труды с прежним рвением, как и обещал гостям. Он вернулся в частые опочивальни посреди шатра и уселся за письменный столик. Опять перебирал доносы и отчёты, и, поглощённый работой, вдруг проворчал:

— Откуда прилетели слухи? Кто их распускает? Чёрное разносит грязь или белое рождает чёрные пятна? Кого… мне первым покарать?

Хотя, может, это и был тот редкий случай, когда чёрное вершило светлые дела? Впрочем, такое предположение — столь же ненадёжно для человека, как и любая неизвестная «путеводная» звезда.

Когда Дуностар снова заглянул в шатёр правителя, занятый дядя отослал его подальше, и полководец двинулся в собственную палатку, гораздо менее обширную и роскошную, однако тоже не лишённую некоего изящества.

Устроившись за письменным столом и приняв почти такую же позу, как и Зархель, Дуностар глубоко задумался о прошлом. Может, Зархель Великолепный искренне считал, будто глупость стояла на страже целостности души его неотёсанного племянника. Может, в какой-то мере это являлось правдой, впрочем, даже прямолинейный и понятный, а, значит, и благонадёжный Дуностар очутился не таким уж и простым.

Молодой человек возложил локти на стол и ухватился за голову. И сколько он не пытался отогнать навязчивые мысли, сколько не принуждал себя думать лишь о насущном, воображение неизменно возвращало Дуностара в тот самый день, который не столь давно припоминал Сэль Витар, посещая былое на пару с Эром Данаарном.

После того, как Зархель преподал двоюродному племяннику особенный «урок» и Его Высочество лишился чувств, Дуностару было приказано вернуть непокорного принца в его покои, что седьмой ар и проделал, разумеется. Однако вслед за тем, как молодой полководец аккуратно положил своего венценосного родственника на ложе и привёл одежды принца в порядок, на него самого будто снизошло помешательство, и Дуностар, полностью потерявший голову, снял с большого пальца наследника тонкое золотое кольцо-печать. Сэль то ли спал, то ли находился без сознания — во всяком случае, он так и не заметил пропажи, ибо владел несметным числом колец и перстней. Его ларцы и шкатулки для драгоценностей ломились от украшений, и, мягко говоря, украденное Дуностаром кольцо имело весьма спорную ценность — как в плане истраченных на него средств, так и умений мастера. Но для седьмого ара этот скромный предмет превратился в наиболее сокровенную вещь; Дуностар дорожил кольцом, наверное, даже больше, чем своим возлюбленным мечом, всегда нося его на левом мизинце, частенько пряча за перчаткой.