— Не имеешь, — отразил наследный принц, почти прижатый к стенке высокой и могучей фигурой сподвижника.
Возможно, сейчас и Сэль и пятый ар дома Кирн хотели одного: отбросить прочь приличия, позабыть разницу в статусе и формальную речь, и просто заключить друг друга в крепкие объятья после долгой разлуки, только они не могли поступить столь импульсивно и безрассудно. И неважно, что дворец окутала тьма, что ближайшие залы и коридоры пустовали, о чём заблаговременно позаботился Эмерон, капитан королевской стражи, и что они оба стояли в алькове за занавеской. Чёрный Вереск не осмелился даже придержать Его Высочество за локоть, ибо смертные и верноподданные были недостойны прикасаться к телу мага-короля.
— Могу я что-то сделать для Вас? — промолвил ар, наклоняясь к плечу Сэля.
— Да, можешь. Раздобудь для меня настоящее оружие. Меч, или кинжал. Лучше кинжал, то, что можно легко спрятать, и что не бросается в глаза.
Только такие речи ничуть не прибавили радости Эмерону. Возможно, он всё неправильно воспринял, либо батюшка, старшие ары и донги дали ему соответствующие наставления, неизвестно. Одно было ясно: пылкий князь почему-то не горел желанием добывать оружие для Его Высочества. Чёрный Вереск искривился от неприязни, давая понять Сэлю, что подобная затея ему не по душе.
— Слёзно прошу Вас, Ваше Высочество, потерпите ещё чуток. Я не… мне не позволено вдаваться в подробности, однако, коли Вы проявите стойкость, упорство и терпение, то Вам вознаградится с лихвой.
— О чём ты говоришь, Эмерон? — прищуриваясь и впиваясь в собеседника взглядом, прошипел принц.
— О том, что час свершения ещё не пробил. Плющ и вьюнок процветают лишь тогда, когда крепка их опора. Будьте крепким, будьте опорой для своего народа. Знаете, Ваше Ве… Высочество, — вдруг выражение лица Эмерона стало каким-то мечтательным и беззаботным, и он чуть повернулся в сторону, склоняя голову на бок, — жители Элисир-Расара и особенно Исар-Динн проклинают Зархеля и все нечистоты, которые он принёс с собой в Янтарный дворец. Люди презирают алчность Аонов и безрассудство королевы-матери, однако они до сих пор полны любовью к Вам. Одна Ваша фигура придаёт им уверенности и питает надеждой на лучшее, Вы для них, и для нас тоже, словно восходящее солнце на горизонте. Пока ещё не согревает, но уже очаровывает видом, вселяя в сердца тёплые чувства.
— Эмерон! Кинжал! Разве это столь трудно для тебя?! — возмущённо, но тихо прорычал Сэль Витар.
— Я, мой батюшка, моя старшая сестрица, дом Кирн, дома Гао и Линн с Вами, — почти совсем неслышно прошептал пятый ар, приближаясь к королевскому носу. — Мужайтесь. И возьмите, пока что, это.
Темноглазый мужчина с коротко остриженными волосами быстро пробежался рукой по своему облачению и изъял наружу пригоршню блестящих пригласительных табличек, которые назывались жемчужными и являлись пропусками в лучший «сказочный дворец» Исар-Динн — то есть, попросту в роскошный и благоустроенный бордель.
— Что? Зачем ты даёшь мне эту гадость? Мне это не нужно.
— Пока могу предложить лишь это. Быть может, оно не нужно лично Вам, зато пригодится кому-то другому, тому, кто за небольшую плату сам сумеет принести Вам выгоду.
— Эмерон, зачем такие сложности…
Вдруг в глубине проходной галереи раздался ритмичный шум, и заговорщики замолкли.
— Ваше Высочество, отрадно было повидаться, но мне уже пора. Долг призывает обратно.
— Но, послушай же меня…
Сэль попытался удержать собеседника и даже занёс руку, чтобы ухватиться за одежды Эмерона, однако последний мигом выскочил из алькова, а за ним только и остались, что занавески из гобеленов, раскачивающиеся туда-сюда.
— Ох, Эмерон, чёрт бы тебя побрал… — ворчал принц, пряча за пазуху злополучные жемчужные таблицы, к которым ему даже прикасаться было противно. — Я ведь должен стать мужем твоей сестры, как ты посмел вручать мне подобную гнусность?
Выждав положенное время, Сэль медленно и печально побрёл назад в покои, делиться впечатлениями и переживаниями с подушками, которые всегда были рады подставить участливое ухо своему хозяину — как слушатели, или как то, во что можно спокойно выплакаться.
Как бы там не было, а плющу и вьюнку, как и любому заговору, действительно требуется крепкая, надёжная опора. Но, несмотря на то что такие растения частенько разводят для услады взора в садах, они всё равно являются вредителями, и коли оплетут тугими стеблями-душителями живое деревце, то непременно его погубят. Поэтому, для их поддержки лучше всего подходят каменные жерди и деревянные решётки, ибо ползучие корни способны иссушить даже столетние дубы, что и говорить о хрупких водных кувшинках.
Но наследный принц начинал думать, что было бы славно, случись с ним что-то поистине ужасное. Так он хотя бы обзавёлся весомой причиной для того, чтобы отказаться от собственного долга, бросить всё к чертям на дно самого чёрного и непроглядного омута и забыться вечным сном.
— Пускай на белом поле маки расцветут, — шептал Сэль Витар, снова восседая с прямой спиной на ложе в опочивальнях холодного крыла.
Вокруг него подрагивали нежные, полупрозрачные занавески, а позади стоял безобразный бледный призрак с лосиной мордой, сложив на груди свои лапы-серпы. Призрак по-прежнему хранил тишину, и принц не заметил его присутствия.
Обычно в летний период в Исар-Диннах стояла славная и ясная погода, и уж точно это время было самым лучшим для морских путешествий. После первого в году появления на ночном небосклоне созвездия Голова Льва, которое всегда происходило в двадцать пятый день последнего весеннего месяца, и вплоть до восхода звезды Аркса́х, то есть до восемнадцатого дня первого осеннего месяца, плавания обещали быть тихими и спокойными, ибо под благодатными небесами и счастливыми светилами даже ветры усмирялись, снижая свою резкость и нагревая морозный нрав. Преимущественные в зимнюю пору северные и северо-западные ветра сменялись на устойчивые западные, а иногда даже обращались вспять и дули уже с востока.
Считалось, что могущественная звезда Арксах несла с собой пелену из облаков и порождала сильные бури в открытых водах, поэтому моряки не слишком жаловали её. Однако до двадцатого дня последнего осеннего месяца ситуация ещё была терпимой, и многие купцы, ведомые наживой, без долгих раздумий поднимали якоря и покидали порт Исар-Динн. Но когда на небесах впервые в году загоралась Мион, или Пети́на, — звезда, которую в Мирсварине звали дождливой, а в Элисир-Расаре — ненастной, уже никакой здравомыслящий путешественник без крайней надобности не спешил пользоваться услугами кораблей, ведь тогда наступала настоящая зима. А зима, как известно, водворялась не одна, она с собой приводила ледяные ветры, бури, ураганы и стихийные бедствия, и тогда-то уж точно разумней было взять экипаж или жалкую кибитку, или даже отправиться в путь по суше пешим — так доберёшься до пункта назначения целым, или, хотя бы по завершении «приключения» кто-нибудь участливый соберёт твои жалкие останки и похлопочет о должном погребении. А в море всех погибших пожирали рыбы, уграши или воплощения утопших, и не суждено им было получить упокоение.
Вообще, жители Элисир-Расара не особенно чтили звёзды. Обыватели здесь не умели толковать небесные знаки и не внимали знамениям, они редко поднимали голову настолько высоко, да и толку было бы немного от подобных упражнений — всё равно в большой, расцвеченной яркими красками столице звёзд виднелось гораздо меньше. Разумеется, деревенские земледельцы поглядывали вверх, однако и они давно жили по календарю настольному, а не небесному. Обычно жрецы Рощи Дубов отвечали за наблюдения за высшей сферой и занимались астрономией, однако по большему счёту они просто сравнивали свои данные с ходом светил, дабы убедиться в том, что события движутся по порядку, в гармонии с природой. Жрецы говорили народу, когда надлежит пахать, сеять, жать и молотить зерно, а не какая-то там белая точка на горизонте. Исключение составляли путешественники и моряки, для которых звёзды издревле служили надёжными и верными ориентирами. А ещё, безусловно, они были неиссякаемым источником различных фантазий и суеверий.