— Пойди-пойди сюда, — Зармалессия поманила принца пальцами так, как обычно делала, когда в ней начинала пробуждаться глубокая привязанность к собственному чаду.

Сэлю пришлось опуститься на колени перед креслом, чтобы исполнить прихоть матери и упасть в её объятья. Зармалессия сомкнула руки на спине сына и уткнулась носом в его белоснежную макушку.

— Больше, чем по кузену — моей единственной опоре, моему единственному заступнику, — я скучаю лишь по твоему отцу. Ты так похож на него!

Королева приняла в ладони лицо наследного принца и отстранила его от своей груди на вытянутых руках.

— Ты так похож на Тэя, и становишься всё больше и больше похожим на него с каждым новым днём!

— Благодарю Вас, матушка, за добрые слова. Я явился к Вам без приглашения, однако с просьбой.

— …но почему ты всегда со мной такой безразличный и холодный?! — Зармалессия явно гостя не слушала, она опять вцепилась острыми пальцами в черепушку Сэля и наклонила принца к себе, снова прижав его лоб к собственному сердцу. — Почему ты всегда так скуп на чувства к родной матери? Разве я не даю тебе всего, что нужно?

— Ныне мне нужен ключ от гривны покорности, — твёрдо вымолвил наследник.

Он пристально посмотрел в глаза родительнице, и началось противостояние между чернильно-чёрными водами в очах королевы и бледно-голубыми озёрами в зеницах принца. Чёрный быстро нагревается, он падок на тепло, светлый же зато лучше отражает инородные лучи влияния.

— Зачем она тебе? Ты, глупый, нерадивый мальчишка, надумал отпустить на волю неприученную к дому псину? Весьма недальновидный и ребяческий поступок. Лучше поразмысли, кто нас защитит, когда звёзды на небесах изменят своё положение, и в зенит придёт чужое светило? Что будет, когда в изумрудных водах отразится чужая слава, воспарившая до небес? Здесь никому не нужна вдова с ребёнком на руках. Пока что Зархель нам благоволит, только что будет дальше? Ты знаешь это, а?

— Да, но только ведь…

Кажется, Сэль Витар впервые за долгие годы взглянул на свою мать ни как на взбалмошное и едва ли не всемогущее создание, а как на обычного, рядового человека. После передышки, юноша продолжил:

— Только ведь Эр Данаарн — не сторожевая собака, и не меч. Он — человек.

— Сынок, он — не человек, он — бессмертный древний. Наш спасительный родник, из которого бьёт не ключевая водица, а самая чистая и непревзойдённая магическая энергия. Сегодня вельможи улыбаются нам, а завтра заносят кинжал над нашими спинами. Им не нужна женщина-повелительница, и уж подавно не нужен на троне нахальный мальчишка.

Зармалессия провела тыльной стороной ладони по щеке Сэля.

— А ты решил растратить эти чудесные силы попусту? Ты совсем больной? Ты ума лишился?! — королева в гневе повысила голос так, что склянки и графины в её покоях задребезжали.

— То есть, если он — не человек, то и мы вольны поступать с ним не по-людски?

— Красивыми словами хорошую жизнь не выстроишь! — громогласно провозгласила Зармалессия, поднося указательный палец к губам собеседника.

И Сэлю подмигнули бриллианты и изумруды с массивного материнского перстня.

— Матушка, неужели Вы на моём примере так и не уяснили, что невозможно угрозами, поощрениями и строгой привязью вызвать в ком-то душевный отклик?

— Глупыш, — снисходительно прошептала Её Милость, потирая прохладные щёки сына, — нам всего лишь нужно, дабы Эр нам преданно служил, и всё. Нам нет дела до того, что зреет в его душе.

— Союзы рушатся, клятвы преступаются, от слов легко отказываются, даже скалы перетираются в песок. Хочешь есть славный урожай — сей добро. Отдайте мне ключ от гривны, и я…

— Замолчи! Наглец! Где ты понабрался этого вздора! Только сядешь на трон — тебя сразу в клочья разорвут хищники и падальщики!

Внезапно королевой завладела лютая ярость. Её обуяли неприязнь и отвращение к собственному отпрыску, этому нахалу, посмевшему столь открыто ей перечить без причины. Принц мигом уловил перемены в настроении государыни и поспешил скрыться от материнского гнева в глубинах опочивален. Женщина, впав в бешенство, начала швыряться в смутьяна всем, что попадалось под руку. Первыми в наследника полетели лёгкие предметы, вроде подушек с кресла или царских туфелек, однако затем Зармалессия подскочила на ноги и стала забрасывать Сэля уже вещами потяжелее. Принц увернулся от большей части снарядов, ведь подобное происходило не впервой, но мелкая круглая тарелочка, вырезанная из цельного куска обсидиана, угодила прямо ему в левый глаз. По телу наследника волной прокатилась резкая боль, Сэль отвернулся в сторону, прижимая руку к повреждённому месту, однако от звуков его стонов, всё-таки прорвавшихся через стиснутые зубы, Зармалессия пришла в ещё большее неистовство:

— Даже не смей раскрывать рот и ронять слёзы, или, Одакисом клянусь, я из тебя кнутом выбью все эти девичьи замашки! И в кого ты уродился таким слабаком?! Твой отец… Ох, Сэль, твой отец бы сквозь землю от стыда провалился, если бы собственными глазами видел, насколько ты жалок! Встань и выпрямись, когда я с тобой разговариваю!

С трудом избавившись от кривой ухмылки, Сэль сделал так, как велела ему королева: расправил плечи и гордо выпрямился в полный рост, который в его шестнадцать всё ещё не мог сравниться даже с материнским. Из рассечённой надбровной дуги струилась кровь, мягкие ткани успели опухнуть и покраснеть, и глаз начал потихоньку заплывать, но серьёзных повреждений не наблюдалось. Зармалессия возвышалась напротив сына в спокойной и весьма почтенной позе, сложив кисти рук на поясе, но даже одним здоровым оком принц заметил, что взор Нин-дар-наны снова затуманился.

Королева-регент медленно подплыла к роскошному царственному ложу, на коем бы запросто поместились три-четыре крупные персоны, и завалилась на перины, вытягивая босую ножку по направлению к пострадавшему.

— Давай, выкажи мне должное уважение и милость, и тогда я, возможно, исполню твою просьбу. Может быть ты, всё-таки что-то, да и знаешь о будущем, ибо в тебе течёт та же кровь что и… — шептала женщина, погружаясь в густые дебри забвения.

Зармалессия требовательно потрясла ступнёй в воздухе, намекая, что принцу пора бы взяться за ритуал, который уже мог бы войти у него в привычку, не будь он столь отвратителен Его Высочеству и не вызывай лишь приступы тошноты.

Сэль подошёл к ложу королевы, опустился на колени, поцеловал тыльную сторону ступни Её Милости и принялся разминать её между пальцами.

— Никогда и ни при каких обстоятельствах не вздумай рыдать и ронять слёзы, ты только портишь репутацию семьи, — строго наказывала ему матушка, закатывая глаза и заламывая руки от удовольствия.

— Вам ненавистны мои слёзы, но Вы всегда рады видеть мою кровь.

Сэль продолжал скалиться, пока массировал ступни королевы, однако женщина совсем не обращала внимания на него, она мечтательно бормотала себе под нос:

— Пускай на белом поле маки расцветут…

Наследник сумел разыскать Данаарна только спустя пару дней, как раз тогда, когда его синяк под глазом расцвёл во всей своей мрачной, тёмно-фиолетовой красе. Не Сэль ли хвастался однажды магу, что фиолетовый — его любимый цвет?

В итоге, принц постановил, что ещё легко отделался от матушки, она даже не пожелала вникать в ситуацию как следует и не засыпала отпрыска вопросами, а просто вручила ему злополучный ключ от гривны, который теперь занимал две вещи — нагрудный карман Сэля, и его мысли. Маленький цилиндр, тоже изготовленный из пал-силбани, имел резьбу по каждому краю и прикручивался к одному концу украшения. Затем нужно было проделать кое-какие манипуляции с этим «ключом», прицепить к гривне секретные задвижки, спрятанные в теле соединительной трубки, и тогда шейное кольцо разделялось на две части, затем полая конструкция проскальзывала на цилиндр, полностью поглощая его, после чего образовывался разъём, через который уже можно было высвободиться из всего ошейника.

Сэль Витар случайно обнаружил своего наречённого наставника, Эймана Эра Данаарна, благо, ключ юноша всегда носил с собой. Бессмертный маг восседал на деревянном стуле с витиеватой спинкой в одной из дворцовых оранжерей, весьма отдалённой и слишком маленькой для того, чтобы вызывать в ком-то интерес. Длинный прямоугольный зал был заполнен кадками с различными пальмами, промежутки между которыми украшали высокие, прозрачные призмы хрусталя. Кое-где с потолка свисали изящные клетки для певчих птиц, однако жилища пустовали, ведь эту комнату почти никто не посещал. Эр задумчиво впивался глазами в стену напротив и никак не реагировал на пришедшего. Сэль толком не знал, чем же занят новоиспечённый гебр: погрузился в размышления, совершал незримое путешествие в Мираж, или, может, управлялся с чем-то эдаким, о чём даже принц ещё не подозревал.