Во-вторых, на всё, что бы небесники не спросили у Владычицы янтаря, имелся чёткий ответ, и он уже обрёл устойчивость и неизменность, ибо был высечен в камне… прямо на стенах башни Янтаря. Претендентка могла просто прочесть священные писания, если бы, конечно, понимала божественный язык, недоступный смертным. А жрецы даже не заметили бы подобного «мошенничества», потому что среди них не затесалось зрячих.

Кажется, и судьба, и всевышние, и звёзды благоволили теперь Главе Белой Семёрки, ибо прямо ей в руки послали несмышлёную, однако весьма сообразительную девчонку Лили, счастливую владелицу совершенной памяти. План Главы приобрёл более надёжное основание, стал отчётливым и даже покрылся блестящей позолотой. Изо дня в день он наполнял сердце эльфийки радостью.

Теперь вместе с ней и Учёным в кабинете заседали ещё Гвальд и Лили, которой предстояло усвоить массу сложного и заковыристого материала.

Пока Глава и Учёный в уголке перебирали старые записи и просматривали древние гравюры, Гвальд перекладывал листы с рисунками из одной стопки в другую и попутно поглядывал на Лили, которая читала какую-то тонкую книжицу, восседая за противоположным краем стола. Прищурившись, мастер попытался выяснить, что именно читает девчушка, потому что ему показалось, будто ученица жульничает, и вместо трудного для восприятия богословского текста она уже переключилась на дешевый романчик. Но тут на очередном листе бумаги перед Гвальдом, наконец, предстал образ, который он столь старательно разыскивал.

— Вот же, глянь, Глава! Не иначе, как вылитая Лилия! — торжественно провозгласил мужчина, поднося к лицу девчушки традиционное для Исар-Динн изображение Владычицы янтаря. — Ещё скажи, что я был не прав!

— Ты великолепен, право слово, — иронично выдала Глава, даже не поворачиваясь в сторону Гвальда и Лили.

— Или же ты по-прежнему думаешь, будто нам надлежало использовать Момо? — холодным и острым тоном отчеканил мастер.

Он резко поднялся на ноги и подошёл к Главе, которая устроилась у тонкого застеклённого окна и изучала тяжеловесный сборник старинных преданий. Мужчина едва склонился к её хрупкому плечу, покрытому струящимися прядями распущенных, белоснежных волос. Он знал, насколько сильны и могущественны представители высоких происхождений, особенно эльфийского, но до сих пор дивился удали этой воительницы. Глава с лёгкостью держала на руках фолиант, который с трудом поднимал Учёный — вполне крепкий мужчина в расцвете лет. Уже не единожды Гвальд становился свидетелем выдающейся физической формы Главы, однако он всё ещё не привык к подобному, и его, как благородного и славно воспитанного человека, всегда подмывали крамольные мысли. Он хотел помочь слабой женщине, защитить её… но всё было бесполезным. Глава не нуждалась ни в поддержке, ни в участии со стороны людей.

— «Использовать Момо»? — злостно повторила эльфийка, — не Момо, а его таланты. И не «использовать», а «обратиться к».

— А, ну как же я запамятовал о том, что эльфы вечно придираются к словам. Впрочем, ты и без того прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Да ведь?

Кажется, она вонзилась прямо в душу Гвальду своими ядовито-красными зеницами и надменно улыбнулась.

— Вопрос другой: а понимаешь ли ты сам, коли не можешь выразить задуманное?

Глава, будучи прирождённой охотницей, загоняла добычу в угол. Однако Гвальд не походил на кроткую лань или пугливую серну, он скорее смахивал на могучего медведя, с которым тягаться не каждому по силам и который будет сопротивляться до последнего. Но… костёр вражды не разгорелся, не напитался косыми взглядами, колючими словечками или насмешками. В конце концов, Гвальд правду говорил, и Глава всегда зрела в корень его намерений. Она знала, что сердце Гвальда — одно из самых честных и прямолинейных среди тех, которые ей довелось испытывать. И даже если грозный воин порой не отдаёт себе отчёта в том, что конкретно его гложет или что терзает его на данный момент, он никогда не покривит собственной душой, которая, может, ему и не открылась вовсе. Он не понимает тайных языков, но здесь важней иное: не осознавая, как прокладывается курс, Гвальд чувствовал его нутром и придерживался выбранной дороги.

— Лили, что ты там читаешь? Я по твоему хитрому лицу вижу, что это совсем не то, что полагается! — вдруг рявкнул Гвальд, отстраняясь от Главы. — Лили!

Девушка настолько увлеклась рассказами о любовных похождениях лесной нимфы, оставившей дикие чащобы и присоединившейся к людям, что не обратила внимания на упрёки.

— Лили! Сосредоточься! Из-за твоей оплошности пострадаем все мы, ты вообще… — Гвальд устало возложил руку на лицо, — ты вообще осознаёшь, что происходит и насколько это опасно?

— Да, мастер, — спокойно и уверенно ответила девушка, мигом спрятавшая запретную повесть. — Я ведь травница, и лекарь. Мне не привыкать к ответственности. Тем более, я уже закончила на сегодня!

— Гвальд! Гва-а-а-а-а-а-льд! — откуда-то из дома послышался истошный вопль, выпущенный то ли Ватрушкой, то ли Алхимиком, и мастер молча поспешил на помощь потерпевшим.

Вскоре кабинет покинул и Учёный, предварительно собравший самые ценные записи и понёсший их обратно в личную комнату, дабы редкие свитки и пергаменты ночевали рядом с хозяином. Иноземец Виридас, в жилах которого по слухам плескалась разбавленная кровь возвышенного происхождения — митриникийского, — стерёг свои сокровища, словно истинный дракон, и лучше было к ним без дозволения не прикасаться. Разве мифы и легенды не гласят наперебой, что драгоценности драконов издревле преследует страшное проклятье? И тот, кто пожелает что-то выкрасть из запасов ящера, прослывёт явственным глупцом, ибо заодно получит суровый наговор. И неважно, что золото этого дракона заключалось в знаниях.

Глава убрала фолиант, который изучала, и подошла к письменному столу. Рыжевато-медовый свет от масляных ламп заливал пространство и облизывал пальцы молодой девчушки, которая своей худенькой ручкой делала какие-то наброски. Эльфийка отыскала копию одного документа, ткнула в первый попавшийся символ и строго спросила:

— Что это значит?

— Красота, — без заминок откликнулась Лили, — или нечто прекрасное.

— А это? — Глава перевела собственный острый пальчик на иной знак.

— Дом, или хлеб.

— Это?

— Хм, — испытуемая захихикала. — Проверяете меня? Этот символ ничего конкретного не означает, он лишь показывает, что речь идёт об отвлечённом понятии.

Несмотря на то, что Лили безошибочно ответила на все каверзные вопросы, создавалось ощущение, будто Главу успехи подопечной никак не впечатляли. Напротив, жёсткий и твёрдый лик воинственной женщины ещё больше нахмурился, а брови соединились на переносице в глубокую морщинку. Нрав морозной эльфийки был подобен её далёкой и беспощадной родине. Он, словно бескрайняя ледяная пустыня, никогда бы не оттаял и не заколосился травами от единственного лучика солнца. Однако, холода особенно отягчают сердце в преддверии весны.

— Видите? Я ничего не забыла, всё помню.

— Что на самом деле ты читала? — вдруг неожиданно добродушно поинтересовалась Глава.

— На примере этой книжицы Касарбин учил меня, правда, история оказалась…

Лили осторожно оглянулась по сторонам, убедилась, что никто не наблюдает за двумя сплетничающими дамами, и продолжила:

— …оказалась очень пикантной. Нимфа пресноводного ручья, дочь хозяина леса, однажды повстречала на берегах своих владений молодого человека. Они полюбили друг друга, однако богоподобная родня нимфы не давала согласия на такой неравный союз. Но потом выяснилось, что её возлюбленный являлся сыном верховного правителя, которому жрецы пророчили великое будущие, и у них всё сложилось.

Таолили мечтательно закатила глаза. Вначале она вообще не понимала, зачем Глава повелела обучить её чтению, ведь девчонка могла попросту запомнить каждый из иероглифов, а затем найти любой среди писаний на стенах Янтарной башни. Однако теперь Лили тоже получила некоторую выгоду от столь сомнительной затеи — она пристрастилась к второсортным книжкам, где всё повествование вертелось вокруг двоих, и воздух рядом с ними намагничивали бури из стихийных чувств.