Глава, величественная и прекрасная эльфийка с белоснежными волосами и алыми зеницами, испытывала странную слабость к холодному оружию. Бел-Атар с лёгкостью отметил этот «порок» женщины, ведь сам был грешен тем же. Он сызмальства обожал сабли, мечи и кинжалы, прочёл немало книг о них, изучил массу справочников, и часами мог разглагольствовать о древних и достославных артефактах так, словно лично ковал и зачаровывал их.

Даже наиболее приземлённая в ставке вещь — пища — всегда была на высоте. Здесь обитателям не приходилось изо дня в день давиться одинаковой похлёбкой, и в своё жарко́е они клали настоящее мясо, причём изысканное, вроде оленины, а не какую-нибудь там красную рыбу или дешёвые устрицы, которыми насыщались бедняки. С первой минуты в братстве Касарбин только и слышал, что о всяких диковинках: «виноград», «шоколад», сколько же стоят подобные лакомства на берегах Исар-Динн?

И к чему такое расточительство?

Безусловно, Лили не обращала внимания на различные мелочи. Она уже была довольна тем, что у неё появилась крыша над головой и что её не гонят взашей. А беспокойство Бел-Атара росло по мере того, как весна продвигалась вперёд, увеличивая промежутки света и выбеливая тёмное время. Ночь сокращалась, и солнце всходило на горизонте всё раньше и раньше, что должно было продлиться вплоть до солнцестояния — празднества цветов.

Однако, главная проблема Бел-Атара заключалась в ином: для него почти не находилось работёнки после того, как он починил накладную бороду Онкелиана. Касарбина не приглашали трудиться в лавку, его не нагружали домашними заботами, не допускали на кухню в страхе перед тем, что неумелый повар сожжёт вкусное блюдо, и даже Гвальд не брал его с собой в высотную часть города. У Гвальда и Главы имелись какие-то подозрительные дела на медном холме, но какие именно — не представлялось возможным выяснить. Ходили слухи, что нынче Белая Семёрка спелась с Воинами Вереска, а вот с братством Служителей костей, наоборот, в плохих отношениях. Но Глава считала Бел-Атара слишком рассудительным и… порядочным, а потому не доверяла ему, Гвальд не посвящал приятеля в секреты братства, так как переживал за его благополучие, и чужаку только и оставалось, что слоняться по округе и погружаться в личные раздумья.

Его час наступал тогда, когда звёзды зажигались над башней ставки. К этому времени все члены Семёрки возвращались в дом, затем совместно ужинали, после чего Бел-Атар принимался за собственную задачу: обучал Лили чтению, что было не трудно, право слово, ибо память девчушки действительно была совершенно выдающейся.

Лили, напротив, с самого утра носилась по дому как пчёлка. Она прекрасно сошлась характером с Алхимиком и с жаждой и вниманием поглощала каждую крупицу знаний, что ей предлагал новый учитель. Лили могла заниматься уборкой, ведь Главе особенно нравилось, как эта проворная девчонка складывает её облачения, могла помогать у плиты Момо. Правда, самодовольный юнец довольно быстро спроваживал навязавшуюся прислужницу, ведь ничто не грело его сердце так, как похвала и восхищение. Момо любил принимать хвалебные отзывы об ужине единолично, и поэтому никому бы не позволил помогать… то есть, мешать ему готовить. Он не желал делиться славой за заслуги, но был не против, если Лили мыла посуду.

Иногда Таолили отправлялась в лавку Северона, где с многочисленными работниками сортировала недавно прибывшую одежду, посуду и постельные принадлежности. Порой девчонке перепадала какая-нибудь не очень свежая обновка, которой её награждал Онкелиан или лично мастер. А посему, когда Гвальд брал новую подручную в высокий город, то она с лёгкостью могла изменить собственную внешность: спрятать лицо, накрыться пёстрым платком или закутаться в бесцветное покрывало для того, чтобы её не узнавали, или, наоборот, дабы лучше выделяться в толпе. То же самое проделывал Гвальд.

Вообще, его облик всегда оставался примечательным. В конце концов, разве удастся человеку скрыть поистине грандиозный рост на людских землях, кои не наводняют рослые лунги, араны и эльфы?? Вряд ли, а потому Гвальд даже не пытался. Он играл от обратного, и наряжался вычурно, броско и кричаще. Вчера он значился заезжим купцом, сегодня изображал служителя культа в рясе, а завтра мог представиться прокажённым, главным было одно — не подставлять лицо и тело обличительным солнечным лучам.

Бел-Атар решил, что именно для того Семёрке и нужна столь сомнительная лавка — дабы иметь свободный доступ к потоку разнообразных сменяющихся нарядов. Весьма умно, коли знать, как люди встречают новичков, — по одёжке. В омуте у пропащих пьяниц и отпетых бродяг могло не быть даже личной кружки, но у последнего нищего имелся свой собственный запоминающийся сюртук.

В будние Гвальд частенько уходил на медный холм, и сегодня к нему присоединилась Лили. Вместе они должны были раздобыть что-то из списка Алхимика, что поступит в продажу к обеду в одной престижной магической лавке. Момо собирался наведаться в знаменитый и роскошный дом увеселений, где у его персоны как под мужской личиной, так и под женской имелось множество постоянных посетителей.

Как понял Касарбин, каждый из братства занимался каким-то «особенным» делом, однако, орудовал он на благо всех Белых. Алхимик что-то отчаянно мастерил в своей лаборатории, некое неповторимое зелье тогда, как основное достояние Момо заключалось в его связях. Лан упоминал, что он не просто водил знакомство с жрецами дома Дубовых Рощ, но даже встречался с некоторыми небесниками — служителями Янтарной башни. Именно Момо должен был раздобыть очень важную деталь, столь необходимую для успеха целого плана — перламутровую таблицу-приглашение.

Загвоздка в том, что Солнечная игла Виликарты, коя и интересовала Главу с Гвальдом, содержалась в запертой Янтарной башне, а туда было не попасть. Кроме того, башня возвышалась на опасном участке Сломанного берега прямо среди воды, кишащей уграшами и воплощениями утопших, и соседствовала с Дремлющим лесом. Без приглашения визит в Янтарную башню не представлялся возможным, ибо на ней лежали невероятно могучие чары, такие крепкие, что ни смертные, ни бессмертные, ни даже маги-короли не в силах были нарушить их указ. Однако, приглашение могла получить одна особа — Владычица янтаря.

Владычица янтаря — полумифическая фигура, служительница древнего культа, адепты которого превозносили драконов и магию, покровительница как настоящего янтаря, так и зиртана — затвердевшего либбо. Мало кто из жителей Элисир-Расара до сих пор веровал в её существование, однако проводить смотрины на подобную роль было своего рода традицией. Правда нынче почти никто не осмеливался подплывать в надлежащий день к острову Янтарной башни для того, чтобы предложить собственную кандидатуру — претендентку ждало суровое испытание, нужно было иметь при себе перламутровую таблицу, и, вдобавок, никто не знал, что впоследствии происходило с потерпевшими неудачу. Во всяком случае, об этих потерянных душах в Исар-Диннах не вспоминали.

Погружённый в размышления Бел-Атар вот-вот закончил заносить в обитель Семёрки ящики с горной породой, которые назаказывал Алхимик и которые почему-то выгрузили на другой стороне улицы. Теперь Алхимик желал в уединении и тишине переворошить все камни и булыжники, дабы найти в них нечто ценное, поэтому Касарбин его покинул и снова выбрался наружу.

Он стоял возле крыльца и отряхивал от пыли руки, и вдруг заметил впереди прелестную молодую девушку в шляпке и тёмно-изумрудном платье. Со светло-золотистыми кудрями и розовым личиком она казалось столь невинной, что Бел-Атар не на шутку распереживался за её благополучие. Что эта беззащитная пташка позабыла в столь неприветной пустоши, открытой для стервятников и коршунов?

— Могу я вам чем-то помочь? — Касарбин начал говорить ещё до того, как подошёл к даме.

— А справитесь ли, тан? Силёнок хватит?

По спине молодого человека пробежались мурашки.

— У меня ведь зверский аппетит, — продолжала девица.

Бел-Атар подпрыгнул к барышне, подступил совсем вплотную, отгибая рукой полу соломенной шляпы и вторгаясь в чужое затенённое пространство.