Действительно, одна из створок оказалась приоткрытой, но, поскольку двери не запирались изнутри, такую вольность мог себе позволить даже ветер. Сэль еле слышно спросил:

— Сагрена? Это ты? Что тебе нужно?

Однако по залу по-прежнему растекалась лишь тишина, и он захлопнул дверь.

На утро Сэля вызвала к себе матушка-королева.

На самом деле Момо звали Лан Кер-Велин, и он отнюдь не шутил, когда говорил, что может однажды не влезть в платье. Момо был прирождённым актёром, знал много различных фокусов, умел исполнять акробатические трюки, ему привили любезные манеры и грамоту, и зачастую он переодевался в хорошенькую барышню для того, чтобы выйти на промысел. Момо любил совершать мелкие кражи и обчищать карманы праздных богачей, но не во имя наживы, а только ради собственного удовольствия, за что регулярно получал взбучку от Главы, ведь Белую Семёрку ни при каких условиях не должны были раскрыть. Момо же брал всё самое выдающееся и интересное, настолько, что добычу потом вообще было невозможно сбыть.

Он без каких-либо затруднений выложил свою историю Бел-Атару, собственно, потому что и рассказывать-то было особо нечего. Ведь однажды случилось так, что Момо, то есть Лан, почти полностью потерял память. В ставке Белой Семёрки шептались, будто после предпоследнего золотого бедствия, разрушительного и богатого на катаклизмы, Глава нашла Момо слоняющемся по размытым окраинам восточной части города, недалеко от развалов стены, всего покрытого грязью и тиной и не помнящего ничего о прежнем себе. Первое осознанное воспоминание Лана — это лицо Главы, и теперь парнишка очень бережно хранил в голове дорогую картинку. Глава приютила Момо примерно два года назад, и, скорее всего, тогда ему было около тринадцати лет, но никто не может знать наверняка. Белобрысый казался слишком ловким и умелым для желторотого пятнадцатилетнего юнца, но таковой была местная легенда, и Касарбин не имел причин в неё не верить.

— Хочешь посмотреть на меня в парике? — плутовато изрёк Момо, отбивая каждый звук языком и чуть-чуть прищуриваясь.

Когда он так делал — это означало, что парнишка не исполнял какую-то роль, а являлся самим собой, что происходило крайне редко.

— Да, — без малейших промедлений ответил Бел-Атар и сверкнул белоснежными зубами.

Они стояли на веранде, но рассвет ещё толком не начался. Зато пасмурное небо уже окрасилось в пепельные и перламутровые тона, и подёрнулось лёгким свечением на востоке. Сейчас были отчётливо видны заросли высокой травы, что со стороны сада окружали каменный дом с башней. На тёплом весеннем ветру трепыхались пушистые кисточки тростника и колыхались толстые початки рогоза. Тихо и мелодично шелестя, они словно переговаривались с духами, которые обитали неподалёку.

— Тогда решено. Обязательно покажусь, — звонко вымолвил Момо, после чего похлопал руками по перекладине ограждения и двинулся в дом.

В ушах он носил длинные серёжки из прозрачных призматических кристаллов хрусталя, но когда должен был отправляться в город по делам, — на «выступления», как Лан лично это именовал, — то снимал украшения и прятал в шкатулку.

Момо делил комнату с магом Онке́лианом — Ватрушкой, и сперва можно было подумать, будто эти двое не ладят. Однако, как Бел-Атар выяснил в последствии, парни прекрасно ладили, просто, как и заведено у молодых, постоянно задирали и подковыривали друг друга.

По утрам Момо частенько шёл на пару с Ватрушкой в «торговый дом» Белой Семёрки — по сути, обычную лавку старьёвщика, где они оба работали, скупая для перепродажи различное добро, но, в основном, поношенную одежду и домашнюю утварь. Магазинчик этот гордо величался «лавкой волшебного Северона», и там хозяйничал Онкелиан. Однако, он тоже выглядел слишком юно, а потому у него имелся специальный костюм для приёма посетителей: потрёпанный балахон колдуна, старенький колпак и накладная борода отвратительного качества. И Касарбин задумал исправить худую маскировку.

Вообще, вначале Бел-Атар не понимал, что именно происходит в лавке Северона и чем конкретно занимается всё братство. Вокруг всегда кипела деятельность, у всех имелась масса занятий, помимо него. Гвальд тоже регулярно наведывался в торговый дом Семёрки, но большую часть времени он проводил в верхнем городе, за Мраморными воротами или вовсе на медном холме. Алхимик, вроде как, производил на продажу кучу разнообразных «магических» зелий, мазей и притирок, которые выставлялись в лавке волшебника или уезжали из омута вместе с Гвальдом, туда, где их путь уже было невозможно отследить. С иной стороны, в истинные обязанности Алхимика входило кое-что совсем другое: он властвовал над неким «списком».

В списке этом значилось более семидесяти пунктов, и целое братство гнуло спину над тем, чтобы раздобыть в надлежащем виде каждый ингредиент, даже самый незначительный. Дела Алхимика пошли в гору, когда к нему подрядили ещё и Лили. Девчонка, несмотря на то что была сиротой и все свои семнадцать лет прожила в деревне, проявляла редкую смекалку, аккуратность и щепетильность. Она разбиралась в травах, минералах и веществах животного происхождения, ловко обращалась с оборудованием, и, что не менее важно, была до пугающего напористой. Последняя особенность новой подопечной шла Алхимику на руку — беда в том, что он никогда не выходил за пределы ставки, а если ему всё-таки требовалось по каким-то невообразимым обстоятельствам покинуть дом родной, то он с головы до ног закутывался в одеяло.

Разумеется, со столь диковинно «одетым» и странным господином никто не желал водить знакомств. Люди боялись вступать с Алхимиком в открытую беседу, что создавало огромные проблемы на пути к приобретению, и даже к производству нужных ингредиентов. Прочие члены братства, такие как образованная и сведущая Глава, например, или ловкий делец Момо, могли купить нужные субстанции по указке, но они не умели надёжно проверять качество, и, как уже отметил Алхимик, никто из Семёрки в жизнь бы не отличил аир обыкновенный от аира кряжистого, не говоря уже о том, чтобы разбираться в бесчисленных сортах какого-нибудь там багульника.

Бел-Атар быстро догадался, что, хоть члены братства и ковали себе дурную славу, а со стороны казались вовсе дикими, их предприятие — всё равно, что слой золота, нанесённый в лаборатории фальшивомонетчика на дешёвую медь — лишь нарочитая видимость. Стоило провести по поверхности ногтем, как перед глазами проклёвывалась истина, как всегда, неприятного, не успокаивающего цвета. Все здесь работали на благо «списка».

Никто в братстве не ел задаром свои харчи, у каждого члена имелась чёткая, тщательно выверенная роль, предписанная ему мастером или Главой. Только, почему-то, подобное положение вещей держалось в строжайшем секрете и покрывалось завесой мрака перед новичками.

Впрочем, проницательные глаза Бел-Атара было не так-то просто обмануть. Он, начитанный и любопытный от природы, многое замечал, и все свои открытия старательно мотал на ус. К примеру, Белая Семёрка вечно пыталась обстряпать свою деятельность так, словно она терпит страшные издержки и чуть ли не нищенствует, только вот никто в доме с башней по-настоящему не нуждался в деньгах.

Начнём с того, что у Момо был целый гардероб из прекрасной женской одежды. Сундуки в его комнате ломились от пышных нарядов, а ларцы проседали под тяжестью украшений. В опочивальнях Учёного, которого звали Ви́ридас, находились бесценные рукописи в единственном экземпляре из-за далёких морей, дорогостоящие свитки и пергаменты, и он, в общем-то, был не прочь поделиться с Касарбином некоторыми картами и фолиантами, ведь узрел в новичке схожий интерес. Алхимик никогда не стоял за ценой, коли ему действительно нужно было заполучить определённый ингредиент. У него в запасниках томились и ладан, и корень женьшеня, и сушёные лепестки чёрного лотоса, как и семена голубого, и многое, многое другое редчайшее сырьё. Маг тоже кое-чем владел: фамильными реликвиями из сферы волшебного и книгами по чародейству, ровно, как и формулами, или чертежами заклятий.