— Моего кузена ещё не короновали, — тихо и отстранённо прошептала Неридэя.

— Но… это ведь лишь вопрос времени, — помощница тут же получила болезненный укол пылающим взором от своей госпожи.

Две благородные женщины, облачённые в пышные придворные наряды и изящно причёсанные, расположились в густом саду, где насыщенно-зелёные тёмные листья на кронах плодовых деревьев создавали прекрасное укрытие из мозаики остужающих теней. Последний летний месяц — воистину изобильное время, когда сочные ягоды и фрукты уже поспели, а птицы до сих пор продолжают заливисто петь, если не заняты охотой на громадных стрекоз с хрустальными крылышками.

Нынче положение Неридэи было весьма неустойчивым и щекотливым, и говорило само за себя, ведь скрывать его было сложней день ото дня не только по вине выдающего живота, сообщающего всякому зеваке о беременности женщины, но и потому, что любому завсегдатаю дворца было известно, что она носит фамилию Аонов, врагов короны. Её верность правящему роду и наместнику трона вызывала массу сомнений…

Впрочем, юный Нин-дар-дин, Господин всех земель и рек, не просто славился великодушием, он таковым и был, и посему решил пощадить троюродных кузин, племянниц проклятого Зархеля и дочерей опального теперь донга от Аонов.

Однако! Для каждого заядлого собирателя расхожих мудростей — не секрет, что врага следует держать рядом, не допуская его при этом ни в своё сердце, ни в свои помыслы. Поэтому, Неридэя совместно с младшей сестрой переселились из Орма в столицу, прямиком в Янтарный дворец, поближе к Его Высочеству.

Неридэя восседала на подушках под персиковым деревом посреди лавочки, высеченной из цельного куска белоснежного, заморского мрамора. Рядом кустилась какая-то богатая растительность, усыпанная крошечными цветами в виде кремовых звёздочек, которые облюбовали бабочки. На женщине было надето нижнее платье из розоватой материи, лёгкой и летящей, сверху прикрытое верхним слоем нарядов из плотного атласа цвета тёмной морской волны, пронизанных серебряными нитями. Волосы госпожи Аонов сдерживались на лбу обручем из серебряной проволоки, украшенной свежими и пышными бутонами душистого шиповника бледно-розового оттенка, в тон нижнему платью. Возле неё в скромной позе стояла верная помощница родом с тех же земель, что и сама Неридэя.

— Ох! И куда запропастилась эта взбалмошная девчонка! — воскликнула четвёртая госпожа дома Аонов, вытягивая и без того длинную шею и нетерпеливо высматривая сестрицу.

В глубинах дворцовых садов испокон веков проходили тайные встречи и запретные свидания, однако за этой частной беседой двух горячих сердец должна была строго наблюдать почтенная и уважаемая дама, хотя бы со стороны.

— Я уже устала ждать её! Коли она не поспешит, мы опоздаем к обеду. Нура! Нура, немедля явись мне!

Наконец, из-за деревянной решётки, увитой плющом, выпорхнула довольная Нура. Стуча каблуками о мощёную дорожку, она быстро обскакала по полукругу фонтан с грифонами и единорогами, и направилась к старшей сестре. Щёки её пылали, а глаза блестели, не оставляя ни малейших сомнений касательно того, чем эта бесстыдница занималась только что со своим компаньоном. Неридэя сурово нахмурилась и испустила грозный вздох. Она больше не напоминала бурую львицу, обороняющую собственное логово, скорее это был полноценный огнедышащий дракон.

— Нура! Какая же ты бессовестная! Клянусь божественными косами Кисарит, я тебя при всех слугах выпорю! — старшая госпожа в доме продолжала брюзжать, пока Нура беззаботно улыбалась.

Наглая девчонка слишком хорошо знала, что у Неридэи духу не хватит поднять на неё руку, или даже палец — она, подобно матери, лишь воздух сотрясала понапрасну, стараясь сковать себе, пока горячее, славу грозной и непреклонной хозяйки.

— Умерьте гнев, Ваша Светлость, это вредно для малыша, — отбила острым язычком нахалка, опускаясь перед сестрой на сырую землю и кладя ей на колени голову, — а я уже более не ребёнок, мне уже пятнадцать. К тому же, я искренне полюбила его!

— Нура! — свирепо искря глазами, зарычала четвёртая госпожа Аонов. — Недавно ещё ты «любила» среднего сына двенадцатого ара Аон, а до этого — моего деверя.

— Ваша Светлость, Его Высочество просил Вас изучить эти бумаги и теперь ожидает Вашего мнения, — неловко напомнила помощница на ушко Неридэи.

— Разумеется, однако позже. А сейчас оставь нас, — скомандовала женщина.

Когда служанка скрылась за поворотом, Неридэя опять взялась отчитывать свою скандальную и непокорную родственницу:

— Однажды ты осрамишь нас на всё королевство, Нура, я это сердцем чувствую… и тогда наш дорогой братец, светлая ему память, будет слёзы лить в загробном мире из-за твоего бесчестия!

Нура приподняла голову и посмотрела на сестрицу влажными, обворожительными и колдовскими очами, опушёнными целым ворохом ресниц. Она, будучи пятнадцатилетней несмышлёной барышней на выданье, лучше других умела пользоваться этим смертельным оружием — своими бездонными глазами-колодцами с чёрной водицей, огромными и блестящими, будто у лани, правда, вечно холодными, даже тогда, когда на их поверхности распалялись бесовские огоньки детских шалостей или же разгоралось пламя вполне нешуточной страсти, достойной самых зрелых и искушённых.

— Наш братец был не только доблестным героем, но и истинным мужчиной, коему не пристало слёзы лить! Он в жизни не обронил не одной слезинки! — возмутилась юная красавица.

— Однако, завидев твоё недостойное и порочное поведение, он взялся бы оплакивать честь нашей семьи! — Неридэя уже успела сменить гнев на милость и её слова прозвучали весьма игриво.

Младшая дочь второго ара дома Аонов, Загамота Тихого, которого недавно сместили с поста донга, поднялась на ноги и выпрямилась. Сегодня её фигурку украшало лёгкое свободное платьице из множества слоёв персиковой, полупрозрачной ткани и укороченный жилет, выполненный из тёмно-вишнёвого бархата с ромбовидным узором, вышитый золотой нитью и усыпанный золотыми же бусинками по кайме.

— Сестрица, прошу, не переживай. Ах, вот же он! — барышня заметила своего суженого около мраморной арки с ребристыми колоннами, что обрамляла выход из этой части сада. — Прощай, любовь моя!

Нура ласково помахала благоверному, желая ему тем самым счастливой дороги, а также выказывая надежду на скорую встречу, и когда он ушёл, выдала сестре свои настоящие намерения голосом прирождённой заговорщицы:

— Разве не будет лучше, если господин Тап Джеби-рут полюбит меня сердцем и посветит мне собственную душу? Может, наш дорогой братец отныне — и герой Элисир-Расара, чья слава никогда не померкнет, но мы с тобой, любезная подруга… мы с тобой — не только сёстры героя, но ещё и племянницы проклятого, и дочери изменника, и нам надлежит как можно надёжней упрочить своё положение.

Неридэя удивлённо посмотрела на сестру, которой значилось всего-то пятнадцать лет, и которой до сих пор не позволялось даже надевать наряды взрослых, такие как корсет, например.

Сэль Витар Амуин Малидот сдержал клятву и на всё королевство объявил Дуностара, седьмого ара Аонов, бесстрашным героем, который доблестно и самоотверженно пожертвовал собой во имя мага-короля, однако с Главным советником Зархелем и донгом от дома Тёмных Ручьёв, Загамотом Тихим, всё обстояло иначе.

Королеву-мать с позором изгнали из царской резиденции, и поскольку холодное крыло дворца было разрушено, её сослали в отдалённую провинцию, в дом троюродной тётки по линии мужа — той ещё скряги и честолюбивой брюзги. Там опальная Зармалессия в скромности и безызвестности должна была влачить жалкое существование под неусыпным взором дальней родственницы, столь же непримиримым и суровым, сколь и самодовольным, упивающимся каждым её промахом. Теперь, когда Зармалессии досаждала загадочная кожная болезнь, нрав её чуток присмирел, и она больше не противилась приказам сына.

Сперва Сэль думал отослать матушку на Лихие острова — бесплодный и невозделанный пока клочок суши в океане, который Зармалессия и Зархель хотели продать островному государству Урдунов. Потом, правда, Его Высочество решил, что подобное наказание слишком уж жестокое и по-варварски бесчеловечное, ибо Зармалессии пришлось бы нырять за моллюсками буквально ради пропитания или вырывать голыми руками коренья, чтобы просто выжить.