— Правда, глупый мальчишка. Посмотри, что ты натворил. Тем более, наш договор уже себя изжил. Я ведь тоже заполучил обещанное.
Сэль немного расслабился и опустил меч на уровень талии, пока Данаарн извлекал из кармана сияющий золотисто-белыми искрами арашвир.
— Видишь, камень у меня, а это значит, что договор уже не работает. Тебе незачем жертвовать собой, отныне даже нарушение правил не превратит меня в вечно обязанного раба, да и исполнить твою просьбу не столь уж…
Пожалуй, у судьбы были иные планы: гора из мусора — не столь устойчивый фундамент, каким кажется издалека. Сэль и Данаарн давно покинули монолитный гранитный обелиск и ступили на более опасные и рыхлые земли. Внезапно что-то зашевелилось под сапогами Сэля, затем покатилось вниз, и вместе с плитой принц и демон-оборотень рухнули к подножью груды хлама, туда, где залегали более ровные и надёжные пласты.
Падение только рассмешило и раззадорило Эра. Что он вообще о себе возомнил? Подобные события отлично сбивают спесь с самых могущественных, удачливых и смелых. В конечном итоге, они с принцем — лишь расходные фигурки на столе игр для высших сил, безразличных и поистине бесчувственных к страданиям живых. Эти силы, как настоящие хозяева правды и природы, знают только те законы, которые нельзя нарушить в любом из случаев, они властвуют над стихиями, повелевают космосом и распоряжаются всем сущем, в упор не замечая никого. Для них, что смертные, что бессмертные — всё едино; просто-напросто однородный и бесплодный песок.
Когда грохот падающих камней прекратился, а пыль осела, Данаарн заключил:
— Не сложно будет исполнить твоё новое повеленье, Высочество.
Он присел на колени и принялся отряхиваться от грязи. Оглянувшись вокруг, демон-оборотень подметил, что водоворот в море ещё не усмирился, хотя уже перестал исторгать из своего чрева струи зиртана, но, в целом, всё как-то слишком притихло.
— Сэль? Ты счастлив? — насмешливо и иронично вопросил маг, поднимаясь на ноги.
Принца нигде не было видно, ровно, как и Ирмингаут.
— Сэль? Ты язык проглотил?
Вскоре из-за поваленной на бок двери из массива красного дерева раздался сдавленный кашель, и Данаарну вновь выпал шанс испытать кое-что, что он давненько не испытывал: это неприятное, инородное и зудящее чувство, когда по наличию маленькой тревожной детали в голове сразу складывается картинка худших обстоятельств, которая выбивает почву из-под ног, и ты будто бы плывёшь в пространстве, сам становясь чем-то несуществующим. Дыхание замирает, сердце леденеет, и по всем членам струится холодный ветерок, шепчущий на ушко как проклятье страшные слова — «непоправимая беда».
— Кха-кха-кха! Кха-кха!
Эр что есть мочи помчался на внутриутробные звуки.
— Хорошо, что королевы здесь нет, а то бы она пришла в ярость из-за того, что ты снова её ослушался и осмелился кашлять, — наигранно выдал Данаарн.
Однако на сей раз явь оказалась куда страшней фантазий: в тени огромной двери на спине лежал наследный принц, и из его живота торчал его же собственный меч, рукоятью устремляясь влево и вверх, к солнцу. Данаарн, лишившись дара речи, просто покачал головой из стороны в сторону. Он то ли пытался изгнать из глаз это наваждение, то ли счёл, что всё происходящее — лишь результат проделок больного воображения. Призрак, дурное и скверное приведение наиболее жутких и нежеланных ситуаций, как отголосок странной тяги к всему чудовищному и запретному, или как знамение неминуемой расплаты; как наказание после смерти. Но — нет, это бедствие произошло взаправду, и его мираж было не развеять даже столь передовому магу, даже властелину всяческих иллюзий.
Упав на колени рядом с обречённым принцем, Данаарн, выпучивая глаза, пристально уставился на белеющее лицо раненого. Кровь, что питала и обогревала кожные покровы Сэля, медленно отступала, сдавая врагу позиции. Его щёки и губы бледнели, однако из раны стремительно вытекали густые, насыщенно-бордовые реки.
Сэль потянул руку к подельнику, и Эр тут же принял его изящные, остывающие пальцы в свою массивную ладонь. Бессмертный до сих пор поверить не мог, что, когда уже практически все трения успешно разрешились, а перипетии были преодолены, случилось это несчастливое… эта безобразная, отвратительная, чудовищная несправедливость.
— Что я натворил?! — сорвавшимся голосом заревел маг.
— Нет, ничего. Ты не виноват. Прошу… — принц произносил каждое последующее слово всё тише и тише, и Данаарну пришлось склониться над ним, дабы иметь возможность хоть что-то слышать. — Прошу, убирайся с миром из моих земель и никогда не возвращайся. Если хочешь… можешь забрать моё сердце себе, в мире теней оно мне не пригодится.
— Что ты такое несёшь?!
Пальцы Его Высочества начали выскальзывать из могучей руки демона-оборотня, и тогда бессмертный приподнял его, крепко обнял за плечи и прижал к себе.
— Какой же ты дурак! Глупый мальчишка, я же говорил тебе не играть с холодным оружием! У тебя слишком мало опыта…
— Обещай, — прохрипел Сэль.
В уголках его рта появились капельки крови, и юноша медленно прикрыл глаза.
— Я ведь уже сказал, что обещаю! — рыкнул демон-оборотень, прижимая тело принца, которого покидали силы. — Замолчи! Я общею, и договор станет мне свидетелем.
— Ха… — усмехнулся Его Высочество, пытаясь приобнять Эра в ответ. — Договор… уже не работает.
На последнем слове Сэль обмяк.
После своего возвращения в Ассалгот и обретения шанса на вторую жизнь Эйман Эр Данаарн почти ничего не чувствовал. Печали ему не досаждали, тревога не размывала зрение, радость и отчаяние не терзали изнутри, лишая сна, спокойствия, уверенности, сил. Ничто не омрачало его дни, но ничто и не разгоняло тьму ночи, и, возможно, лучше было бы всё оставить в первозданных сумерках, только вот всякий лунг славился упрямством и своеволием на весь честной мир. Эйман Эр Данаарн решил тогда во что бы то ни стало вернуть себе чувства и оживить собственную душу мощной волной свежих ощущений. Кто бы знал, что с ним приключится такое злое происшествие и его новое сердце тоже разобьётся в дребезги?
Время в мире людей лучше коротать без сердца, так проще добиться успеха, и так легче двигаться к победе по долгому, единообразному пути.
Обливаясь слезами, сокрушаясь, и качая головой, Эр не мог поверить в то, что Сэль только что испустил свой дух.
— Судьба дала мне второй шанс, только чтобы посмеяться надо мной?! — заревел маг, запрокидывая голову назад и воздух содрогнулся от раскатов его демонического плача.
Он по-прежнему не выпускал из рук наследника.
— Я проклинаю тот день, когда ступил на эти дурные земли! Я проклинаю того, кто!..
— Любовь моя? — прозвенел внутри него золотой голос.
Этот голос, что оберегал Эра с самого начала, и что стерёг и взращивал его лучшие, наиболее светлые чувства, принялся медленно отделяться и оформляться в нечто понятное и осознанное, то представая в образе золотистого, мерцающего облака, то пронзительного луча солнца.
— Моя… любовь? Ты… можешь ему помочь?
На крики явилась Ирмингаут. Она вынырнула из-за тёмно-серой поваленной глыбы — куска стены, украшенной причудливым орнаментом, — и сама походила на чёрного призрака скорби, облачённая в мрачные и потрёпанные одежды. Сперва женщина не поняла, что случилось, но когда общая картина достигла цели — её глаз, и её сердца, эльфийка почувствовала, как нутро её изрезали в клочья восемь промороженных до основания мечей. Восемь — скверное число в её культуре, сулящее беды и предвещающее лишь невезения. Ирмингаут прикрыла рот руками. Сначала Тэй Алькосур, теперь его сын… сын тоже присоединится к сомну великих предков столь бестолково, столь бессмысленно и… рано? Не может быть! Поистине проклятье!
— Я ненавижу этот город! — завыла женщина.
Водоворот, всё это время находящийся в некотором отдалении и ничем не мешавший присутствующим, стал плавно приближаться. Он медленно брал в оцепление остров из мусора и обломков, затем разделился посередине, окутал сушу и вновь сомкнулся воедино. Вскоре плотные стены воды уже вздымались с каждой стороны, продолжая стремительно закручиваться и раскачиваться. Ирмингаут, Эра и бездыханного принца сразу накрыла гигантская тень. Сверху ещё пробивались лучи солнца, и по кромке водоворота пробегались золотые искры зиртана, добавляющие света и блеска гнетущей обстановке.
