— Это бесполезно, Ваша Милость, они Вас не послушаются. Они слушаются лишь Зархеля, а коли Зархель приказал Вас запереть здесь, Вы приметесь тут сидеть до тех пор, пока он Вас не пожелает выпустить.
— Откройте! Откройте! Королева вам велит! — кричала настойчивая женщина, молотящая по пластинам на дверях.
— Ваша Милость, — наконец, зазвучал грубый голос охранника, одного из Служителей костей. — Ради Вашего же блага, отойдите от дверей и ведите себя смирно.
— Пока… пока Зархель не изволит выпустить меня? — прошептала Зармалессия еле слышно и в ужасе отпрянула в сторону.
Взор её подвижных и беспокойных чёрных глаз снова натолкнулся на растрёпанного Сагара.
— А Вы здесь сколько сидите, Ваше Мудрейшество?
— Да вот уж и не припомню, — пожал плечами старик, щёки которого впали, а лицо осунулось. — Был вечер, когда меня сюда приволокли. Потом настала ночь, затем — утро, после день нагрянул… взмахнул рукой, повёл бровью, сомкнул глаза — и вот уже опять закат, и снова сумерки…
Королева не желала подобной участи, а ещё она была совершенно не готова проигрывать Зархелю, поэтому ринулась к окну и припала к первому попавшемуся витражу. Разумеется, окна из разноцветного стекла в Башне Сияния не открывались, да и разобрать, что именно происходит снаружи у королевы не получилось, но сдаваться она не планировала.
— Глиц и хаор, расскажи… — шептал Сагар, явно стоящий на грани помешательства.
Королева оглянулась, но в зале практически отсутствовала мебель, да и в целом обстановка изменилась. Мечась из угла в угол, Её Милость искала, чем бы таким вооружиться, пока наставник Его Высочества уныло роптал:
— Море снов и море слов…
Зармалессия вцепилась в стяг дома Аонов, всё ещё воткнутый в специальную подставку на стене, сорвала знамя и оголённым шестом ударила по витражу со всей силы. Стекло в одной из секций разбилось в дребезге, осколки полетели вниз. Зармалессия зачистила шестом отверстие, убирая острые, застрявшие куски, а потом высунулась наружу по пояс.
Однако за бортом Её Милость ждало лишь глубокое разочарование: Зархель, даже будучи безумцем, не являлся дураком. Вероятно, у него всё ещё имелись какие-то советчики, и наверняка он к ним прислушивался. Башня Сияния прекрасно подходила для того, чтобы запереть здесь немощного старика и беспомощную женщину: даже проделав брешь в защите, Зармалессия не смогла бы выбраться наружу, ибо впереди не виднелось ни единого выступа или какой-нибудь опоры, на которую можно было бы положиться. А внизу любого оступившегося подстерегали высокие и бурные волны негодующего Зелёного моря. Они с грохотом и треском разбивались об основание башни, подтачивая её и без того утончённую твердыню. Изящную, вычурную Башню Сияния соединял с Янтарным дворцом узорный крытый мостик, попасть на который можно было лишь через двери в зале.
— Проклятье! — выругалась королева, и ветер трепал её вороные волосы.
— Умерьте ярость, нам не выбраться, — хриплым голосом произнёс Сагар, внезапно подкравшийся к Её Милости со спины.
— Может, Вы уже и отчаялись, но я не собираюсь… я не собираюсь…
Наконец, королева позабыла о мелких неприятностях, ведь её внимание привлекли главные события этой ночи: из глубин Зелёного моря вверх вздымались столбы воды, образующие водоворот и искрящиеся золотыми блёстками зиртана. Внизу, у подножья замка, бессмертный маг Эйман Эр Данаарн, столь ненавистный королеве, вёл затяжное сражение с непонятными тварями — то ли гнилыми, то ли просто грязными големами, и ему помогали на этом поприще не менее уродливые чудища — отвратительные, искушенные человекоподобные существа, чьи кожные покровы походили на обугленную кору дерева. Восточная часть величественного и роскошного прежде Янтарного дворца уже поддалась натиску стихийного бедствия: её повалили и изувечили морские волны, или, возможно, прихвостни Данаарна приложили к этому руку.
— …не собираюсь складывать оружие, — прошептала Зармалессия.
К пылающим щекам она прижала ледяные руки, а затем уставилась на Сагара, который тоже высунулся в дырку в окне и обозревал окрестности вместе в Её Милостью.
— Нам надо что-то предпринять, надо помочь моему сыну!
Королева снова бросилась к дверям в залу и взялась молотить по ним стрежнем от стяга.
— Глиц, ниспошли глиц…
— Зархель! Я приказываю тебе остановить бездумные разрушения моей резиденции и открыть эту чёртову дверь!
— Море, море слов…
Зармалессию аж передёрнуло от этого бестолкового, бессмысленного бормотания её сокамерника, и она с остервенением вцепилась в его халат.
— Замолчи, грязный старик! Не понимаешь, что мы тут и сгинем, если ничего не предпримем?! Ты же Верховный гебр! Великий волшебник! Достояние королевства! Так возьми себя в руки и прочти какое-нибудь заклятье! Сочини формулу!
— Ха! Ха-ха! Ваша Милость, взгляните на это! — загорланил Сагар, отбиваясь от хлёстких оплеух королевы и попутно отгибая ворот ночной сорочки.
— Гривна… покорности? — прошептала женщина, не веря своим глазам.
— Гривна покорности! А, как Вам? Я не могу колдовать! Ха! Ха-ха!
Тут королеву осенило: вот почему Сагар Молниеносный более не походил на себя. Виной всему гривна покорности, которую тот носил уже неведомо сколько, однако на его дряблой, морщинистой шее отчётливо виднелся натёртый отпечаток от украшения. Никакой маг не выстоит перед давлением пал-силбани, никакой волшебник не сможет ему противиться, особенно, когда он уже и без того ветх и стар. Пал-силбани не пропускает сквозь себя чары, но и не даёт колдовать тому, кого оберегает. Наверное, тоже исповедует прославленный людской закон: слабостью вначале надо как следует воспользоваться, и лишь затем надлежит слабость защищать.
— Нам не спастись! Нам не укрыться! Ха-ха!
— Замолчи, я приказываю тебе! — завыла королева.
Старый гебр рухнул на колени после очередного подземного толчка, из-за которого с потолка градом посыпались каменные обломки. Сагар попытался ухватиться за королеву, но случайно вцепился в её юбки, и в клочья разорвал драгоценную ткань.
— Остаётся лишь уповать на Его Высочество! Молю! Молю, небеса! Молю, животворные пресные реки и солёные моря, позвольте Его Высочеству раскрыть собственный глиц, ниспошлите ему хаор! Дайте Его Высочеству силы и могущества! О, Одакис, отец наш в зарослях! О, Кисарит, мать наша в водах…
— Что ты лепечешь, болван? — Зармалессия толкнула ногой шмыгающего волшебника.
— Мы обречены, только если Его Высочество не откроет свой глиц и не обретёт могущество мага-короля!
Рокот снаружи нарастал, и, казалось, хрупкая и изящная Башня Сияния не выдержит натиска стихий: её крушили вихри магической энергии, терзали шквальные ветры, а бьющиеся морские волны размывали основание. Вот уже стёкла принялись трескаться и выламываться из-за общей деформации. Узкие стрельчатые арки дрожали и раскачивались так, что создавалось ощущение, будто потолки вот-вот обрушатся и погребут под собой двоих несчастных узников: королеву и Верховного волшебника.
Зармалессия предприняла очередную атаку на двери. Вроде бы, охрана покинула пост, однако створки по-прежнему были плотно заперты, и королева продолжала суматошно тягать круглую бронзовую ручку. Она колотила по медным пластинам и то грозно требовала, чтобы её выпустили, то жалобно молила пощадить заключённых — слабую женщину со стариком. Сагар вновь уселся на пол и начал шептать:
— Приди в дом, ты, тот, имя которого нельзя называть, являющийся из прибывающих вод. Помоги нашему правителю, благослови его, Нин-дар-дина, единственного господина всех земель и вод, чья звезда взойдёт над озером золотых кувшинок в час свершений. Ниспошли ему откровение о глице и вручи ему хаор… Море снов и море слов, и его среди них… и его…
Видимо, он полностью смирился с собственной участью. Наконец, Башня Сияния не выдержала, опоры её треснули и разломались, и крыша тут же обрушилась вниз. Там, у подножья Янтарного дворца, разгневанные и оскорблённые воды Зелёного моря отступили назад, обнажая полосу мелкого бело-серого песка Сломанного берега, и обломки строения приземлились на твёрдые почвы. Осколки глыб и цветного стекла вонзились в рыхлый, ещё влажный песок, и пока что было непонятно, вернётся ли обратно море, дабы поглотить руины, или оно уже сполна насытилось и побрезгует такими жалкими крохами.