Прозвучали заветные слова, и художник без каких-либо помех перешагнул порог Янтарной башни, попутно полностью передавая опеку над ящиком рабу-охраннику. Лили прильнула к Бел-Атару, и молодой человек вышептал ей на ухо:

— Будь осторожна, сестра. Отныне вручаю тебя всевышним небожителям. Прошу их позаботиться о твоей жизни.

— Будь счастлив, братец, — печально вымолвила Лили.

Она оплела руками шею Бел-Атара и крепко прижалась к его плечу, а он в ответ обхватил перебинтованными конечностями девичью спину. В следующий миг Бел-Атар уже снова переступил порог Янтарной башни, однако двигался он в обратном направлении — на выход. Как только мужчина оказался снаружи, за ним тут же захлопнулись двери. В его душе бушевали шквальные волны, пока он смотрел на совершенно ровную сегодня, безмятежную поверхность моря. Задания, что придумала Глава для членов братства, — слишком сложные, чрезмерно опасные. Как справится Лили в одиночестве с подобным давлением?

Пока Касарбин возвращался на пристань, его терзали самые мрачные мысли. Но он всё равно сразу принялся отвязывать лодку, ибо никому не полагалось мешкать на пороге судьбоносных свершений. Правда, вскоре художник онемел, ведь ему внезапно начал помогать охранник.

— Гураб? — непонимающе вопросил Бел-Атар и выпучил свои яркие зеницы.

— Хозяева приказали отвезти тебя на берег.

— Благодарю сердечно, но я справлюсь сам, — молодой человек резко выхватил канат из рук раба.

— Хозяева приказали…

— Слушай, ты ведь видишь, в отличие от них, что у меня эта богомерзкая, страшная болезнь — проказа. Желаешь заразиться?

Иноземец проворно забрался в лодку и ринулся к вёслам.

— Но хозяева…

— Лучше подтолкни-ка меня! Как ты намереваешься добраться назад, когда доставишь меня на берег? Или, что, думаешь, я отдам тебе свою лодку? Да я ей на жизнь зарабатываю! Иди, развейся где-нибудь вне храма, а потом скажешь хозяевам, что выполнил просьбу.

Поскольку Касарбин изо всех сил налегал на вёсла, а нерешительный раб так ничего и не предпринял, речи иноземца становились всё менее и менее внятными по мере того, как на фоне ночного моря мельчала его праздничная лодка с единственным фонарём на корме.

Хмыкнув, раб поспешил вернуться в храм.

Когда массивные двери Янтарной башни захлопнулись, Лили тревожно оглянулась назад. Перед ней теперь простирались позеленевшие, покрытые патиной медные пластины, вместо изменённого лица Касарбина, и девушка печально вздохнула. Единственное, что её утешало — это близкое соседство Момо, близкое и тайное, такое, о котором никто не знал.

— Отнесите вещи госпожи в покои Владычицы янтаря! — возвестил церемониймейстер пронзительным голосом.

— Нет-нет! — запротестовал третий настоятель. — Она пока ещё не Владычица янтаря, и точно ей сегодня не станет, не примет сана. Отнесите вещи в гостевую палату, в башню восточного крыла.

Рабы поклонились небеснику и со всем почтением понесли деревянный ящик с другим скарбом в обозначенную комнату, а старик как-то по-особенному лукаво улыбнулся Лили.

Её со всех сторон обступили слепые жрецы в белых рясах. Кто-то из старцев брал девушку за руку, а затем тщательно ощупывал её нежные пальцы, кто-то ухватывался за рассыпчатую, пшенично-золотистую прядь того самого парика, который лично носил Момо, и, как думала Лили, который был выполнен из волос паренька.

Несколько небесников, стоящих возле Лили, держали по блестящему локону, и, чуть ли не облизываясь, нашёптывали себе под нос:

— Чудесно!

— Волшебно!

— Прелестно!

Гостье до сих пор не предложили ни единого испытания, а большинство небесников уже пришли к единогласному мнению: эта дама очень подходила на роль Владычицы янтаря.

— Прошу, госпожа! — произнёс второй настоятель, столетний тип с крючковатым носом и недюжинной силой.

Он резко надавил на плечи Лили, и у девушки ослабли и согнулись коленки. Впрочем, кто-то очень удачно поставил раскладной стульчик позади неё, и травница медленно и грациозно опустилась на сидение. Жрецы более низкого ранга мигом обнажили её ступни и переобули гостью в специальную обувь — в сандалии на высокой алой платформе, крепящиеся к ногам с помощью атласных лент, в которых было чрезвычайно трудно передвигаться.

— Негоже Владычице янтаря касаться бренной земли, — приговаривал один из настоятелей.

— Даже коли земля эта украшена священными письменами, — нашёптывал второй.

Взор Лили обрушился вниз, и наконец она заметила, что вся обстановка в храме, начиная от напольных плиток и заканчивая потолками, что поддерживались тяжёлыми, толстыми колоннами, сплошь была иссечена и изрезана иероглифами. Поскольку девушка изучала древние священные письмена под началом Виридаса два месяца подряд, у неё в голове сразу сложилась узнаваемая картинка. Все эти символы, умело нанесённые и изящно окрашенные, рассказывали длинную историю — её историю, легенду о Владычице янтаря и тех неведомых силах, что спали в башне.

— Узри! — торжественно провозгласил предводитель небесников, главный жрец, на груди которого раскачивалась массивная золотая цепь с гранатовой пекторалью. — Впереди лежит твоё испытание! Коли пройдёшь его, то мы встретим тебя в зале признания, и склоним пред тобой головы, о, дева. Коли оступишься и упадёшь — горе тебе! Твоё несчастное тело пожрёт колдовской пламень, а дух растерзают призраки!

Жрецы, словно по команде, спешно покинули Лили. Они разбежались по тёмным углам, укрылись во мраке колонн, и травница осталась одна посреди огромного, длинного зала, лишь едва освещённого огнями в бронзовых треножниках. Миновало некоторое время, прежде чем места небесников заняли странные и жуткие пришельцы из иных измерений — отовсюду на Лили вытаращились уродливые, полупрозрачные призраки. Безликие и почти бесформенные, с чёрными, зияющими глазницами, они трепетали на слабом ветру или струились в тенях, мерцая вместе с языками костра в жаровнях. Приведения исказили всё пространство, и стены с колоннами храма поразил лютый недуг — всюду расползлась чуть блестящая, белёсая рябь, так, словно в центре залы воспрял пустынный мираж. У Лили перехватило дыхание и сердце застыло, однако вида она не подала. Теперь девушка должна была довериться собственным знаниям и пройти дорогу сама, ступая только туда, куда велели ей иероглифы. На каждом шаге Лили мысленно благодарила небеса за то, что у неё была идеальная память, а призраки пока что не чинили ей преград; они предпочитали безмолвно наблюдать.

— Вначале было море, — тихо вышептала испытуемая первую строчку себе под нос.

После этого девушка сразу взошла на дорожку из иероглифов, и продолжила озвучивать зачин истории:

— …затем гора возникла…

Лили подняла ногу и занесла её над следующим отрывком, подходящим по смыслу более всего. Шаг, потом ещё.

— …но не золочёная иль сверкающая на солнце, а самая обычная гора из камня, грязи и песка…

На стартовой панели с текстом было дано указание, на какую из плит дальше надобно ступать; но не прямое, а зашифрованное либо вообще иносказательное, отсылающее к редкому толкованию ключевого иероглифа.

— …Затем волшебные драконы нанесли на вершину горы различных самоцветов и драгоценных самородков; насыпали кучи янтаря…

Поэтому заблудший простак, несведущий в священных письменах, не сумел бы по общим формам догадаться, куда ему двигаться и какую таблицу выбирать.

— Так родился благословенный, светоносный полуостров Элисир-Расар, тот самый, что возлюблен небесами и мил богам.

Чаще всего повествование перекликалось с очередной каменной «страницей», используя для того какую-нибудь изысканную игру слов или двойное толкование одного и того же символа.

Посему, здесь мало было вызубрить ритуальные тексты, равно, как и сам древний язык небесников, нужно было чётко осознавать всё написанное. В народе говорят конечно, что повторение — мать учения, однако повторение скорее порождает поверхностное заучивание без приложения ума. И, кажется, у местных хранителей имелись весьма серьёзные предубеждения против подобного «жульничества». Головоломку на полу было невозможно сложить без единой ошибки, коли испытуемый недостаточно разбирался в премудростях языка; коли он его не чувствовал.