Ежегодно за трое суток до Дней Великих Жертв в Янтарной башне по традиции состоялись «смотрины» на должность почтеннейшей женщины всея королевства — Владычицы янтаря, верховной жрицы, которой по поверьям подчинялись магические вихри и токи либбо, которая умела управлять зиртаном и которая в древности якобы прислуживала драконам, заодно являясь их избранницей. Чтобы получить доступ в неприступную Янтарную башню для начала требовалось заручиться перламутровым приглашением, а эти приглашения выдавали исключительно жрецы-небесники, что вели затворническую жизнь и никогда не покидали пределов своего острова… Впрочем, так должно было происходить в идеале, на самом деле некоторые из них всё-таки имели связи с внешним миром. Кто-то через посыльных осведомлялся о нынешнем положении, кто-то — через слуг, другие же самовольно отлучались из храма и устремлялись в столичный город на хлипких лодочках, замаскированные под чахлых бродяг или бездомных. Кто-то даже гостил у проституток и копил карточные долги! Так что, пронырливый и предприимчивый Момо всегда знал, где найти небесников-отступников после восхода Тасурес. Туда-то он сейчас и спешил.

Наряженная Лили восхищённо наблюдала, как за окном паланкина мелькают огни вечерних Исар-Динн. Она вполголоса прошептала:

— Я и не представляла, что на медном холме так ярко после заката.

— Лили! — сурово одёрнул её спутник. — Отлипни от окна! Зачем нам вообще было прятаться от посторонних глаз, коли ты вздумала продемонстрировать физиономию каждому любопытному!

Девушка послушно отодвинулась от проёма и задёрнула плотные занавески. Лан тем временем надевал на каждый палец по странному, удлинённому кольцу, закрывающему ноготь и заострённому на кончике.

— Нам слишком со многими теперь не следует сталкиваться, так что… не сверкай своей мордашкой.

В паланкине нещадно трясло, да и из Лили вышла далеко не лучшая собеседница. Актёр начинал нервничать всё больше по мере того, как их нехитрое передвижное убежище приближалось к «Сказочному дворцу», ведь сегодня ему приходилось полагаться на кого-то, помимо себя самого. Причём, кого-то не очень умелого или искусного.

Момо, перекрестив руки на коленях, бросил на Лили грозный и недоверчивый взгляд, поднимая вверх левую бровь, и у девчушки от волнения засвербел ком в горле и задрожали конечности.

— Будь спокойна и приветлива. Улыбайся, но мягко, и не до ушей. Веселье без причин — признак деревенщины. Иди за мной и, прошу тебя, помалкивай изо всех сил! — наставлял её подельник.

Травница утвердительно кивнула, и сразу после этого паланкин, наконец, коснулся земли. Дверцу отворил главный носильщик, однако его быстро прогнал привратник «Сказочного дворца» — один из местных старожил, которого Лан тоже прекрасно знал.

— Прочь! Прочь! — брезгливо запричитал привратник. — Не смей трогать наших гостей, запачкаешь их наряды своими грязными лапищами.

Тут в проёме засветилась белобрысая макушка Момо, который сегодня не потрудился уложить волосы парика и не сотворил на голове какую-нибудь «особенную и неповторимую причёску». Его длинные, золотисто-пшеничные пряди свисали вниз до пояса мантии, сзади перегибаясь через обширный стоячий ворот и будто создавая гребень на плечах актёра.

— О-о-о! Это Вы, моя дорогая! Фея Миража! — радушно поприветствовал мужчина гостя, — Мы… признаться, мы Вас не ждали… Мы…

По лицу его было легко понять, что бедолага отчаянно пытается придумать не слишком оскорбительную причину, с помощью которой можно будет отослать восвояси нежеланную персону — Фею Миража, — только руку по привычке он всё равно подал «даме».

— Расслабься, — отрезал Момо и облил знакомого ледяным взором.

Он чуток отодвинул полы своей роскошной верхней накидки и наглядно показал нахалу, что у него на поясе до сих пор раскачивается почётный знак дома Маль — резная, искусная пектораль из нежного агата с тёмными вкраплениями украшалась шёлковой бахромой, и привратник нервно сглотнул.

— Ну… хорошо, проходите. Вас, наверняка, уже заждались.

Следом за Момо паланкин покинула Лили. Она сразу вытаращилась на кучку неопрятных и неотёсанных личностей, что толпились возле центрального входа во «дворец», хотя членов Белой Семёрки носильщики доставили к менее приметным дверям.

— Фу, ну и зрелище, — сквозь зубы прошипел Момо. — Что эти дикари забыли здесь? Это Служители костей?

— Да, да. Да, так и есть, драгоценная, — услужливо вторил привратник, всё время кланяясь «Аллае». — Ух! Такая напасть! Так досаждают нам с тех пор, как Главный советник признал их как законных священнослужителей! Повыползали из тёмных щелей и грязных нор!

Трое сплетников уставились на свору шумных оборванцев, которые в упор не замечали пристального внимания окружающих.

— Карманы набиты деньгами, а манерами не обзавелись! Очень досаждают нашим барышням, очень! Мало того, что они не знают, как надлежит мыться и расчёсываться, так ещё и тела их под лохмотьями покрыты зловонными нарывами! Я сам видел!

Внезапно привратник осознал, что сболтнул лишнего и с тревогой посмотрел на Момо. Лишь затем он медленно переключился на стоящую рядом с актёром незнакомку, юную и очаровательную, но всё же…

— А это кто?

— Это — моя спутница. Её тоже ожидают почтенные жрецы, — уверенно ответил паренёк, а затем разок пугающе сверкнул своими морозными очами на мужичка, и тот уступил.

— Хорошо, хорошо. Проходите, драгоценные.

Он ещё раз поклонился и собственноручно распахнул двери перед гостями.

Лили никогда не бывала в столь роскошном месте. Но, поскольку ей запрещалось открыто глазеть по сторонам, она впилась взором в затылок Момо и пыталась не крутить головой, пока покорно следовала за актёром. Вместе они преодолели пышную прихожую, прошли через приёмную залу, где вовсю гремело развесёлое пиршество. Момо пару раз пересёкся взглядом со старинными наперсницами и кивнул подозрительному господину, однако беседы не случилось. Вдвоём тайные лазутчики миновали длинный, тёмный коридор, и у одной скрытой двери Момо снова показал охраннику знак отличая дома Маль — резную агатовую пектораль. Потом Лан и Лили ещё плутали по секретным туннелям и ответвлениям, просочились сквозь очередную незаметную дверь и, наконец, очутились совершенно в ином пространстве — хмуром, неприветном и убогом. Стены этого узкого и мрачного коридора облицовывали самые дешёвые деревянные балки, грубые и почти неотёсанные, здесь горела лишь одна масляная лампа, которую парнишка велел травнице взять с собой.

Пока они продвигались по затхлому коридору, волнение в груди Лили нарастало. Девушка не понимала больше, что происходит, и куда конкретно её завлёк нерадивый проводник. Когда же Момо принялся разоблачаться по пути, то срывая с головы парик, то развязывая пояс балахона, Лили не выдержала и взбунтовалась:

— Момо, что ты делаешь? Мне страшно.

Актёр замер на месте, а потом резко обернулся и посмотрел на спутницу. Он вплотную прижался к Лили и выхватил у неё из рук лампу, которую тут же прикрепил на подвесной крюк, очень удачно расположенный рядом.

— Ни в коем случае не выказывай страха или отвращения, даже если скоро увидишь нечто пугающее или отталкивающее, — увещевал Лан подельницу спокойным голосом, пока сбрасывал с себя женские наряды и складывал их в специальную котомку.

Под облачениями Аллаи Феи Миража на нём сегодня были надеты обычные вещи рядового городского паренька.

— Главное, помни, что всё на самом деле не такое, каким оно кажется со стороны. И ещё…

Юноша отложил пожитки прочь и навис над травницей.

— …прошу, помалкивай. Спросят — отвечай просто и без запинок. У меня имеется кое-что для тебя в подарок. На удачу.

Перед Лили уже возвышался привычный ей Лан: моложавый и красивый, с короткими и пышными светло-пшеничными волосами и надменным, леденящим взором, столь привлекательный и ладный, что от него даже с усилием воли невозможно было оторвать глаз.

Лан медленно и чинно оплёл предплечья Лили длинными и изящными пальцами, припёр её к стенке и уставился прямо в зенки своей жертвы. Его пухлые, слегка порозовевшие губы приближались к девушке всё стремительней, но Лили завладели в тот миг смятённые чувства. Она судорожно всхлипнула, однако было уже слишком поздно — Лан едва-едва прикоснулся к плотно сдавленным губам спутницы своим ртом, подождал немного, потом отстранился, самодовольно улыбнулся и изрёк: