До нужных палат оставалось всего-ничего, но охранник терпеливо ждал, пока престарелый волшебник снабдит юного принца столь странными наставлениями. Лично он ничего не знал о загадочном пленнике, то есть, о «почтенном госте» королевы-регента, однако даже кто-то вроде него — вояки по призванию — краем уха слыхивал о том, что наиболее могущественные маги всегда сходили с ума, так или иначе. Так заведено, так предрешено богами. Это — плата. И старик Сагар — не исключение.
Кабинет земли ютился в холодном крыле Янтарного дворца потому, что происходящее в нём всегда окутывали тайны, а самые непроницаемые тайны вьются там, где нет живых. Правда, он был задвинут на задворки замка отчасти ещё и потому, что предварял крошечную комнатку, стены которой слагали блоки из пал-силбани. Все уважаемые колдуны, волшебники и маломальские маги издавна старались держаться как можно дальше от пал-силбани. Рядом с этой светлой, слегка мерцающей горной породой у бессмертных чародеев начинала кружиться голова и путались мысли, но, что более важно, — они не могли использовать свои силы. Им казалось, будто кто-то голыми руками вырвал из их тела орган, способный улавливать волшебные токи и управляться с майном, и теперь они обречены на посредственную, мучительную жизнь в невыносимых страданиях, ибо ране этой не суждено закрыться. Немилосердней пытки не сыщешь.
Кабинет земли украшали многочисленные кристаллы драгоценных и полудрагоценных камней невообразимой формы, размера и расцветки. В разных уголках помещения на друзах и щётках минералов то вспыхивали, то гасли блики, отброшенные масляными светильниками. На потолке, на наличниках дверей и у некрупного окна висело множество пучков сушёных трав, самых разнообразных: тут был и розмарин для памяти, и рута, и жимолость, как оберег от ведьм, и цветы калужницы — для защиты от молний, и чертополох — от чумы, желтухи и головокружений. Из-за столь разноцветного, душистого занавеса комнатка превращалась в магическую страну, где горы из себя представляли чистые, породистые кристаллы, а леса, что цвели вверху, состояли из отборных лекарственных и магических растений. Не хватало только водоёмов, в которых вместо воды плескалось бы жидкое золото, или либбо, на худой конец.
— Он проявляет завидное упорство и своеволие, — проворчал Зархель Великолепный, раздосадовано потирающий взопревший лоб морщинистыми пальцами.
Из-за мимолётного движения рукав его просторного чёрно-синего балахона немного обнажил кожу, выставляя напоказ чуток загорелую плоть, покрытую тёмными родинками, слишком истончённую и обветшалую для мужчины, которому было слегка за сорок.
— Упорство и своеволие — неотъемлемые черты всех представителей его возвышенного происхождения, если мы, конечно, не ошибаемся, — более спокойно отозвалась королева-мать.
Она стояла напротив окна и утопала в мистическом серебристом свете, что вливался в кабинет земли снаружи. Никто и никогда не подумал бы, что эта женщина уже успела породить наследника престола и сама держала тяжёлые поводья власти, направляя колесницу из вельмож и знати и создавая нужные борозды, — чересчур она казалась молодой. Впрочем, такое впечатление не являлось ложным. Королеве-матери, нынешней единоличной государыне Элисир-Расара, всего-то было тридцать два, и ни седина, ни морщинки не успели омрачить её безупречный, лучезарный облик. Слишком рано она подарила жизнь другому, вышла замуж за отца Сэля — ещё раньше, и после законного соединения на супружеском ложе, зачатия и рождения наследника, она больше не могла иметь детей, что открывало для неё множество ходов, теперь, когда муж её преставился, а сын был несовершеннолетним. Впрочем, не суть.
Её величали Зармале́ссия Мелеку́дна Ао́н, Нин-дар-на́на, Госпожа всех земель, левое око всевышних, восседающая на янтарном троне, первая, среди дома Аон. Она принадлежала дому Тёмных Ручьёв, тому же, что и её кузен Зархель. По традиции дом Аон часто отдавал наиболее знатных дев в жёны магу-королю, Нин-дар-дину, Господину всех земель, и Зармалессию этот обычай не обошёл стороной.
— Как мы можем ошибаться? — рявкнул Главный советник, брызжа слюной. — Он не похож ни на арана, ни, тем более, на эльфа. У него обычные уши, подобны ушам простого человека… О, великие отражённые небеса! Да не об этом речь. Дело в том, любезная кузина, что он не желает ни с кем беседовать, помимо этого щенка! Как же мы тогда убедим его…
— Щенка? — возмутилась королева.
Подойдя ближе, она бесцеремонно ухватилась за впалые щёки Зархеля.
— Не смей так отзываться о моём сыне. Он — твой будущий король, владыка всех земель, озёр и рек, а не какой-то там щенок. Он — Господин, Адон, чья звезда взошла над озером золотых кувшинок в час свершений.
Однако Зармалессия быстро сменила гнев на милость и ласково улыбнулась Главному советнику. В конце концов, они — заодно, они вышли из дверей общего дома и бьются за единое — за прославление собственной фамилии, за престиж рода, к коему Сэль не имеет никакого отношения, ведь он — Амуин. Но, если кто-то порочит имя отпрыска правительницы, то, должно быть, в тайне он желает попрать и её честь?
— Да-да, не серчай, любезная кузина. У меня длинный язык, ты же знаешь. Но я всегда его пускаю только на благо. На благо тебе, и на благо себе. Тебе же по нраву это? — Зархель растянул тонкие губы в ухмылке и прищурился, намекая на кое-какие непристойности, после чего королева умерила свой пыл. — Если бы не золотой катаклизм и не явление этого жуткого создания, то я бы давно отправился на родину, где у меня масса дел.
Главный советник раздражённо ударил пальцами по деревянной столешнице — первому предмету, что попался под руку. Вот истинная причина его скверного настроения: поездка, которую Зархель спланировал заблаговременно, вроде как предупредив все возможные «непредвиденные случаи» и «неприятные происшествия», всё-таки отложилась на неизвестный срок. А возле центрального города вотчины Аон, дома Тёмных Ручьёв, знаменитого своими живописными болотами и чёрными лесами, уже вовсю кипели раскопки, на которых рабочие денно и нощно расчищали дорогу к весьма примечательному объекту. По задумке Главного советника, сей объект должен быть доставлен ко двору к началу празднества Дней Великих Жертв, которые приходятся на последний летний месяц, и Зархель желал лично проследить за подготовкой и отправлением «даров». Его самого влекло на родину нечто необъяснимое и неизведанное, а он, как человек, вкусивший власти, привык удовлетворять собственные прихоти.
— Но пока я занимаюсь делами в родной вотчине, ты ведь знаешь, что может произойти? Боюсь, что этот маг не выдержит и тронется умом. Пал-силбани — очень опасная вещь для колдунов. Поэтому лучше направь неразумность своего отпрыска в нужную нам точку, откуда мы сможем надавить на обоих. Иметь в распоряжении такие силы, — мечтательно закатив глаза, замурчал Зархель, — как же это было бы дивно! Никто из донгов и аров больше не осмелился бы нам перечить!
Однако закончил речи Главный советник на заунывной ноте, и стал таким раздражённым и таким озлобленным, что Зармалессии пришлось собственноручно успокаивать своего союзника — она положила ледяную ладонь мужчине на плечо в знак поддержки. Мол, ничего, все эти надменные дворяне и князья ещё узнают, почём нынче лихо в правящих кругах. Узнают, каково это — переходить дорогу тому, на ком сейчас корона.
— Это — просто чудо, что маг оказался здесь… Воистину, подарок всевышних небожителей! Но если мы промедлим и упустим шанс, то от его силы не останется и следа! Он обезумеет! Держать на привязи бешеного пса — затея весьма сомнительная, авось, он хозяина укусит. Или пожрёт сам себя. И как теперь я смогу оставить тебя одну и отправиться в поездку?
— В болотах крокодил побеждает пса, а на суше — пёс крокодила, — королева-мать прошептала Зархелю на ушко поговорку, распространённую в вотчине дома Тёмных Ручьёв, просторы которого покрывали мари и топи.
Королева знала, кто в Янтарном дворце — пёс, а кто — крокодил, её с детства научили этой премудрости. Дело было за малым — создать под ногами нужную почву. Но за стенами кабинета земли раздалось тихое шуршание, и она поспешно отстранилась от Зархеля.
