— Я что-то сделал не так? Прогневал вас? — кричал ей вслед нетерпеливый и горячий капитан дворцовой стражи. — Тогда, может, явитесь наконец в замок, поговорите с Его Высочеством с глазу на глаз и лично представитесь его новому приятелю?! А… Ау?
Ирмингаут всегда была под покровительством Мирн Разора, тайной и бесчестной организации, и тени до сих пор хранили верность ей. Они растворили величавую и манящую фигуру эльфийки в густой, полночной мгле, оставляя человека без надежды на вразумительный ответ.
Барадульф, он же Гвальд, прогулялся по чистым улицам медного холма, но затем всё-таки направился обратно в омут, поближе к дому. В ставке он нашёл всех членов братства уже спящими, помимо Бел-Атара, который восседал во дворике возле веранды на деревянной лавке — той самой, что мужчины притащили из здания пару недель назад. Молодой человек неторопливо распивал какое-то дешёвое пойло и урывками поглядывал на два некрупных холмика — закопанные бочонки, красный Б и зелёный. Под землёй в этих сосудах доспевали ингредиенты для зелья, которое вот-вот будет закончено, и Бел-Атар не совсем понимал, что это за технология такая, и для чего понадобилось зарывать тару в почву. Верил ли он в успех? Трудно сказать теперь…
Гвальд молча уселся рядом. Мастер широко развёл ноги, занимая почти всё свободное пространство на лавке, впрочем, так постоянно случалось в его компании, уж слишком тело Гвальда было массивным и выдающимся, и обычная мебель ему не подходила по размеру.
— Вы нашли нового мага? — тихо поинтересовался Касарбин, а затем отпил из глиняной бутыли.
— Нет, нынче никто не желает даже здороваться со мной за руку, — хмыкнул мастер.
Он пытался скрыть разочарование за напускным весельем или безразличием, только у мужчины ничего не получилось. Бел-Атар всегда превосходно понимал, что на душе у его старинного приятеля, разумеется, коли удосуживался посмотреть на него хотя бы краем глаза.
— Более того, нас с Главой не угостили даже утешительными слухами о том, что, мол, в омуте появился новый волшебник, исключённый из содружества гебров, зато по пути домой моих ушей неоднократно достигали всякие нелепые сплетни о Его Высочестве! Ха!
Касарбин передал другу ёмкость с разбавленным заном и Гвальд мигом пригубил напитка.
— Люди очень рады тому, что Его Высочество жив-здоров, однако… Однако они негодуют из-за того, что наследник престола тоже встал на кривую дорожку и заключил союз со злыми силами.
— Ну… а ты что об этом думаешь?
— А сам якобы не знаешь? — ехидно фыркнул Гвальд, взглянув разок на Бел-Атара навязчиво и пристально.
Но собеседник оставался слеп к его ужимкам. Честно говоря, иноземец упорно не желал отрывать взора от двух приземистых курганов — холмов, таящих под собой бочки с зельем, — и, по невнимательности, большая часть правды ускользнула от него.
— Что я думаю об этом? — размеренно повторил Гвальд. — То, что никому, кроме Его Высочества на самом деле не известно, что творится за дверями его спален. Я служил во дворце… Так вот, я служил во дворце, и я прекрасно осведомлён, что в высших кругах знати всё не то, чтобы выворачивается наизнанку… просто оно — не такое, каким кажется со стороны.
— Я могу прочесть заклятье благонадёжности, — неожиданно для мастера выдал Бел-Атар.
Смелый и преисполненный уверенности, он неотрывно взирал на то, что когда-то можно было назвать дворовым садиком возле ставки, однако ныне пришедшим в ужасное запустение.
— Во всяком случае, попробовать прочитать, — добавил молодой человек сразу, как в воздухе повисло тревожное напряжение.
— Что? Нет! Ты не должен этого делать! Это… чрезмерно опасно, — Гвальд тут же принялся разубеждать приятеля.
— Знаю, что не должен. Но я хочу. И я обещал помочь.
— Слушай, много ли ты денег потратил из своей части серебра?
— Да практически ничего… а что?
Бел-Атар быстро уловил новое направление, в которое клонился Гвальд, и наконец уставился на мастера в ответ.
— Что ты хочешь этим сказать? Не темни, выкладывай.
— Лучше для тебя будет, коли ты заберёшь свои деньги прямо сейчас, и на рассвете же отправишься в порт, и исчезнешь из Исар-Динн, пока ещё Зелёное море не взбунтовалось вновь, и пока ещё ничего непоправимого не приключилось… Скоро… скоро в столице зазвенят мечи и засвистят стрелы.
— Тем более, как я могу покинуть вас в столь ответственный момент? — Касарбин растянул губы в надменной улыбке и отпил из горлышка бутылки.
— Когда ты стал таким упрямцем? Незачем тебе складывать голову за чужие цели…
— А тебе есть, зачем?
Гвальд болезненно хихикнул, а затем демонстративно вскинул одну бровь вверх, намекая на то, что его намерения почти всегда — кристально чистые. В том плане, что через них видны его первичные мотивы.
— Глава, Алхимик, Момо… мы ведь неспроста очутились здесь, на дне омута.
— Да и я, знаешь ли, не всегда вёл жизнь порядочного и благонадёжного гражданина. Мы с братом были такими же мошенниками. Мы доводили людей до разорения, оставляли их без средств к существованию, и я решил…
Гвальд неодобрительно покачал головой из стороны в сторону, явно давая понять товарищу, что он не верит ни в искупление, ни в прощение богов, однако Бел-Атар снова удивил его:
— …Но я решил, покуда в Исар-Диннах я — подданный, а не гражданин, какой это имеет смысл? Воплощение нашего плана, наверное, станет самым грандиозным и самым значительным делом в моей жизни, и уж точно — самым волнительным. Разве могу я теперь отступить? Не смеши.
— Э-э-э-х, — тяжко вздохнул Гвальд, водружая руки на колени. — Вы меня в могилу сведёте, — подумав, он вскоре добавил. — Пойду-ка я в дом, надо поспать.
Касарбин дождался, пока монументальная фигура приятеля скроется из вида, а затем мрачно высказался:
— У тебя в горле, друг мой, застряла кость от худой сушёной трески в то время, как в море ещё полно свежей рыбы.
Четверо суток назад, после того, как корабль Главного советника и его свиты причалил в порту Исар-Динн, Дуностару начало казаться, что его дядя ещё более погрузился в какую-то сомнительную и блаженную прострацию, и ныне он один остался здравомыслящим в окружении умалишённых и одержимых.
Сегодня вечером, в середине второй недели второго летнего месяца, Дуностар был занят тем, что принимал от почтенных волшебных гебров дома Аон массивный деревянный ларец, доверху наполненный драгоценностями. Седьмой ар проносил этот неподъёмный ящик в покои дяди, однако путь его лежал через открытый, опоясанный анфиладой дворик с прудом, в котором уже вовсю цвели бледно-кремовые, огромные кувшинки. Дело было на закате, и пунцовые лучи солнца окрасили широкие, но заострённые лепестки цветов в малиново-красный, настолько красивый и притягательный, что Дуностар в изумлении замер. Он наслаждался видом, впитывая жадным и голодным взором, как по мерцающей поверхности воды скользит диск багряного солнца, и как мираж захода превращает безобидные водные кувшинки, символ чистоты и красноречия и дар небесных жителей, в ядовито-алые паучьи лилии — в ликорисы, демонические цветы, которые даже не росли на просторах Элисир-Расара, и о которых молодой полководец знал лишь понаслышке.
В коридорах Янтарного замка Дуностару повстречалась парочка хорошеньких служанок, которые были несказанно рады снова видеть во дворце воина-красавца. Девушки передали возвратившемуся распоряжения от его отца, донга Аонов, щедро разбавляя свои речи забористыми сплетнями.
В кабинете Зархеля, как ни странно, не наблюдалось сегодня Её Милости, зато мягкие и роскошные диваны для посетителей засиживали прихвостни Его Светлости: тут расположился и личный астролог-кудесник советника, и Маэлбрит, и Луридас. Последний выглядел весьма жалко и убого — он сидел в самом тёмном и дальнем углу, зажимая руками голову, которую держал между колен, и временами чуть-чуть подрагивал. Дуностар неодобрительно покосился на разведчика дяди, что теперь больше смахивал на запойного пьяницу в белой горячке или рьяного поклонника маковых снадобий. Казалось, словно Луридас побывал на приёме у подземных властителей, где вопреки воли своей сделался свидетелем наиболее мерзких и бесчеловечных пыток, однако подобного, разумеется, не происходило. Что же поистине приключилось с ним?
