Когда Эйлетт Чесферон завершил свою представительную речь, возле каждого присутствующего члена собрания уже дожидался кубок, полный вина. Пятнадцать пар нетерпеливых глаз уставились на Ирмингаут, в том числе и Гвальда, и женщину охватил непонятный жар.

— Солнечный камень, этот бесценный арашвир, нашими трудами окажется в руках Его Высочества наследного принца и возвестит об эпохе нового процветания для всего Элисир-Расара! — добавил Эйлетт, взволнованно постукивая пальцами по кромке стола и вскидывая вверх густые брови. — Разве не славное дело, а?

— Да! — подхватил лучший друг Чесферона. — А поганый змей Зархель будет свергнут сразу же, как только Его Высочество вернёт себе корону…

— Только в камне этом течёт кровь… — пробубнил себе под нос седой волшебник. — Он проклят!

— Тише ты! Зачем я вообще тебя позвал, Асармон? Ты спятил, как и всякий маг! Довольно молоть суеверный вздор и пугать наших союзников! Ну так что, госпожа Ирмингаут? Мастер Гвальд?

Глава почему-то молчала и сохраняла робкую неподвижность, настолько несвойственную ей, что Гвальд шагнул вперёд, загораживая хрупкую дамскую фигуру боевой подруги своей размашистой спиной.

— Мы всё помним, Ваша Светлость, и мы постараемся раздобыть камень к кануну…

— Нет, мы не постараемся, мы раздобудем арашвир, — наконец, очнулась Ирмингаут и сразу переняла бремя лидерства. — Вам не следует тревожиться об этом, лучше подумайте над тем, как поквитаться со Служителями костей, и, в особенности с Фирамом, этим рыжим демоном, главарём независимой банды чистильщиков.

Эйлетт как-то подозрительно ухмыльнулся, а затем поднялся на ноги и направился к эльфийке. Похлопав союзницу по спине тяжёлой кистью, словно своего товарища по оружию, он тихо вышептал ей на ухо:

— До меня дошли ещё одни пренеприятные сведенья, моя госпожа, мол, один ваш подопечный самостоятельно навлёк на себя беду и гнев небес. Он развязал грязную вражду с Азурком Алном, а этот прохиндей — на хорошем счету у Служителей костей. Толкуют, будто Азурок проводит некие изыскания лично для Главного советника, его покрывает даже Суклеман, властелин всех менял и ростовщиков, так что… пока мы не в силах проучить ваших злопыхателей. Однако, когда камень будет у нас… то есть, у Его Высочества, тогда всё переменится, склоняясь нам на пользу. Уверен, Его Высочество ещё помнит ваши заслуги, и с чистым сердцем…

Ирмингаут уже давно не слушала извинительные, аккуратные и упредительные речи Его Светлости. Она сама слишком долго прожила под светом солнца, Дион и Цер для того, чтобы не догадаться, каким законам подчиняется мир знатных и благородных людей, и насколько ничтожны для настоящего вельможи такие понятия как истинные долг и честь. Дворяне знают лишь те короткие слова, за которыми легко укрываются горы из накопленного впрок золота, потому что их честь всегда чего-то стоит, и неуклонно уменьшается от потраченного или пролитого.

После часовых обсуждений, сверок и сглаживания неточностей в общих планах, все присутствующие поклялись придерживаться обозначенного и торжественно осушили кубки с вином. Сошлись на том, что арашвир, великолепный магический камень, должен будет очутиться в руках Его Высочества на кануне Дней Великих Жертв — именно в тот момент, когда Эйлетт и его альянс поднимет открытый бунт против Главного советника и «изменников» Аонов в целом.

Ирмингаут медленно прохаживалась по тёмной зале, заполненной изящной мебелью и странными предметами обихода. Но источников освещения здесь было мало, поэтому даже её зоркие глаза едва находили для себя твёрдую опору. Замерев возле одного подставочного столика, прижатого к стене, эльфийка с ужасом обнаружила распластанные на серебряном подносе останки повреждённых негулей, точно таких же, каких она недавно крушила в устье Басул, возле Сломанного берега.

Затаив дыхание и округлив от удивления алые зеницы, Ирмингаут потянулась к иссушенной голени дохлого негуля рукой в перчатке.

— О, небеса… — тихо прошептала эльфийка.

— Да, да! — вдруг подтвердил её мрачные догадки подоспевший Эйлетт. — Асармон, конечно, полнейший безумец, у которого никогда не закрывается рот и который не ведает меры, однако, в то же самое время, он — настоящий гений! Это он исследовал останки негулей, которые нам довелось захватить в тот чёрный день. И он определил…

Пока Чесферон, первый ар и донг Кирн, распинался перед Ирмингаут, то ли стараясь впечатлить бессмертную гостью, то ли задобрить её, эльфийка внимательно изучала части тела погибшего волшебного создания.

— …определил, что некто уже поработал над негулями до него, с помощью магии, разумеется. Видите, моя госпожа, эту выделяющуюся косточку? — Чесферон провёл ногтем по малой берцовой кости, будто вовсе не принадлежащей данной особи, но прилепленной к массиву посредством чар и чудотворной грязи. — Она оказалась здесь не просто так. Кость пропитана некоей древней и первобытной магией, и, по словам Асармона, в ней струится не только майн, но и тлеют искры зиртана.

— Зиртан? — поражённо повторила за человеком Ирмингаут, едва шевеля пухлыми губами и чётко выделяя каждый отдельный звук.

Эйлетт смотрел на собеседницу, словно заворожённый. Особенно его влекло то местечко, где залегала тонкая, горбатая уздечка, что разделяла верхнюю губу женщины посередине на две одинаковые дуги.

— Зиртан, это ведь очень опасно? — прошептала Ирмингаут, и её влажные глаза поплыли от волнения, наливаясь кровавой краской. — Что поистине задумал Зархель, что у него на уме? Откуда… у него такие силы?

— А наследник что задумал? — загадочно отразил мужчина. — Откуда у него власть над бессмертным магом, этим так называемым демоном-оборотнем? Эйманом Эром Данаарном?

— Эй… Эйманом?! — переспросила эльфийка, но внезапно к ней со спины подошёл Гвальд, и женщина сразу вернула себе осторожность и рассудительность.

— А! Барадульф! То есть, Гвальд, я хотел сказать, — воскликнул Чесферон и вновь добродушно улыбнулся.

По правде говоря, Гвальду даже польстило то, что птица столь высокого полёта, вроде главы дома Кирн, до сих пор помнит его имя.

— Мастер, прошу, беги в ставку и займись тем, что мы обсуждали прежде, — обратилась к нему Ирмингаут, слегка дотрагиваясь рукой до локтя сподвижника. — Я чуток задержусь.

— Да, хорошо.

Гвальд уже собирался откланяться, как его остановил хозяин:

— А как же амулет? Возьмите для защиты от происков чужой чёрной магии! — Эйлетт протянул ожерелье, составленное из цветных бусин, вырезанных их полудрагоценных камней, с одной крупной подвеской посередине. — Здесь и перидот, и аметист, и бирюза — всё, что отваживает злые чары! В том числе и оникс, наш фамильный камень!

Мастер принял подношение, а затем удалился.

— И вы тоже возьмите, моя госпожа. Асармон специально разработал эти магические амулеты, дабы защитить нас…

— Нет, благодарю, Ваша Светлость. Мне уже пора.

На отрез отказавшись брать украшения, Ирмингаут покинула Эйлетта Чесферона лишь для того, чтобы в альковах и кулуарах его подставного дома отыскать другого представителя ветви Кирн и вести тайную беседу с ним.

— М-моя госпожа… — испуганно обронил Эмерон, когда Глава Белой Семёрки зажала его возле стены в укромном тупике.

— Ты ещё доставляешь ту смесь сушёных трав, что я передаю через тебя Его Высочеству?

— Н-нет… Видите ли, Сагрена говорит, что Его Высочество ничего больше не пьёт кроме кипячёной воды. Ну, или вина, но лишь из тех чарок, что ему лично вручает придворный маг! А он все напитки тщательно проверяет!

— Хм… — задумчиво хмыкнула Ирмингаут, постукивая пальцем по нижней губе. — В воду яд добавить трудней всего, она обличает правду, так что это — хорошо. Как величают этого мага? Неужто Эйман Данаарн?

— Да, так и есть.

По прекрасному лицу эльфийки пробежалась странная смесь из смятённых чувств, и вдруг Эмерон тоже нахмурился.

— Это что-то значит? Что?

Но молчаливая и скрытная бессмертная воительница не собиралась посвящать жалкого отпрыска людских кровей в свои истинные намерения. В конце концов, Эмерон был для неё лишь несмышлёным мальчишкой, расходной фигуркой в секретной игре, и женщина, уже давно прослывшая бессердечной, развернулась и поспешила на выход.