Впрочем, перед деловым визитом Ирмингаут сперва посетила куда менее достойных и доблестных господ — она, в гордом одиночестве, но вооружённая до зубов, перебросилась парочкой «тёплых» слов с рыжим и одноглазым Фирамом, тем самым типом, который совершил налёт на лавку волшебного Северона, перебил там ни в чём неповинный народ, едва не покалечил Момо, а затем объявил об изгнании Белой Семёрки из содружества банд омута. И не то, чтобы Ирмингаут сильно переживала о последнем — в конце концов, женщина давно собиралась сбежать из этого окаянного города сразу после того, как привела бы в исполнение собственные планы, однако Фирам посягнулся на святое; на то, что эльфийка никак не могла обойти стороной. Она, как представительница северных племён, древних и диких, не могла простить того, кто нанёс ей столь суровое оскорбление, однако сейчас была не способна в полной мере отомстить обидчику, ибо тогда под угрозу попадали все дальнейшие предполагаемые события.

«— Нана! Сестрица! — приветствовал её рыжий негодяй с радушной улыбкой на лице. — На что ты сетуешь, я же пощадил твоего белобрысого щенка? Ручаюсь, я его не тронул даже пальцем. Более того! К нему не прикасался никто из моих людей! Ну… лишь Вром Вепрь, и только кулаками! Клянусь тебе!»

Теперь, стоя напротив потайных кухонных дверей в дворике нужного особняка, Ирмингаут никак не могла выбросить из головы надменные слова Фирама, главаря одной из самых неблагонадёжных и опасных в омуте организаций. Как бы она мечтала заткнуть глотку рыжего его же поганым языком, стереть навсегда эту развязную ухмылку с его кривой гримасы, только нынче у неё самой будто руки были связаны за спиной путами тугих и крепких обязательств.

«— Не веришь мне? Как можно? — вопрошал разбойник, изображая полную невинность. — Тогда спроси лично у щенка, какие у него остались впечатления от свидания? Думаешь, он расскажет правду? Поделится с тобой неизгладимыми воспоминаниями?»

Ирмингаут в гневе сжала кулак и с размаху ударила в деревянный косяк так, что балка надломилась. Гвальд, спокойно стоящий рядом, недоумённо покосился на свою свирепую спутницу, а затем тихо процедил:

— Соберись, нам ещё с Эйлеттом беседу держать. Этот человек легко выведет из себя даже самых стойких и рассудительных, ибо он славится непробиваемым упрямством.

— Да знаю я, — огрызнулась женщина, но потом извинительно вздохнула и провела рукой в перчатке по зажмуренным глазам. — Просто сегодня у меня уже была одна неприятная встреча, да ещё и ты заговорил, словно бессмертный древний.

— А тебе по нраву видимо, чтобы я изъяснялся, как неотёсанная деревенщина? Я ведь всё-таки во дворце служил, — усмехнулся Гвальд, расправляя плечи и закладывая большие пальцы рук за пояс на штанах.

Его гигантскую фигуру со всех сторон подсвечивали блестящие серебром звёзды, что в безлунную ночь распалились довольно рано на почерневших небесах.

— Это хоть соответствовало бы твоей внешности, а не вызывало замешательство, — Глава легонько ударила напряжённым кулаком в грудь мастера, а затем внимательно посмотрела в его бездонные глаза. — Я ведь упоминала, что «восемь» — это плохое число? Скверное? Оно приносит несчастья и сулит неудачи. Нам не следовало принимать в братство стразу двоих новых приспешников тогда.

Голос Ирмингаут прозвучал столь печально и проникновенно, что внутри Гвальда что-то съёжилось и затрепетало.

— Это ведь просто суеверие, неужели ты… — мужчина повёл рукой, указывая на собеседницу, однако его размышления прервали.

Кухонная дверь распахнулась, и маленький, аккуратный дворик особняка первым делом заполнил тёплый, культурный свет, что лился из жилого помещения и вселял странное чувство уюта и умиротворения в ночных гостей.

— Госпожа, добрый дин, — кивнул посетителям рослый и статный юноша. — Вы припозднились, батюшка уже переживает. Что…

Визитёров встречал Эмерон Чёрный Вереск, любимый отпрыск Чесферона, донга Кирнов, которому вряд ли частенько в жизни доводилось приветствовать пришлых и отворять им врата лично.

— …что приключилось с дверью?! — взор молодого капитана стражи остановился на поломанной балке, которая ещё полчаса назад была цела.

Но Ирмингаут только прикрыла глаза и пожала плечами, вытесняя своим корпусом Эмерона с прохода и освобождая тем самым дорогу и для Гвальда, и для себя.

— Юный господин, — мастер тоже кивнул Чёрному Вереску, продвигаясь внутрь здания сразу за эльфийкой. — Мы не при делах.

Эмерон лишь скорчил непонимающую мину и тут же поспешил за гостями. Уже втроём они поднялись на второй этаж особняка, следуя за горящими свечами и масляными лампами, и направились в хозяйскую спальню, обустроенную сейчас под приёмный зал.

— А-а-а-а! Госпожа Ирмингаут! Мастер Гвальд! — радушно воскликнул Эйлетт Чесферон, стоило ему только завидеть гостей в дверях. — Я уж было думал, что вы не явитесь на встречу, и подведёте нас и Его Высочество наследного принца!

Воевода с наслаждением потирал свои окладистые, смоляные усы, держа в левой кубок с вином. Его редким проблескам радости и нечастым улыбкам не было цены, ведь матёрый солдат почти никогда не веселился, при том всегда излучая суровую, неприступную искренность.

Первый ар дома Чёрных Ворот, донг Кирн, стоял в окружении не менее серьёзных мужчин средних лет, вооружённых мечами и кинжалами, и облачённых в весьма дорогостоящие наряды. Явление на это тайное собрание такой привлекательной женщины, как Ирмингаут, воспринималось присутствующими словно дуновение только сменившегося ветра, что гнал на чёрствую, запёкшуюся землю пары́ животворящей влаги и лёгкую морскую свежесть. Эмерон уже был здесь единственной юной кровью, зелёным ростком и новой надеждой, а Ирмингаут добавила в атмосферу пару всплесков красоты и вдохновения… веры в будущее, за которое ещё имеет смысл сражаться с бесами. Но, конечно, никто из смертных мужей в жизни не посмел бы сравнивать Ирмингаут с обычной людской женщиной, хоть исподтишка и заглядывался на её великолепную фигуру, обтянутую тёмной курткой и кожаными штанами.

— Наших ушей уже достигли плачевные известия, прискорбно это слышать! — громогласно объявил Эйлетт, пока сын его помогал гостям расположиться в зале. — Печально, что мы лишились аванпоста на задворках омута!

Совершив могучий глоток вина, Чесферон с грохотом водрузил опустошённый кубок на стол.

— Впрочем, до кануна празднества осталось совсем немного, и настроения в городе отнюдь не играют на руку Главному советнику и королеве-матери! Сие — и ваша заслуга, Белая Семёрка!

— Однако, мы считаем, что у Зархеля ещё имеются кое-какие припрятанные карты, — вымолвил закадычный приятель и правая рука Эйлетта. — В Исар-Динны движется процессия так называемой Тысячелетней Фахарис, великого и прославенного божества, окружённая почитателями из культа Служителей костей, и поговаривают…

— …и поговаривают, — продолжил за старинным другом хозяин, — что к процессии уже присоединились полчища страждущих фанатиков. Ходит слух, что в деревнях и весях, через которые проезжает караван Фахарис, население бросает свои урожайные поля и тучные стада скота, и отправляется в паломничество в столицу под покровительством божества. Что будет, когда вся эта честная толпа заявится в Исар-Динны?

— Хм… скорее всего, Зархель запланировал возвестить от имени Фахарис о том, что правление Её Милости Зармалессии — предприятие угодное небожителям, а посему и вполне законное, — ответил седовласый уроженец боковой ветки Кирнов, и единственный здесь маг, бывалый волшебный гебр.

— Это понятно, Асармон! То был вовсе не вопрос! Нам следует… — Эйлетт задумчиво покрутил ус на пальце и лишь потом закончил фразу. — Нам следует ответить врагу той же монетой. Игла Виликарты! Вы ведь добудете её, госпожа Ирмингаут?

Благородный мужчина с угловатым и острым лицом перевёл свой грозный взор на Ирмингаут, и эльфийка незаметно поперхнулась.

— Коли Вы добудете сей священный камень, как и обещали, моя госпожа, то, уверяю, нашим планам будет просто обеспечен успех! Как дряхлая мумия прогнившей до основания старухи, наверняка даже не божественной по природе своей, сумеет сравниться в силе с чудодейственным минералом, который неустанно стерегут неподкупные стражи, и который, согласно легенде, невозможно заполучить?