Упрямый актёр вцепился в Бел-Атара и принялся тягать его за плечи.
— Я ещё не помер тут, хотя похоже именно на это!
— Ирмингаут переживает…
— Ирмингаут может не переживать обо мне, ведь когда незачем жить, то и умирать тоже не за что. Всё со мной будет нормально, однако! Мне нужно опустошить голову! Развеяться!
Только Касарбин не собирался участвовать в этой забаве — он не ввязывался в спор, не пытался переубедить упрямца, а просто прямо и проникновенно впивался своими зелёными зеницами точно в душу разбушевавшегося смутьяна. И эта его непоколебимость, несомненно, оказывала остужающее и усмиряющее действие на нарушителя спокойствия. Лан сдался, опуская руки и сползая обратно на подушки.
— А Онкелиан ещё не вернулся? — задал Момо в сотый раз свой каверзный вопрос, и Бел-Атару пришлось в срочном порядке прочищать горло кашлем.
— Кхм-м-м, н-нет…
— А Носатый? Я скучаю…
Последнюю фразу Лан произнёс с таким глубоким чувством, что Касарбин сам уже ощутил боль в глазах от предательского явления слёз, но внезапно кое-что его спасло — в потайном кармане модного пальто Бел-Атара зашевелилось и задёргалось нечто инородное.
— Ты… ты мне что-то принёс! — возбуждённо выпалил парнишка, сразу раскусивший иноземца. — Дай угадаю, это шоколад!
— Хах, нет, Момо. На такое у меня не хватило бы ума. Это… кое-что другое.
Молодой человек вынул из-за пазухи юного и ещё некрупного белого хорька, которого он купил сегодня утром на птичьем рынке. Предыдущие хозяева обучили животное некоторым трюкам, оно было на редкость покорным, ласковым и совершенно незлобивым. Момо мигом угомонился, принимая подношение на руки. Актёр впервые за долгое время улыбнулся широко и лучезарно, когда его хрустальные глаза встретились с рубиновыми зенками дарёного зверька.
— Носатый ведь уже был довольно старым, кто знает, что приключилось с ним тогда? Возможно, он убежал от бандитов, а возможно попался в лапы негулям, так что… Старого приятеля вряд ли заменит новый товарищ в короткий срок. Ну, а кто знает, что будет потом?..
Бел-Атар, как и большинство мужчин, не был мастаком в обрамлении великодушных поступков красивыми словами, и предпочёл бы добрые дела сопровождать добрым же молчанием, нежели разглагольствовать по три часа о славном и правильном, однако сегодня без объяснений было никак не обойтись.
Момо, отлично понимающий все проблемы и затруднения Бел-Атара, что принадлежал тому же лагерю, тихо взял приятеля за руку и прижался щекой к тыльной стороне его ладони с закрытыми глазами.
— О… отдыхай. С Лили я разберусь, — смущённо прошептал молодой человек, отнимая у парнишки палец за пальцем.
Как только его десница освободилась от подозрительно крепкой хватки Момо, Касарбин вышел из комнаты, не говоря ни слова.
Художник нашёл Лили на веранде. Девушка стояла неподвижно, упираясь руками в перила, и буравила взором окрестности.
В последнее время в ставке Белой Семёрки воцарился настоящий разлад, и всё начало рассыпаться на части. Лишь один Алхимик продолжал заниматься своими обычными делами и почти не покидал лаборатории, усердно мастеря нужное для братства зелье тогда, как Учёный Виридас стал всё чаще куда-то отлучаться. Ирмингаут и Гвальд практически не бывали в доме после инцидента с Онкелианом и разгрома лавки Северона, привычная работа тоже исчезла из дневного распорядка, совместно с добрым именем и громкой славной Белой Семёрки, которые, казалось, за мгновение растворились в воздухе.
Ныне жители омута откровенно избегали Главы и её подопечных, желая держаться как можно дальше от возможных неприятностей. Обыватели всего лишь надеялись уберечь себя и близких от несчастий, правда теперь для Лили и Бел-Атара было проблемно даже как следует отовариться на рынке. Не говоря уже о том, что Белая Семёрка лишилась своего единственного мага, и Ирмингаут носилась по столице в поисках нового приспешника — ещё одного опального и талантливого смутьяна, отовсюду изгнанного, однако не отчаявшегося и ищущего свежее убежище.
Бел-Атар постоянно чувствовал себя акробатом, который будто балансировал на тонком канате между всеми членами братства. Он медленно подобрался к травнице, издавая при перемещении как можно больше шума, потому как видел, что девушка основательно задумалась, и боялся её напугать.
— Это… кошмарно, — Лили нарушила тишину, и вместе с возгласом у неё вырвались слёзы и всхлипывания. — Сперва убийства работников, затем потеря Онкелиана, и ещё эти отвратительные твари, негули! На рынке только и толкуют о том, что негули могут вернуться в любой момент, и что они принесут с собою оспу предков, или наводнение, или ещё какое стихийное бедствие. Золотой катаклизм!
Девушка оторвалась от линии горизонта и уставилась на Касарбина, который пребывал в полнейшей растерянности и не знал, что надлежит говорить в подобных ситуациях.
Впрочем, в дальнейшем выяснилось, что слов от молодого человека никто не требовал, Лили было достаточно простого участия.
— Золотой катаклизм! — возбуждённо повторила Лили, вытирая свой протекающий нос. — Что, если Зелёное море опять взбунтуется и обрушит на нас очередную кару? Кажется, боги нами недовольны, они недовольны Исар-Диннами, они будто прокляли столицу. А я собиралась навсегда поселиться здесь, теперь… теперь мне представляется, что это — такая дурная затея, что даже слов не хватает, чтобы выразить…
Она снова начала горько плакать, и Бел-Атар явственно ощутил, как щемит его сердце. Он открыл рот и попытался что-то вымолвить в ответ, однако Лили продолжила исторгать непрерывный поток речей:
— Меньше месяца осталось до празднества Дня Великих Жертв, а у нас мага нет. Кто прочтёт необходимое заклятье? — на мгновение девушка замолкла и посмотрела в глаза Касарбину. — Знаешь, мне кажется, что морские боги защищают своё сокровище, и что нам никогда не завладеть Солнечной иглой Виликарты. Этому просто-напросто не суждено свершиться, ведь в проклятом камне течёт кровь…
— Любые сокровища прокляты, — размыто выдал Бел-Атар, протягивая собеседнице платок, которым она сама ещё недавно вытирала чужой пот, — и в основном для тех, кто слаб сердцем.
— Опять ты за своё? И ещё Момо…
— Послушай, Лили.
Касарбин подошёл к парапету веранды и тоже сложил руки на перила. Лили притихла и чуток к нему придвинулась, наконец позволяя приятелю высказаться.
— Я знаю, что тобой двигают благие намерения, и что ты делаешь это от доброго сердца, но почему тогда, смотря на Момо, ты замечаешь только что-то скверное и злое, что приключилось с ним в прошлом, причём весьма далёком? Разве это справедливо?
— Я…
Не найдя достойного ответа, девушка будто вспыхнула и разъярилась:
— Опять читаешь проповеди, словно ты — старик какой, или отшельник! Знаешь, почему мудрецы живут в одиночестве? Потому что их общества никто не в силах вынести! — прокричала она, а заметем развернулась на месте, взмахнув пышными юбками и огрев художника суровым взором, после чего раздражённо потопала в дом.
Бел-Атар только удовлетворённо хмыкнул травнице вслед. В конце концов, он считал, что гнев всё-таки предпочтительнее отчаяния, он приносит больше плодов. А иноземцу за сегодняшнее утро уже с лихвой хватило упаднических мыслей и пересуд о смерти. Всегда лучше вначале пытаться потушить огонь, чем раньше времени посыпать голову пеплом.
Той же ночью Ирмингаут и Гвальд спешили в благоустроенную часть города, на медный холм. До Дней Великих Жертв, как справедливо отметила Лили, оставалось совсем немного, и заговорщикам следовало проработать план как можно точней. Как ни крути, на Ирмингаут и Гвальда рассчитывали не только члены братства, но и другие вовлечённые, куда более могущественные и осведомлённые. Сегодня эльфийка и бывший начальник дворцовой стражи встречались с наиболее видными представителями Двойной «В» — с братством Воинов Вереска, которым издревле покровительствовал дом Кирн. В одном из непримечательных частных особняков, за закрытыми дверями и при плотно задёрнутых занавесках, они должны были держать беседу с главными фигурами дома Чёрных Ворот, и с Эйлеттом Чесфероном лично в том числе.
