Светиться в публичной сфере как писатель я не намеревался. Хватит и шахматного турнира, про который раструбят газеты. Ни к чему частить в заголовках. Позже, когда я наберу вес на политической арене, это перестанет иметь значение, а пока скромность будет моей важной добродетелью.

Разговор перешёл в деловое русло. Эльза быстро потеряла к нему интерес, вернувшись к еде. Она мелкими глотками пила кофе и покусывала галеты. В отличие от неё, Эрих прислушивался к беседе с интересом и лёгкой завистью. Видимо, его переговоры с издателями проходили куда тяжелее.

Когда мы с Самуэлем были близки к тому, чтобы ударить по рукам, в кафе ворвался взмыленный Герберт Бош. На лице его было написано отчаяние, глаза дико сверкали. Даже не взглянув на меня, он устремился на второй этаж, где проходил турнир.

Чуть позже он спустился по лестнице, на ходу пряча что-то во внутренний карман фрака. Настроение у него явно повысилось, он больше не выглядел так, словно за ним по пятам следовала сама смерть. Похоже было на то, что Герберт случайно оставил что-то чрезвычайно важное наверху — и, к своему счастью, без помех нашёл забытое.

Перед тем как выйти, он отсалютовал мне тростью. К этому моменту я уже закончил обговаривать с Фишером будущее издание книги. Сошлись на публикации под псевдонимом. Ни один известный писатель не стал бы выдавать полностью чужую работу за свою, а начинающие авторы ничем не отличались от меня по своему положению. Мы условились связаться в ближайшие дни после Рождества для утрясания последних формальностей и подписания договора; на сей ноте я попрощался с новыми знакомыми. Больше меня в кафе ничто не задерживало.

Как только я выбрался на улицу, мир поблёк, словно на него набросили чёрно-белый светофильтр. Зимний Берлин и прежде не радовал красками: свинцовое небо над головой, слякоть на дорогах и туманная мгла в воздухе, серое однообразие строгих домов, — но сейчас из города будто выпили все цвета. Я обнаружил, что не могу пошевелиться. Та же участь постигла прохожих, лошадей, запряжённых в брички, редкие автомобили — все они застыли, как мухи, угодившие в янтарь. Наступила тишина, разорванная громогласным голосом:

— Мой будущий мессия, я следил за твоими деяниями! Ты упорствуешь в своём невежестве. В грехе своём ты помыслил объединиться с безбожниками, что отрицают моё существование. Это бессмысленно. Их царство падёт в тщете, охваченное пламенем великой войны. Так предсказано, и так будет. Склонись передо Мной и прими уготованный тебе жребий.

А вот и виновник происходящего — собственной персоной. Впрочем, можно ли так выразиться о нематериальном гласе, раздавшемся с небес?

Я не был способен разговаривать, так что ограничился мысленной речь, справедливо сочтя, что Существо уж как-нибудь осилит телепатию.

«Надо же, совсем про тебя позабыл! Давно не виделись. Но к чему эти дешёвые фокусы? Впечатления на меня они всё равно не произведут. Лучше бы встретились лицом к лицу… или тем, что у тебя вместо лица».

— Глупец! Я остановил течение времени во всём бытии, ибо такова Моя…

«Хитришь, дружище. То, что ты сделал, смахивает на замедление индивидуального восприятия. Этот трюк нам давно известен. Хотя то, что ты вклинился в моё личное поле, показывает, что псионикой ты владеешь прилично, отрицать не буду».

Предположение не понравилось Существу, и оно обрушило на меня потоки высокопарной брани. В ней я нашёл подтверждение своим словам. Тот, кто умеет управлять временем по всей вселенной, не будет вести себя как обиженный подросток. Хотя… кто знает, какие психотипы бывают у псионических сущностей? Нельзя исключать, что где-то в далёкой галактике может проживать по-настоящему могущественная особь с такими же заскоками. Может, для них это поведение в пределах видовой нормы. Но я решил понадеяться, что это не так, уж больно мрачными тогда оказывались перспективы.

«Послушай, — подумал я, когда Существо исчерпало свой запас красноречия. — Давай откровенно. Будь ты всесильно, нашло бы способ пробить мой ментальный барьер и подчинить себе, не устраивая весь этот цирк. И не надо историй про то, что ты якобы подарило человечеству свободу воли, а значит, последний шаг в пропасть каждый должен сделать сам. Я выступаю за здоровый детерминизм. Я не знаю, каким образом ты провернуло моё попадание сюда и чего тебе это стоило, однако, раз уж я здесь, я сделаю свою работу — так, как привык делать её на иных планетах. Если ты правда уважаешь так называемое право выбора, то уйди в сторону и не мешай мне делать мою работу».

Моя уверенность имела под собой основания.

Проведённый анализ показал, что в текущей обстановке реванша жаждет крикливое меньшинство, притом, что парадоксально, оно пассивно. Даже аморфно. Фрайкоры, ненавидевшие всей душой новое правительство, выполняли его приказы, потому как их предводители боялись взять на себя ответственность.

Раньше, чем через десять лет, к власти в Германии не придёт яркий реваншистский лидер, а к тому времени я успею подчистить верха. С этой стороны всё будет закрыто. Со стороны же Антанты… У всякой войны есть объективные причины, предпосылки и ресурсные основания. Если Германия будет выполнять условия Версальского мира хотя бы в части репараций и границ, Антанте незачем будет развязывать новую войну. Исторический процесс неумолим, но агенты Института наловчились оборачивать его себе на пользу.

— Ты не понимаешь, — с какой-то даже грустью произнесло Существо. — Отказываешься принять слово Моё, что несёт в себе власть поворачивать вспять реки и рушить горы. Так узри же Мой гнев! Узри, что не защитишь ты близких своих, что бессилен ты передо Мной.

Ощущение присутствия Существа пропало. К миру снова вернулись краски. Люди, повозки и машины двинулись прежними путями.

Но я всё ещё не мог сдвинуться с места.

Существо, скрывшись в неведомых далях, не спешило отдать мне контроль над моей нервной системой.

Я сосредоточился, пуская подпитанные псионикой импульсы по нейронам. Первой освободилась шея. Дальше, ниже… Чувствительность возвращалась постепенно и весьма неохотно. Сложнее всего отчего-то давались ноги. Люди обходили меня, застывшего на тротуаре; самые смелые неразборчиво бурчали что-то под нос, но никто меня не трогал.

Моё внимание привлёк пронзительный звук. Я повернул голову — и увидел метрах в двадцати Герберта Боша, переходившего дорогу.

Вернее, замершего прямо посреди проезжей части, как кролик перед удавом.

На него мчался, пронзительно стеная клаксоном, автомобиль. Водитель отчаянно выкручивал руль, однако это не помогало.

Столкновение было неизбежно.

Так об этом предупреждало Существо? Оно захотело на моих глазах расправиться с человеком, который собрался мне помочь?

Воспринятие опять замедлилось — на этот раз по моей команде, а не по прихоти псионической сущности.

Я бросил всю свою мысленную концентрацию в ноги, грубой силой пробивая установленный блок. Нервы обожгло как огнём; ох и аукнутся мне завтра эти фокусы…

Об этом я думал уже на бегу.

[1] Речь о франко-прусской войне 1870–1871 годов, итогом которой стало поражение Наполеона III, падение монархии во Франции и образование Германской империи во главе с Вильгельмом I. Германия получила крупные репарации, а также большую часть Эльзаса и всю Лотарингию.

[2] Всеславянство — то же, что панславизм. Идеология и национальное движение, которое постулировало необходимость славянского политического объединения на основе этнической общности.

[3] Пангерманизм — идеология и национальное движение, которое постулировало необходимость единства германской нации на основе этнической общности. Послужил основой для создания союза немецкоговорящих государств, впоследствии ставших Германской империей. Был популярен в Австрии, отчего после Первой мировой последняя планировала присоединиться к Веймарской республике как республика Германская Австрия. Объединение предотвратили союзники по Антанте.