Врач о чём-то говорил с мамой, а Оля бегала глазами по пахнущему лекарствами и чистотой кабинету. Уделив особенное внимание полке с резиновыми игрушками, издающими писк, если на них нажать. Жёлтый слонёнок у неё был такой же, белочка с острыми ушками жила у её подруги, а вот выставившая к ней копытце лошадка очень нравилась. Но не просить же её — Оля уже большая.

Уколов Оля не очень боялась — они почти не больные. Вернее, больные, но не долго. А вот кровь из пальца — это да. Там ведь колют не маленькой иголкой, а большим осколком зеркала. Так что Оля сидела спокойно, когда врач её колол. А врач Олю похвалила. Правда, сказала она это не ей, а маме — по поводу «спокойной девочки». Та только с улыбкой кивнула — это было для неё само собой разумеющимся.

К Олиной радости, сразу после этого они с мамой пошли к выходу. Даже не пришлось сидеть в коридоре и стоять в очереди к окошку, надпись на котором Оля ещё не могла прочитать — слишком длинная.

Но на улице Оле уже не понравилось — мир как-то неожиданно качнулся, когда за спиной хлопнула дверь, и окрасился неприятным зеленоватым маревом, как если бы Оля смотрела на него через оконную сетку. Она даже помахала рукой перед носом, но никакой сетки, конечно, не оказалось. Но картинка всё равно не была такой радостной, как раньше.

Оля ощутила духоту и усталость. И очень захотелось домой. Но не придала этому никого значения, и затрусила возле мамы, подстраиваясь под её шаг.

На остановке очень захотелось поканючить, что автобуса долго нет, и Оля почти забыла, что обычно не канючит. А в автобусе уже не хотелось смотреть в окно. Только прижаться к жёсткому маминому боку и неприятно ощущать каждой клеточкой тела движение автобуса. И чувствовать ужасный, разогретый запах металла. Странно. На этом автобусе её ещё никогда не укачивало. Вот на том, который шёл к вокзалу, что на другом конце города… Так что Оля была очень рада, когда они вышли. И не стала проситься погулять, хотя утром и хотела. И даже не глянула в сторону поляны, на которой было так удобно играть в пегасов. Несмотря на то, что там уже гуляли её подружки — Катька и Маринка. Которым она только вяло махнула на приветствие. Оля очень устала.

А дома ещё, как на зло, на куклу Машу не хотели надеваться туфли, так что они полетели в стену и отскочили за батарею. И вообще воротник на платье натирал шею. Оля не без тоски выглянула в окно, за прозрачный тюль. И почему-то не нашла ничего, что бы в этом мире могло её порадовать. Всё какое-то серое и скучное. Одинаковое. Почти что глупое. От этого даже разболелась голова. Какой-то очень неприятной, мучительной болью — как если бы её, эту голову, кто-то пытался изнутри задушить. И каждое движение только усиливало это. Аж до тошноты.

Потом стало холодно, по телу пошли неприятные мурашки, как у гуся. Оля сжалась комком на своей кровати и чувствовала себя очень брошенной. И никак не могла согреться. Дальше перед глазами начали взрываться туманные желтоватые огни, и Оля окончательно сдалась — всё-таки залезла под одеяло. Лежание на кровати днём она не признавала, и поэтому уже во всю протестовала против дневного сна. А теперь сама гусеницей завернулась в постельное бельё и хотела непонятно чего.

То состояние нынешняя Ольга помнила плохо — забылось с течением времени, как всё неприятное. Но всё равно помнила: как если бы детский кошмар рассеялся в предутреннем свете, но оставил за собой клочок душной темноты. Когда тело немного отделяется от тебя, и сознание остаётся запертым в нём, насквозь больном. Пошевелиться — трудно. Жарко, но стоит малейшему сквозняку коснуться кожи, как начинает трясти от холода. Дышать получается со свистом и не в полную силу. Липкость всего ощущается даже в неприятно окутывающем в воздухе. И мысли… Мысли не отключаются. Перед глазами какие-то неприятные образы, то ли случившиеся когда-то, то ли из будущего. Всё время кто-то неприятно хватает, а потом оказывается, что это сон. Который болезнью наваливается на тебя с новой силой и продолжается своей бесконечной тягомотиной. Внутри жжётся и ломит, и конца и краю этому не видно.

Ощущение всепоглощающего жара и беспомощности и сейчас легло взрослой Ольге на плечи, и она поторопилась их стряхнуть.

Потом уже Оля узнала, что это была всего лишь иммунная реакция организма на введённый возбудитель болезни. Что так тело защищалось, а не пыталось её убить. Хотя тогда, в детстве, она долго боялась сама себя — что ни с того ни с сего просто может такое произойти.

Больше такой сильной реакции у неё не было ни разу. Но и особых успехов в изобретении вакцины вроде бы тоже. Только о том, самом первом разе, врач как-то обмолвился уже взрослой Ольге, что практически из только её антител получилась полная вакцина. В другие разы приходилось смешивать с другими «подопытными».

С минуту Ольга рассматривала свой рюкзак, понуро свесивший собачку молнии к земле. А потом, воровато оглядевшись по сторонами, «свистнула» его узкими зубчиками. Кроме пары карточек и подозрительно молчащего телефона там был тот самый шприц — которым она угрожала тому светловолосому пареньку.

Оля аккуратно, чтобы не давить на поршень, достала его. Прозрачная, вязковатая жидкость. По виду и не скажешь, что опасная болячка. А может и нет? Может, Оля всё-таки зря подняла панику, и в шприце у неё обычная золотистая ветрянка?

Неожиданно приободрённая это мыслью, Ольга едва не упала — так резко соскочила на ноги и подхватила на локоть бирюзовую лямку.

Это просто нужно выяснить!

Окрылённая вторым дыханием, Оля резво направилась к незаметной тропке в лесополосе, на ходу засовывая шприц обратно. Она знала короткую дорогу. И адрес тоже помнила.

Оля огляделась по сторонам. Никто за ней не следит. И это очень обидно. Зря она, что ли производила захвата заложников? Или можно было требовать вертолёт?

Ладно. Хватит дурацких шуток. Надо лезть в подвал. Пусть и есть что-то странное в том, чтобы лезть в подвал.

Хотя это обычный подвал панельной многоэтажки. Который давно стал частью пейзажа, и вообще не примечательный. Но очень узкий и неудобный. Наверное, эти панельки строили пленные гастарбайтеры. Которые искали любую возможность, чтобы отомстить. И сделать вход не доступным для простых смертных. Или проектировщики подвала оплошали, посчитав, что в ЖКХ идут работать исключительно люди модельных параметров. Потому что иначе объяснить узость ходов просто нечем. Ладно, можно сделать небольшую скидку на «шаманство» местных драконов. Да и Оле не на что жаловаться — всё равно открывать надо не дверь, а лезть сквозь фанерную кладку. Или на это и нужно пожаловаться.

Оля без надежды вздохнула. И принялась отодвигать отсыревшие фанерные листья. Которые почему-то пахли лесом и хвоей совершенно не оставляли на тонких пальцах заноз. Надо только превентивно втянуть живот. Хвала хоть с этим проблем нет — талия от природы узкая, и даже пупок не торчит, уходя вглубь мелкой ямкой.

Прорезь по форме напоминала изогнутую грушу, которая гордо хвасталась своим округлым бочком. И Ольге пришлось очень сильно изгибаться, чтобы собственные бочки проходили в прохладную пустоту разъёма. Ладно. Будем считать это гимнастикой.

Вперёд, конечно сунуть рюкзачок, который противными лямками елозит по лицу. И самой гусеницей извиваться по узкому проходу. Который отирал кофту и так и норовил задрать её до самого лифчика. Который сминается и пытается соскочить с насиженных мест, оголив их. Как такое вообще возможно, если она лезет вперёд, а не назад? Чёртовы драконьи приколы… Теперь хватает только падающих с потолка пауков со скорпионами. И темно, как у чёрта в одном месте. Но Оля всё-таки протолкнулась вперёд, и в конце концов стало шире и перестало быть так душно. Ей-богу, второе рождение. В честь которого, наверное, Оля и рухнула вниз. С небольшой высоты и не полностью — всего лишь сев руками в пол. Но всё равно чертыхнувшись в надежде, что добытый обманным путём шприц остался в целости.