Ей хотелось звучать самоуверенно. Чтобы со стороны можно было подумать, что она действительно в чём-то уверена.

Юрка совершенно не обратил внимания на неприятный сарказм в торопливом её голосе. Только долго посмотрел на неё, словно пытался разглядеть то, чего Оля сама о себе не знает. Ей даже стало немного не по себе, а щекам — жарко.

— А как я без тебя буду? — пронизывая её серьёзным и тяжёлым голосом, неожиданно по-взрослому спросил Юрка.

Ответ у неё вышел сам собой. Вернее даже вопрос на вопрос:

— А я без тебя?..

Что-то кольнуло слева в груди. И Юркина короткая, даже озорная улыбка попыталась стать незаметной и спрятаться за поджатыми губами. А потом его взгляд снова стал серьёзным:

— Только ты не относись ко мне с заботой, — коротко попросил Юрка. И этот его взгляд Оля выдержала без труда.

— За это не переживай, — ответила она. И коротко пнула его под столом в голую голень. От неожиданности Юрка вздрогнул, а потом нормальная, человеческая улыбка проступила на его розовеющем лице.

Странные люди придумывают стереотипы. Например, стереотип о том, что кофе непременно бодрит и после него невозможно уснуть. Наверное, эти придумыватели просто не вели очень серьёзных бесед на кухне в четыре часа утра. В пижамах.

Сон сковал Олино тело раньше, чем разум. Поэтому у неё не было никакой возможности отодвинуться или как-то иначе повлиять на то, что Юркин локоть упирается ей в ребро. Только с закрытыми глазами слушать его спокойное, ровное дыхание. И планировать, как утром она в отместку столкнёт Юрку с кровати — локоть его ощущался очень уж острым.

А пока — спать.

Распутавшееся от противоречий сознание оказалось очень уставшим и требовало незамедлительного отдыха. И обнимашек. Потом.

[1] Doute — фр. «сомнение».

Медицинские манипуляции Оля не полюбила ещё больше. Хорошо, что никто и не настаивал — в этом центре с высокой культурой были готовы к кислым лицам «обследуемых», и на них совершенно не реагировали. По крайней мере, пока «обследуемые» не отбирали у сотрудников препараты и не грозились вколоть их первым встречным.

Оля повернула лицо к окну, и одноразовая простыня, пахнущая чистотой и мятой, сбилась. Щека ткнулась в мягкую обивку кушетки. Оля не стала брезгливо дёргаться. Во-первых, вряд ли на таком уровне на кушетках разводят полчища всяких микробных зараз (по крайней мере, Оле хотелось так думать). Во-вторых, если ложишься на эшафот, то выбившийся из причёски «петух» уже вряд ли будет кого-то волновать, правильно?

Ловкая и красивая медсестра уверенно орудовала с аппаратами, подключая их к Олиному телу. А совсем недавно с первого укола она вогнала в локоть такую толстую иглу, что Оля сначала приняла её за шнур от клизмы. К чести медсестры, Оля даже не почувствовала при этом боли.

Крупная муха залетела в открытое окно — видимо, на запах новокаина или чем тут обезболивают — и принялась деловито обследовать белый потолочный угол. Двигаясь, как в компьютерной игре — то быстро-быстро перебираясь лапками, то замирая, словно натыкаясь на заблокированный уровень.

Это Олю тоже немного успокаивало. Если сюда пускают мух, значит — мухи не смогут помешать процессу.

Хотя больше всего, конечно, успокаивал голос из соседнего кабинета. Громкий и весёлый. Слов — не разобрать. И вторит ему глухой и явно смущающийся девичий голосок. Периодически что-то грохочет, падая — или девушка-медсестра совсем не опытна (что вряд ли), или Юрка её окончательно смутил.

Оля прекрасно слышит, что весёлость Юркина — преувеличенная и от того напускная. По-настоящему весёлый и довольный Юрка — другой. Но сестричка этого не знает, так что наверняка то и дело краснеет и порывается поправить за ухо невыбившуюся из-под шапочки прядь. И вообще, наверное, хочет снять эту шапочку, чтобы казаться красивее. Но себе дороже — подготовка к процессу должна идти по всем медицинским правилам.

В холле Оля эту медсестру видела — молодая и симпатичная даже в скрывающей всё медицинской форме. Разве что ноги кривоваты, но это, скорее всего, Олина придирка.

Юра, кстати, с самого утра дёргался и то и дело нёс какую-то ерунду, то и дело посмеиваясь на высокой ноте. И от этого самой Оле собраться было проще — когда рядом с тобой кто-то нервничает, то тебе вроде уже и не надо. Так что по команде своей медсестры она ловко перекатилась на другой бок. И, глядя в ничего не выражающую стену, всё-таки стукнула мысом кроссовка в соседнюю палату. Может, Юрка и не услышит. Или не поймёт, что это ему. Но что ещё Оля сейчас может сделать?

Подготовка к предстоящей процедуре была серьёзная. Уже которую неделю они с Юркой как штыки оказывались среди этих стен, внутри которых знающие люди проводили разные манипуляции.

В этот раз всё не ограничится вкалывание инфекции и отпусканием на все четыре стороны — чтоб нагулять иммунитет. Процесс будет проходить в клинических условиях и под наблюдением штата специалистов. Что, если честно, пугало…

Оля невовремя припомнила, что профессор Доуэль тоже пересаживал головы своим собакам, пока они лежали рядом на операционном столе. И дёрнулась, когда ей в позвоночник воткнули что-то размером с воронку. Бр-р…

Ей показалось, или с другой стороны стенки тоже стукнули?

Ладно, у Доуэля всё вроде бы получалось…

Медицинская кушетка начала казаться чем-то почти удобным. Разве что собственное тело ощущалось вместилищем для всяких лекарств.

***

Чего она хотела, раз звонила аж в три часа ночи? Или во сколько там?

Кирилл в очередной раз отмотал журнал вызовов на три дня назад и уставился в Ленкин вызов.

Сигнала тогда не было — он точно помнил, потому что в это время как раз лез Соне (или как её звали?) под блузку. И дверь в Игореву комнату, откуда играл даб-степ, была плотно прикрыта. Значит, не услышать — не вариант. Значит, набрала и сбросила. Но чего хотела-то? Не спокойной же ночи пожелать.

Кирилл злился. И на Соню с её кружавчиками, и на Ленку. Которая опять не ответила на вызов. И для ментальной связи тоже оказалась недоступной. А чего тогда было?..

Она вроде говорила, что ментальная защита встаёт у неё сама. Но телефон-то вызовов сам не делает…

Смартфон чуть не выскользнул у Кирилла из рук.

Если Ленка прочитала где-то дурацкую статью на тему: «как его заинтересовать и заставить думать о себе», то у неё это явно получилось. Хотя это совершенно и не в Ленином стиле. Да и какой дурак поведётся на простой пропущенный вызов?

Дурак влюблённый, вот какой.

Кирилл в очередной раз скрипнул зубами. Он собирался в очередной раз нажать на вызов, но в процессе неоконченного падения журнал отлистнулся дальше. И на экране высветился другой контакт.

«Оля Д.»

Может, она в курсе? Хотя с ней вроде и нельзя связываться. Во всех, конечно смыслах — взяла и на ровном месте замутила спасательную операцию, припахав к ней всех и вся. Хитропопая.

Ладно, в любом случае лучше выяснить, что там у неё происходит. И трахнула ли она того мелкого. Так, чисто из любопытства.

А для этого связываться по стандартным каналам с ней не обязательно.

***

Вот и настал последний день их подготовительных медицинских экспериментов. Завтра — эксперимент главный. И Оля чувствовала себя преувеличенно-бодро, как тридцать первого августа перед самым первым курсом университета или накануне первого выхода на настоящую работу.

Грядёт. Нечто. Важное.

Наверное, психика по-своему реагировала на ожидание, потому что последние дни Оле снились полные психодела сны — то она королева огурцов, то Дима с двумя головами рассказывает ей что-то о теории струн. И что она их даже (во сне) понимает. Вот что значит одна голова хорошо, а две — лучше.

Сегодня им с Юркой по результатам обследований сообщили, что всё в порядке и противопоказаний к процедуре нет. И это уже небольшая радость — несмотря на все риски, недопуск стал бы одним сплошным обломом. Но вместе с допуском свалилось и растерянное осознание: всё. Уже завтра.