— Встань…

И Юрка… поднялся.

Владимир взял его за плечо и словно ростовую куклу, повернул спиной к сжавшей до скрипа кожаный подлокотник Ольге. И стал неловко, одной рукой выдёргивать Юркину рубашку из-за узкого пояса джинсов.

Ничего не понимая, Ольга наблюдала, как Юрка всё-таки отстраняет отца и сам, ловчее, подцепляет рубашку в районе лопаток. И в одно движение задирает её по спине до самой шеи.

Оля вздрогнула и машинально отпрянула, ощущая боком противно-мягкую диванную обивку. И ускоренно моргая, словно стараясь прочистить сетчатку глаз. И понять, что она видит.

И это совсем не расцарапанная ногтями спина.

За полоски от ногтей следы на Юркиной спине можно было принять только в первую секунду. А дальше становилось понятно — страшнее.

У него на спине словно прорастало дерево. Вверх-тормашками. Начинаюсь на уровне лопаток. И уходя всё ниже, «верхушкой» скрываясь ниже крестца.

Венозный рисунок абсолютно чёрного цвета. Расходящийся по некрасиво изогнутым границам сизо-фиолетовым. Болезненным. И будто подрагивающим в ритме пульса. А может, у Оли просто поплыло перед глазами.

Она встала. Нет, вроде голова не кружится. И шагнула к Юрке. Несмело протянула ладонь и кончиками пальцев осторожно коснулась черноты.

Понятно, почему наощупь ничего не заметно. Потому что под пальцами — просто обычная кожа. Не горячее и не холоднее обычной. И всё же короткое Юркино движение от не скрылось от Олиного взгляда.

От были даже не проступившие вены. А что-то чуть ли не с трупным оттенком.

Оля осторожно накрыла рукой в районе правой лопатки.

— Что это? — охрипшим голосом спросила она.

— Это? — с напускным удивлением переспросил Владимир, будто в первый раз видя отталкивающий рисунок на спине сына. — Это последствия перенесённой драконьей оспы.

На этих словах Юрка ожил, дёрнулся от них в сторону и с силой натянул рубашку обратно. Оля недобро покосилась на Владимира, будто это он во всём виноват. Но, чтобы Юрка не сидел, надувшись, один, тоже опустилась на диван. Уже не туда, где раньше, а где пришлось. Практически рядом с Юркой. Который теперь отчего-то стал казаться очень мелким и потерянным.

А Владимир, будто отыграв сложную партию, по-актёрски ровно прошёлся обратно к столу. Долбаный Гамлет, не иначе.

Юрка дёрнулся взглядом в его сторону, исподлобья пересёкшись с Олиными глазами. Будто осуждал его действия, но и в то же время признавал авторитет. И Ольге пришлось задавать вопросы ровной спине Владимира.

— Я так понимаю, это не просто косметический дефект? — перед глазами всё ещё стояло «дерево».

— Правильно понимаешь, — теперь с оттенком равнодушия протянул Владимир, не спеша усаживаясь обратно в кресло. — Это — что-то вроде гангрены, только системы кровообращения. Которая очень скоро дойдёт до спинного мозга. А там и до головного…

Юрка сжался на месте и, кажется, потемнел. Оля коротко моргнула, чтобы хоть как-то прогнать ощущение, что гангрена атакует парня уже сейчас. Ей никогда не нравилось, когда кто-то — особенно врачи — в третьем лице рассуждают о присутствующем, рассказывая кому-то о его состоянии. А о нём самом забывая, будто он — ничто. И можно не щадить его ушей или даже чувств. Но сейчас Оля как никогда понимала тех, кто так делает. Просто бывают моменты, когда гордость и самолюбие — не самые приоритетные задачи. Важнее получить информацию.

— … и дальше будет распад личности, слабоумие и соответствующие состоянию физиологические дефекты, — неутешительно подвёл итог Владимир, просверливая Олю вдруг посветлевшими глазами. Чем и пригвоздил окончательно.

Той не хотелось в это верить. Не может же быть так, что просто был нормальный человек, и сразу — овощ. Но Юрка всё так же молчал, не споря с отцом. И рассеивая ей последнюю надежду. Значит — правда.

Внутри что-то хрустнуло. Отчего снаружи появилось желание что-нибудь стукнуть. Но сейчас не до поломок чужой мебели.

— И что, такие у всех последствия? — без цвета в голосе поинтересовалась Оля.

— Нет, — мотнул головой Владимир, покосившись на пузатую и полную бутылку коньяка, но так и не став её открывать. — Многие восстанавливаются через какое-то время, как после гриппа. Некоторые даже становятся ещё здоровее — вообще перестают болеть, — невесело хмыкнул мужчина. — Ну, у кого-то случается порок сердца, который, в принципе, можно компенсировать. А бывает и так…

Он, словно конферансье в конце выступления, развёл руками и склонил голову, демонстрируя намечающуюся лысину.

А Оля почувствовала себя очень уставшей. Словно кто-то откачал от мозга кровь, и теперь клонит в бесполезный, болезненный сон. А мир окутывается паутиной, приглушаясь и уничтожая все иные, не паутинные связи. Так вот чего Юрка пришёл тогда в поликлинику…

— И что, совсем ничего нельзя сделать? — предприняла последнюю попытку взбодриться Оля.

Голова Владимира сразу живо дёрнулась вверх.

— Я хотел… что-то сделать. Но, наверное, не правильно рисковать одними, чтобы спасать других. Да, Юр?

Юрка недовольно дёрнулся, услышав своё имя. Но поднял твёрдые и решительные глаза на отца.

— Да! — коротко отчеканил он и больше не опускал головы.

Паутинья вязкость снова сгустилась в комнате. Оле стало немного казаться, будто вокруг неё происходит спектакль. Что-то вроде интерактивного, когда зритель становится участником. И Юрка с Владимиром — даже не актёры, а какие-то куклы. Сердце неприятно кольнуло.

И, заставляя себя вернуться в нормальное измерение, Оля поспешила подать нормальный, человеческий голос:

— А если от этих «последствий» сделать инъекцию?

Оба, конечно, сразу поняли, о чём говорит Ольга.

Если ввести не сам вирус в организм, а заражённую гангреной кровь? Иммунитета Ольги должно же хватить, чтобы победить даже не сам вирус, а его ослабленные чужим иммунитетом последствия! По крайней мере, ей очень хочется так думать.

— Из кого? — живо поинтересовался Владимир, а его густые брови взлетели по лбу в лёгком удивлении.

Ответить никто не успел, а Оля вместе в Владимиром синхронно вздрогнули, потому что не ожидали, что задеревеневший Юрка вдруг придёт в движение.

Словно Самсон, пытающийся вырваться из предательских пут, парень вдруг засветился жизнью, соскакивая на конец дивана и выпячивая вперёд грудь.

— НЕТ! — рявкнул он так, что у Оли от неожиданности подпрыгнуло и заколотилось сердце, а Владимир на долю секунды сжал сложенные одна над другой руки.

Юрка со злостью глянул на Олю, а потом, с не меньшей — на отца.

Но тот, не поведя бровью, выдержал его. А потом перевёл внимание на Ольгу.

— Попробовать можно, — заключил он. — Антитела у тебя вроде распадаются только при изъятии. Но процедуру можно проводить и напрямую, без изъятия. Но сама понимаешь — гарантий нет никаких. Для всех.

Он особенно выделил голосом последнее слово. И виртуозно-коротким жестом, опускаясь в глубину кресла, дал понять, что аудиенция окончена.

Ольга на ватноватых ногах поднялась и машинально сделала шаг к дверям. Не зная, пойдёт ли с ней Юрка. Или останется доказывать что-то отцу. Или вообще останется и больше никогда не выйдет с ней на связь. Всё, что должно будет случиться дальше, оставалось для неё тайной, скрытой той самой паутиной какого-то противного паука. Или паучихи. Они — злее.

У самого порога за спиной раздались шаги. Если прислушаться — Юркины. И Оля, припомнив миф об Орфее и Эвридике, не оборачивалась ни на лестнице, ни на выходе из дома. Суеверная и иррациональная тревога. Впрочем, вся тревога, наверное, такая.

На улице было душно. И пасмурно, перед грозой. Где-то далеко не очень весело покрикивали птицы. Но дышать всё равно стало легче. А небесная серость почти сияла.

Неудобно изогнутая скамейка ужасно-коричневого цвета будто для того и создана — бухнуться на неё посильнее, чтобы раздался жалостный древесный скрип. Усесться поглубже — неудобно. Закинуть одну ногу на другую. Ещё хуже. На зло всем и вся бухнуться локтем на железный подлокотник и, хоть и задело нервы, всё равно остаться в таком положении. Запах сигарет из урны рядом — как раз в тему.