Пульс уже тяжело бьётся во всём теле. А внутри — зарождается исступление. Это уже не Оля двигается. Это они двигаются вместе, будто слившись желаниями и ощущениями воедино. Оле хочется, чтобы он вошел поглубже. И Юра со стоном дёргается вверх, ещё и удерживая на месте её за ягодицу. Которая уже горит от его хватки и редких шлепков. Если целоваться ещё — то можно и задохнуться. Но губы всё равно не хотят в это верить и тянутся друг к другу. Ничего больше нет… Только они.

По Юриному лицу пробегает судорога. Потом он замирает, утыкаясь лицом в Олино плечо, и та чувствует ряд твёрдости зубов. Шипит, чувствуя внутри уже не свой пульс, а усилившийся Юрин. Тот тяжело дышит и практически стонет. Всё поджимается, сильнее втягивая член и стискивая до предела. Долгая минута напряжения, когда ещё не на пике, но вот уже…

Оля не без внутреннего триумфа ощущает, как Юрка внутри неё кончает, и его руки на теле сначала выбивают весь воздух подчистую, а потом расслабляются, почти повисая у неё на плечах.

Юрка… Влага… Ещё внутри… В ней. Захлестнувшись ощущением, Оля поддалась назревшей и разорвавшейся внутри волне. Опустошившей её удовольствием.

Лень. Полнейшая лень захватила тела и души. Давая собой живительную передышку и первому, и второму. Заодно оставляя все мысли и волнения где-то далеко.

Теперь можно только рисовать дурацкую и непонятную загогулину у Юрки на плече. И чувствовать, как его пальцы всё медленнее путаются в её волосах.

Жарко? Или холодно? Да какая разница…

С улицы начинают доноситься ночные звуки. Гул ветра, отдалённый шум двигателей и монотонные голоса. Неторопливые шлепки шагов по мокрому асфальту. Несмелое трепетание неизвестной птицы.

Мир постепенно и старательно оживает…

— Ленка — лысая коленка!

Лена не сразу поняла, что обращаются к ней. К ней вообще не так обращаются. Не дразнятся. Дразнят — всегда своих. А её не трогают. Хотя причин для такого обращения вроде бы и нет — родилась и прожила она вместе со всеми в этом самом посёлке, где старые атмосферно-деревенские дома перетыканы с кирпичными пятиэтажками, кажущимися на общем фоне великанами. Разве что живёт она в этой самой пятиэтажке, и папа её — главный на местном мясном производстве. Но это же не повод вычёркивать из «своих»?

— Это ты мне? — уточнила удивлённая Лена, глядя на незнакомую девчонку, оседлавшую покосившуюся калитку и щурившуюся от яркого дневного света.

— Ну, а кому ещё? — совсем не смутилась она, как если бы с Леной они были старыми знакомыми, а не видели друг друга в первый раз.

Лена моргнула, ожидая, что видение сейчас исчезнет. А мама, читающая умные книжки, потом объяснит, что девочка — это была тень Лениного желания завести подругу. Мама вообще зачитывается книжками по психологии и может объяснить всё, что угодно. Например, что не любят Лену из-за того, что завидуют положению её родителей. Тут стоит отметить, что положение было только у папы, но мама считала, что без её поддержки у него всё равно ничего бы не получилось.

А Лену не то, чтобы не любили… Просто вокруг неё будто всё время образовывался невидимый круг. За которым исчезает то ли она, то ли все остальные.

Но девочка всё не исчезала. Наоборот, стала ещё живее: ловко перекинула ногу через витую верхушку калитки и приготовилась прыгать вниз. Лена едва не ахнула — тяжёлая калитка высотой была больше двух метров. Но незнакомую девчонку это не остановило. Солнце только успело блеснуть в её волосах цвета одуванчика (и почти такой же воздушной структуры), а она, словно горнолыжница, сделала спортивный наклон, опираясь руками за спиной. И согнув ноги в коленках, отчего стопы я красных тряпичных тапочках чуть проскользили по небольшому воротному выступу. Девчонка без страха словно нырнула в неизвестность, слетая с несчастной калитки.

Наверное, неудачно соскользнувшие пятки всё-таки изменили планируемую траекторию. Или же никакой планируемой траектории вообще не было — позже Лена на практике убедилась в том, что эта девушка сначала делает, а потом уже думает. Так или иначе, сейчас её лёгкая фигура на взмыла ловкой кошкой, а скорее рухнула сытым барсуком, угодив на траву в опасной близости от застарелой крапивной заросли.

При всей своей природной медлительности Лену словно потянуло к этой сгорбившейся на земле девчонке с наивно-цветочном платьице, которое уже равнодушно развевал ветер. Это будто немного она сама ухнулась с забора. Наверняка подвернула ногу — а такое крайне болезненно, Лена в курсе.

Подбежав к девчонке, Лена опустилась на коленки, не заботясь сохранностью модных шортов с рваными краями.

— Эй… — сказала она, не зная, что ещё сказать. И только толкнула ладонью беззащитно подставленное плечо.

Девчонка от этого, словно игрушечный цыплёнок, завелась и мигом села, перекатившись на попу. Её лицо покраснело, но слёз или каких-то других повреждений вроде бы не было. Только между тёмными бровями пролегло непривычно взрослое напряжение. Словно в попытке скомпенсировать которую девчонка улыбнулась:

— Меня Арина зовут.

— Больно? — поинтересовалась Лена, более тщательно оглядывая новую знакомую на предмет повреждений. Вроде бы цела. Только через всю лодыжку белая полоса, как от ногтей. Но Арина не дала к ней прикоснуться, торопливо убрав от Лены ногу.

— Неа, — весело заявила она. — Пройдёт. А где тут дорога на речку?

Она во все стороны закрутила золотистой головой, дав Лене понять, что действительно не знает. Хотя здесь с этим знанием, кажется, рождаются.

— Пойдём туда?

Для только что упавшего человека Арина очень ловко встала на ноги. И не хромала и не скрывала боль. Наверное, очень удачно упала.

— А тебе разрешение спрашивать не надо? — недоверчиво поинтересовалась Лена.

— Не знаю, — пожала плечами Арина. — Я только недавно приехала. И мне никто тут ничего не запрещал. Так что пошли! — не спрашивая, она взяла Лену за руку и сделала несколько решительных шагов вперёд. Ровно столько, чтобы показать намерение, но всё ещё не знать, куда нужно идти.

Лена, глядя на расступающуюся под ногами травяную подстилку думала, что спит. Что ей просто снится сон, который мама потом непременно сможет растолковать. И это не её тянет в неизвестном направлении незнакомая девочка. И которая потом станет ей первой и на долгое время единственной подругой.

Позже выяснилось, что Арина — дальняя родственница дальней маминой родственницы. Так что с Леной они какая-то там родня, которая вроде уже и не считается роднёй. И её привезли в то лето к тётке, чтобы куда-нибудь уже привезти.

Обычно драконья кровь не передаётся по родственным каналам. Но тут получилось исключение, и Арина тоже оказалась драконом. Потому на неё, наверное, в тот день и на подействовала Ленина воронка защиты, которой маленькая Лена ещё не умела пользоваться, поэтому воронка отгоняла от неё всех — и потенциальных врагов, и таких же друзей. Кстати, Ленино имя она тогда, как призналась, просто угадала — просто решила, что эта девочка зовётся именно Ленкой. И до окончания школы называла её именно так. Единственная.

Родителей она уговорила так и оставить её в посёлке — кроме драконьей интуиции у Арины были способности к убеждению. Или родители просто не слишком хотели увозить её обратно. Так или иначе, в этом посёлке стало на одного дракона больше.

Лена постепенно привыкла к её присутствию в своей жизни. И ей оно нравилось. Но в глубине Лениной души было и понимание — если бы Арины не было, ничего в Лениной жизни бы не изменилось. Это хорошо — иметь друга. Но и не иметь друга — тоже нормально.

Арину, кажется, нисколько не задевало подобное отношение, и её энергии всегда хватало на двоих. После школы Арина уехала учиться в один город, а Елена в другой. И на последнюю это не особенно повлияло. Какое-то время они перезванивались, потом просто переписывались, потом стали поздравлять друг друга только на праздники. И не так давно Елена и обнаружила, что Арины в её жизни и нет. И что Елену это по большому счёту не расстроило — она всегда была одиночкой и не страдала от этого. Да и приятелей-драконов хватало ей с избытком.