Парень же смотрел ей в след.

Одним из достоинств Ольги было то, что она никогда и ничего не теряла. Ни ручки, ни карандаша, ни морального облика. Но сейчас потеря равновесия, паника и вообще внесли в Олин зачёт свои коррективы.

На скамейке было не удобно. Спина ныла. Оля предпочитала винить в этом увесистую грудь, но может дело было и не в этом. От резкого движения вступило в левое колено — всё-таки удары судьбы не проходят даром. А может, просто старость подкрадывается незаметно. Случайно задела кожаный рюкзачок, примостившийся рядом с ней на скамейке, и едва успела его поймать, чтобы он не ухнулся на землю. Рюкзачок-то не очень жалко. А вот то, что в нём…

Вообще странное расположение для скамейки — на пыльном треугольнике между дорожной развилкой и лесной зоной. Но, видимо, даже странные вещи могут однажды кому-то пригодиться. Как, например, Ольге, сбежавшей из той дурацкой поликлиники.

Мир вокруг равнодушно гудел, слово гигантский пчелиный улей, где каждый был занят своим делом, и окружающими интересуется только постольку, поскольку они мешают.

То самое странное чувство, когда вроде со всеми, но при этом одна. Мимо проезжают автомобили, в которых находится по крайней мере один человек. Это примерно пять человек в минуту. И каждому из них абсолютно всё равно на сидящую на непонятной скамейке Ольге. Хотя, если разобраться, то было бы куда хуже, вздумай кто проявить своё участие.

Ощущение опасности притупилось, позволив сознанию приступать к логическому анализу произошедшего. И при том, что ни логикой, ни аналитикой Оля особенно не страдала, картина выходила спорной.

Если смотреть на всё отвлечённым взглядом из безопасного места, то можно решить, что Ольга Викторова — просто истеричка.

Может, ей просто показалась и она преувеличила? Ольга застыдилась. В конце концов, ничего необычного или странного в кабинете не произошло — всё было в точности так, как обычно.

И в этот раз — как и во все другие — ей пришло сообщение с бессмысленным рекламным предложением и адресом. Правда, если явиться по этому адресу, то никакой рекламы там не будет, а будет знакомый ей врач, который в обход врачебной этики будет разговаривать «на ты», одновременно смотреть глазное дно, мерить давление и проверять остроту слуха. После чего, не делая в своей воодушевлённой речи пауз, кивнёт. Это будет означать, что всё в порядке и можно идти во врачебный кабинет. Номер врачебного кабинета и поликлиники он мельком покажет на тетрадном листе. Там же будет латинское название вируса, которому в ближайшее время Олин организм будет вырабатывать иммунитет. Это — скорее дань продолжительному сотрудничеству, чем необходимость процедуры. Но в этот раз Оля чётко уловила название — aureum chickenpox. Золотистая ветрянка. А никак не драконья оспа.

Драконья оспа… Одно упоминание которой уже сбивает мысли и отдаёт чем-то настороженно опасным.

Сначала она появилась где-то на задворках земного шара как очередная болячка бедных и неразвитых. Которая была так далеко, что думать о ней, отрывая мысли от своих насущных проблем, казалось глупым. Потому повышенное внимание СМИ больше раздражало и напоминало попытку создать информационный шум, за которым можно провернуть очередную экономическую пакость. Поэтому усиливающийся набат основная масса населения не воспринимала всерьёз. Теперь же панических настроений гораздо больше — это заметно хотя бы потому, как люди скупают в аптеках всё, что обещает хоть какую-нибудь защиту от драконьей оспы. Причём, если верить производителям, то защищает от неё вообще всё — от экстракта подорожника до высокомолекулярного азота, чем бы это ни было. Пока что дело дошло до настойчивых рекомендаций воздерживаться от излишних контактов и пользоваться средствами защиты. Но, видя статистику заражений, многие уже начали догадывались, что это «ж-ж» неспроста.

О том, как делается вакцина, Ольге, конечно, рассказывали. И она честно пыталась понять и даже читала сама. Но умные слова будто веером расползались мимо её сознания, так что представления о процессе у неё до сих пор оставались где-то на уровне третьеклассника. И знала Оля только то, что ей вводят в организм вирус, на который её иммунная система реагирует выработкой антител. Потом на основе её антител делают вакцину.

Конечно, не только и не столько из Ольгиных, но из иммунной системы таких же, как она. Драконов.

Возможно, сегодня Оля всполошилась зря… Но это название… Драконья оспа. Само по себе оно намекает на опасность для драконов.

Она откинулась на загнутую древесную спинку скамейки и запрокинула голову. В горле ощутилось натяжение мышц, а перед глазами поплыли светлые, как медицинская вата, облака. Дождь уже рассеивался, оставляя после себя голубоватые, скрытые небесной позёмкой проталины.

А в тот, самый первый раз, когда Оле ввели вирус, погода была совершенно другой.

Это было лето. Какой именно месяц, Оля не помнила, потому что слабо ориентировалась в месяцах — это было ещё до того, как она пошла в школу. Только помнила, что было очень тепло, и где-то в траве постоянно прятались и стрекотали кузнечики. Кажется, их стрёкот дополнительно разогревал улицы, и без того полностью залитые прозрачным и добрым солнечным светом. В такие дни жизнь кажется ещё лучше, чем она есть. Тем более в детстве, когда ещё есть уверенность, будто бы так будет всегда.

Проснулась тогда Оля с необъяснимым ощущением чего-то хорошего и радостного. Это ощущение подтвердил распластавшийся на стене ломаный солнечный свет, по форме отдалённо напоминающий оконную раму. Будто задруживающийся и зовущий поиграть с ним. И вот-вот появится солнечный котёнок… Оля с удовольствием вдохнула запах летней утренней неги, когда никуда не надо спешить, и можно просто радоваться. Настроение у неё было, как если бы сегодня был её день рождения. И плевать, что на её день рождения такой погоды отродясь не бывало — он у Оли в самом дурацком месяце, в ноябре. Когда за окном только серость, грязь, и нескончаемый мелкий дождь.

Полная энергии Оля буквально соскочила с кровати на пол и поспешила пробежаться на кухню — просто давняя привычка, ставшая почти традицией. Пятки легко отталкивались от тёплого, пушистого паласа.

Мама была там, на кухне. Но не в привычном домашнем костюме, очень напоминающем спортивный, а в почти выходном платье. Ещё один повод для радости.

Это платье Оле всегда нравилось, несмотря на то, что мама считала его недостаточно красивым. Мама, как теперь понимает Ольга, вообще предпочитала экстравагантные вещи, но будто бы стеснялась их носить. Поэтому и сегодня натянула на себя обычное платье-халат палевого цвета с неровными, специально так сделанными коричневыми полосками. Узкий поясок обхватывал и без того хорошо очерченную талию, а длина платья делала маму ещё более высокой и тонкой, чем она была. Прямо как модель из журнала.

Оля тогда тихо залюбовалась и про себя пожелала, чтобы, когда она вырастет, у неё тоже было бы такое платье. Имея в виду, конечно, такую же фигуру — вытянутую и тонкую, с удлинёнными руками и ногами, создающую ощущение хрупкой весенней лёгкости. И не сказать, чтобы это желание не сбылось.

Но в тот день Олю это ещё не заботило, так что она просто улыбалась, разглядывая, как ловко мама шлёпает в чашку с глазастым улыбающимся зайчиком два сахарных кубика.

— Иди умывайся и завтракай, — почти не отвлекаясь от процесса, велела она, ловко выуживая с полки разделочную доску одной рукой, а второй, не глядя, открывая дверцу холодильника. — И пойдём.

— Ага, — только и выдохнула Оля, даже не уточняя, куда они пойдут.

В такой день и с такой мамой она готова была идти куда угодно. Поэтому очень бодренько почистила зубы, почти не обращая внимания на нарисованную на тюбике зубной пасты белочку. А так-то обычно она могла вести с нею долгие беседы — про себя — благо ей всегда покупали одну и ту же детскую пасту. Взрослая слишком сильно щипала щёки и губы.