— Приоткрой, только осторожно, — велел Дима.

Оля послушалась, дёргая за верхушку кинжала. Та легко покинула насиженное место, и в образовавшуюся полость Оля увидела спрессованную кучку мелких градинок, заполнивших яблоко примерно до середины.

— Это, если угодно, противоядие, — Дима не стал дожидаться новых Олиных вопросов. — То, что может остановить размножение зреющего пока вируса. Если его примет организм-носитель, то формирование и развитие прекратится. Нужно только принять.

— Организм-носитель — это Юрка? — на всякий случай уточнила Оля. Дима кивнул.

— Это всё можно закончить, Оля. Закончить, — повторил мужчина.

Ухо резанула деланная беззаботность фразы.

— Каким образом? — жестковато спросила она, представляя не безличный организм-носитель, а Юрку.

Дима, уловивший изменение Олиного настроения, сделал длинную паузу, во время которой уменьшенные очками глаза смотрели на неё так внимательно, что в иной ситуации Оля бы что-нибудь на себе поправила.

— Смертью носителя, — наконец ответил Дима, когда Оля и сама догадалась. — И полным отсутствием возможности заражения.

Оля хмуро посмотрела на потяжелевшую ёмкость.

— Оль, я с тобой честен, — вновь заговорил Дима. — В противном случае сказал бы, что это просто безобидная микстурка, и ничего твоему пареньку от неё не будет. Но я хочу, чтобы ты сама принимала решение. В конце концов, пора уже вырасти и думать не только чувствами. И не только о себе… Я бы, конечно, и сам мог всем этим заняться, — Дима задумчиво потёр подбородок. — Может, даже было бы и лучше, учитывая все обстоятельства… Но тебе будет определённо проще подобраться туда. Да и тебе он поверит.

Хоть Дима и старался кружить возле неприятных слов, Оля без труда поняла — это она должна дать Юрке злосчастные таблетки, потому что её легко пустят к парню. И сам парень наверняка легко сделает то, что она попросит.

— Я пойму, если ты откажешься, — с чем-то, напоминающим мягкость в голосе, продолжил Дима. — В конце концов, женской сущности положено быть нерешительной. И желать видеть всё только с одной — приятной ей стороны. Ни один мужчина не станет осуждать женщину, боящуюся последствий такого глобального и важного решения. Гораздо, гораздо проще отойти в сторону и постараться сделать вид, что ничего не было. Переключиться на более простые дела…

Оля резко закрыла кинжальчиком яблочную середину.

— И что я, по-твоему, ему скажу? — она даже не попыталась замаскировать раздражения. — На, выпей непонятных витаминок и закрой глазки?

— Я думаю, ты сможешь найти способ, — на Олю холодно сверкнули круглые стёкла очков.

Дорога моталась под ногами серой лентой и даже через подошву шершавила ноги. А может у Оли просто получалось так идти — нарочно шаркая и совершенно этого не замечая.

Она будто и не шла. Просто знакомые клумбы и ограды проплывали мимо неё. Может она, сама того не ведая, встала на ленту эскалатора? Или нет. Нет никакого эскалатора. И клумб с оградами тоже нет. Ей это всё кажется. Или снится. Или она просто умерла во время операции и попала в междумирье. Чистилище или как его?

Любой из этих раскладов Оля предпочла бы настоящему. Где она, чувствуя в кармане тяжесть и жар, тащила злополучный пузырёк Юрке в больницу.

Этому предшествовала крайне тяжёлая ночь без сна. Но сонливой Оля себя не чувствовала. Наоборот, зрение обострилось настолько, что стало видно парящих над свеже-зелёной травой мошек. И разум — как после хорошего крепкого кофе.

Чем ближе становилась больница, тем сильнее замедлялся Олин шаг. А голова фиксировалась на всякой ерунде вроде в какую сторону закручивается воронка, служащая украшением магазинной витрины. По часовой стрелке или против? Надо бы вроде по… А она против.

Дима был абсолютно прав. Ей пора принять на себя ответственность и самой исправлять результаты своих ошибок.

Это не её мама виновата, что Оля стала работать в проекте, делающим вакцину для людей. Это не Владимир Ильин навешал ей лапши на уши. Это не из-за симпатии к Юрке она позволила вколоть себе повреждённую РНК. Это сама Оля по недомыслию втянула в воронку истории столько народу. Из которой двое — Елена с Кириллом — не выбрались.

Эта мысль пошатнулась в сердце ужасом. Из-за Оли уже погибли двое. И сколько погибнет ещё?.. Шаг машинально ускорился.

В Юрке сейчас зреет новая зараза. Страшно подумать, сколько народу она может выкосить. Олю уже мучали картины подающих замертво людей, крики и паника. И холодный ужас гнал её всё дальше и дальше.

Вот уже здание больницы. КПП с вечно опущенным шлагбаумом, не дающим проехать на машине, но не воспрещающий обходить его ногами.

Быстрее — как же медленно!

Оля самой себе показалась каракатицей. И почему сердце так разогналось и стало тяжело дышать? Нужно ещё дважды обойти здание, чтобы выйти ко входу.

Плана у Оли не было. Вместо него ею руководило праведное стремление восстановить равновесие. Она будет действовать по ситуации. Только бы побыстрее. Только бы успеть.

Начало подташнивать, но это, наверное, нормально? Квадратные кусты живой изгороди резанули по зрению — настолько яркие. Надо бы сбавить шаг, а то задохнуться можно — дыхание сбилось. Когда перед глазами набухли красноватые пятна, Оля заставила себя остановиться и велела дышать. Оказалось, не так-то легко себя слушаться.

Больничная дверь скрипнула — внутренняя, потому что снаружи ещё никого не видно. А Оля стоит прямо напротив входа — у живой изгороди. Ей бы лучше ускориться и перехватить открытую дверь — тогда не придётся звонить и объяснять, кто он и куда. А она, кстати помнит, где Юркина палата?

Часть сознания, напитавшаяся кислородом, пришла в ужас от того, что остальное сознание планирует. Захотелось кричать.

Нет. Нет!

Пусть Дима сам разбирается с этим. Он прав. Она — глупая девчонка… Только бы сейчас уйти отсюда…

Нет. Нельзя всё время полагаться на других.

Но Юрка! Это же Юрка!!!

Оле так сдавило в груди, что она запнулась на полушаге и сжала кулаком футболку в районе груди. Стилизованный подо что-то готичное Микки Маус от этого поплыл в нечто жалкое.

Это, наверное, только она могла нацепить такую дурацкую футболку. Только она могла быть драконом и практически убить все драконьи способности постоянным введением вирусов. Только она могла влюбиться в пацана, с которым у неё разница во многих вещах.

Но это — она.

Всё равно — она.

На плиточном выходе, покрытом дополнительным нескользящим ковриком, появилась высокая худощавая фигура. Оля несколько раз моргнула, прежде чем осознала всю киношность ситуации.

Конечно же, на выходе стоял Юрка. Уже не в больничной робе, а вполне обычной одежде, которая сидела на нём не так ловко, как раньше. Одна Юркина рука ещё придерживала металлическую дверь. Вторая бездумно нащупала ближайшую колонну, поддерживающую выступающий карниз. Только после этого дверь была отпущена и доползла до магнитного замка.

Сероватый Юркин взгляд близоруко сосредоточился на ней — потому что никого во дворе больше не было. Секунда узнавания, и Юрка резко дёрнулся ей навстречу — будто и не было этих полутор недель, которые Оля не приходила. Хотя и обещала.

Левая Юркина нога предательски подогнулась, но он будто бы и не обратил на это внимания.

— ОЛЬ! — завопил парень так, что с куста упорхнула мимо Оли притаившаяся там пичужка. А Юрка уже ловчее заспешил к ней. Улыбаясь до ушей измученным лицом.

Оля, несмотря ни на что, имеет право на личный выбор. Мир не перевернулся от того, что Ольга Викторова надела сегодня дурацкую футболку. Может, он выдержит и что-нибудь похуже.

А она всё равно не сможет.

С размаха сунув руку за пазуху, она вытянула из кармана не только пузырёк в зелёном целлофановом пакете, но и смятый и давно забытый носовой платок. И, коротко глянув на изогнутое горло мусорной урны, бухнула склянку прямо туда. Кажется, и мятый платок улетел туда же.