— А вот чья кошечка? — из здания цирка показалась полицейская: средних лет, полноватая и, судя по всему добродушная. — Граждане, никто кошку не терял?

На руках она держала безвольно обвисшую черную кошку, гладкошерстную, с одним изуродованным ухом.

— Так это бродячая, — сказал постовой у дверей.

— Цыц, когда старшие говорят, — беззлобно сказала ему полицейская. — Смотри, какая упитанная, и шкурка чистая. А домашних я на своем участке всех знаю!

Так это участковая, поняла я. Должно быть, старшая по участку, и постовой — ее помощник. Значит, точно не убийство, из-за убийства бы и оцепили серьезнее, и уже бы подмогу из ЦГУП вызвали. Да и тон у женщины был слишком спокойный для настоящего криминала!

Кошка же подняла мордочку, и мы встретились взглядом.

Хвостовская! Это была Виктуар Хвостовская, подруга шефа, знаменитая журналистка!

Как я уже говорила, привычка общаться с генмодами дала мне возможность отличать на мордочку и кошек, и собак. Иначе я бы Виктуар и не узнала. Она, видно, вставила одни из тех контактных линз, которые когда-то делал Эльдар Волков в лавке Кунова — глаза казались абсолютно обычными, бессмысленными и животными! Ни следа голубизны!

Кроме того, она что-то сделала с мехом, и на нем теперь появились белые пятна. Но все же форму мордочку, глаз и носа, а также остального тела изменить нельзя. Передо мной, несомненно, была Виктуар. И она меня узнала, но тут же отвела глаза.

— Госпожа участковый, это моя! — я подняла руку, чтобы выделиться из толпы. — Это моя… Хвостенька! Спасибо, что нашли ее!

Участковая поцокала зубом.

— Смотрите, в следующий раз в людные места без ошейника не берите. А где же ваша кошачья сумка? — смотрела она на меня с неодобрением.

А что, кошек теперь по городу можно только в сумках носить? Шефа я ношу именно так, но он ведь требует…

— Она ее порвала и уделала, пришлось выбросить, — тут же нашлась и подыграла мне Марина. — Надеюсь, она вам не слишком докучала?

Участковая подошла вплотную к синей ленточке и передала мне Виктуар, держа за загривок.

— Нет, не слишком, крутилась только под ногами, пока мы протокол оформляли… Вы уж следите за ней получше! Ну вы только посмотрите, какая красавица! Ай, хорошенькая какая! — Виктуар уже устроилась у меня на руках, как будто так и надо, и участковая, протянув палец, пощекотала ее под подбородком.

Я думала, журналистка на нее зашипит — шеф бы зашипел — но та запрокинула изящную головку, благосклонно принимая ласку.

— Спасибо вам, — сказала я с искренней благодарностью.

— Не за что, — уже более официальным тоном ответила участковая. — Служу! — и, отдав мне честь, удалилась.

— Пойдем отсюда, — сказала я Марине.

Мы быстро протолкались через толпу обратно и отправились к уже знакомому мне заколоченному кафе с заброшенной мебелью. Виктуар немедленно спрыгнула с моих рук на стол, с которого Марина недавно стряхнула палую листву, и начала ожесточенно вылизываться.

— Ничего не понимаю, — Марина переводила взгляд с меня на кошку и обратно. — Откуда у тебя кошка? Разве это не… ну, — она чуть смутилась, — не не совсем прилично?

Марина имела в виду, что общественное мнение строго порицало, если в доме, где проживает генмод, жило и неразумное животное одного с ним вида. Та самая проблема, из-за которой все сколько-нибудь уважаемые генмоды сталкиваются с препятствиями, когда пытаются завести потомство от обычных зверей. Я подозреваю, что громче всего о приличиях кричат лиги заводчиков.

— Я ничья, я своя собственная, — заявила Хвостовская глубоким контральто, подняв голову. — Аня, прошу вас, познакомьте нас.

— Это Виктуар Хвостовская, корреспондент «Вестей», — послушалась я. — Виктуар, это моя подруга Марина, репетитор.

— Очень приятно, — вежливо проговорила Хвостовская.

— Но у вас же глаза… — начала Марина, и тут на лице ее появилось понимание. — Те самые контактные линзы, да?

Я ей рассказывала, чем занимается лавка Кунова.

Виктуар взмахнула хвостом, как будто бы отметая такие незначительные детали.

— Всего лишь небольшие секреты ремесла. Аня, большое спасибо, что выручили! С одной стороны, кошатники — прекрасные люди, с другой, я бы предпочла, чтобы меня выставили пинком.

— В следующий раз в грязи изваляйтесь, — посоветовала я.

— Тогда могут и камнем кинуть, — хмыкнула Хвостовская. — Ну что ж, передавайте привет Василию Васильевичу! Я же, с вашего позволения, откланяюсь.

— Постойте! — сказала я. — Сначала расскажите мне, что вы там увидели! Что, доктор Монро собрал вещи и сбежал?

— Не знаю, доктор он или нет, — с сомнением проговорила Хвостовская. — Но да, владельца аттракциона там не было. Как нетрудно догадаться по возмущенной толпе снаружи. Больше ничего существенного я не узнала.

— Как бы не так! — я скрестила руки на груди. — Виктуар, делитесь информацией! Шеф наверняка рассказал вам что-то интересное о нашем текущем деле, иначе вы бы не заинтересовались выставкой! Да и я вам действительно помогла!

— А Монро связан с вашим текущим делом? — мурлыкнула Виктуар. — Вот не знала… Ну что ж, будь по-вашему! Хотя добавить мне особенно нечего, я сказала вам правду. Там только разоренный кассовый аппарат, который принесли из палатки «Страх и ужас» — очевидно, Монро вытащил выручку. Много черной ткани, немытые пробирки с разноцветной жидкостью, судя по запаху — вода с кондитерскими красителями. Коробочка тестовых полосок на кислотно-щелочный баланс кожи, которые используют фармацевты при изготовлении косметики, или чего-то похожего.

Ага, что-то вроде лакмусовой бумажки! Ну, как я и думала.

— Множество погонных метров черной ткани, в основном на полу, — тем временем продолжала Хвостовская, — потому что кто-то в спешке своротил все подпорки. Множество растоптанных билетов. Шкаф-картотека с фотографиями мужчин и женщин, нанесенных на стеклянные пластины. И шесть фотоаппаратов.

— Что? — ахнула я.

— Шесть фотоаппаратов, — повторила Виктуар. — Хорошие, довольно дорогие, стояли по кругу.

Я тут же вспомнила фотографическую вспышку, которая так явно резанула меня по глазам.

— А какие фотографии мужчин и женщин? — осторожно спросила я, еще не понимая толком сама, зачем я это спрашиваю. — Портреты?

— Вы ведь знаете, что у кошек не очень хорошее зрение, — с некоторым укором проговорила Хвостовская. — Эти стеклянные пластины участковая при мне доставала из шкафа, они были довольно небольшими. Несколько валялись на полу разбитыми. Но не портреты, фигуры в полный рост. Точнее вам сказать не могу. Полагаю, он проецировал их на стены с помощью какого-нибудь волшебного фонаря?

«Только не на стену, на дым, — подумала я. — И они были объемными. Как же у него так вышло?» Но сказала вслух:

— Да, именно так! Кажется, я этот фонарь даже видела мельком. Не было ли там такого прибора, вроде цилиндра, примерно мне по грудь, который светил бы розовым и зеленым?

— Нет, такого не было, — покачала головой Виктуар. — А теперь, с вашего позволения, мне нужно идти. День оказался провальным — случай мелкого мошенничества, не моего калибра материал.

— Прошу прощения, еще секундочку! — сказала я Виктуар. — Скажите, вы как журналист с большим опытом… Как вы думаете, чего боятся все люди? И генмоды, — добавила я, вспомнив, что в очереди к аттракциону были и они.

— Что? — удивленно уставилась на меня Хвостовская.

Мысль моя развивалась так: Монро никак не мог знать, что напугает именно меня. Значит, он должен был основывать свой аттракцион на страхе, который общий для всех людей или, по крайней мере, для большинства. Но что страшного в даме под вуалью или в лежащей женщине?

Впрочем, объяснять мне это не хотелось, и я только сказала:

— Мы с подругой поспорили. Я говорю, что такого страха нет, а она — что есть.

Хвостовская махнула лапкой.

— Анна, боюсь, в этом споре вы сглупили! Разумеется, у всех у нас есть по крайней мере один общий страх. И люди, и генмоды боятся смерти.