— Пошли разбираться с мусарнёй!

Через несколько минут раздался звук била у пожарки. Слухи в маленьких городках и поселках имеют свойство распространяться со скоростью пожара в сухом лесу. Недаром маркетологи моего бывшего времени использовали принцип «сарафанного радио», внедряя новый продукт в торговле. Скоро почти весь поселок знал, что водителя с автобазы Серёгу Скворцова замучили в местном отделении милиции. Ничего удивительного, что кроме его непосредственных друзей у отделения милиции собралась огромная толпа. Напуганные дежурные по КПП уговаривали всех разойтись и не нарушать правопорядок. В ответ слышали требование справедливости и суда над убийцами Скворцова.

Может быть, все обошлось без излишних эксцессов, если бы вышедший на крыльцо отделения капитан Селезнёв не принялся матерно обругивать собравшихся, требуя разойтись. А потом не придумал ничего лучшего, как достать пистолет и сделать выстрел в сторону толпы. Для пьяного народа это оказалось стартовым сигналом. Толпа ломанулась через ворота. У постовых отобрали оружие, набив морды до потери сознания. Капитан юркнул внутрь помещения. Разозленная толпа лавой потекла за ним.

У меня в мозгу промелькнула мысль, что сержант Дёмин может тоже пострадать. Я кинулся вслед за озверевшими мужиками. В коридоре отделения шёл яростный бой. Ментов лупили кулаками и чем попало. Сопротивляющихся было мало, в основном, рядового состава. Старшие сотрудники трусливо попрятались по кабинетам, или просили о пощаде. Обделавшийся дежурный старлей даже открыл ворвавшимся ружейную комнату.

К концу битвы в руках обороняющихся остался только один кабинет, где забаррикадировались остатки отделения. Восставшие потребовали выдать капитана Селезнёва, или пригрозили поджечь здание. Противная сторона недолго размышляла. Судя по звуку драки оттуда, жабуняка не сильно обрадовался решению своих коллег.

Всех ментов выгнали, или вынесли из здания и сразу подожгли его, облив горючим материалом. Толстого капитана долго били, а когда его лицо превратилось в кровавую маску, а сам он уже не мог чего-либо соображать, подвели к воротам. Через перекладину перекинули веревку и стали вязать петлю на шее капитана.

Я, конечно, желал смерти жабуняке, но не думал, что это произойдёт так жутко. Стоял, не веря в происходящее. Из ступора меня вывел Серёга, вернее, его призрак, закричавший мне прямо в ухо:

— Останови это! Нельзя делать его мучеником.

Я завопил:

— Люди, остановитесь! Без суда нельзя. Преступника нужно судить, показать все его грехи…

— Уймись, малец! Эту суку отмажут. Уйди отсюда. Не доводи до греха! — рявкнул парень со знакомыми татуировками на руках.

Веревка напряглась и потащила вверх жирную тушу капитана. Его тело сначала не отреагировало на процедуру, а затем, будто опомнившись, принялось отчаянно дрыгать ногами и хватать руками за веревку, которая сжимала все больше и больше шею. Казалось, что конвульсии длились несколько часов, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Когда все закончилось, присутствующие разошлись, словно зрители после сеанса спектакля. Здание отделения догорало, на воротах висел, покачиваясь, толстый труп, а группка избитых и перепуганных ментов всё ещё находилась в прострации. К ним подошел парень с татуировками, наклонился и зловеще произнес:

— Если ещё хоть один селянин пострадает от ваших рук, то всю вашу мусорскую кодлу вырежем вместе с семьями к хренам собачьим. Обещаю.

Боюсь, что этот парень напрасно растрачивал своё красноречие. Менты на него смотрели тупыми взглядами.

— Ну, вот и всё! — загадочно произнес призрак и стал удаляться от меня.

— Прости меня, Серёга! Я тебе не помог! — давясь слезами, крикнул ему вслед.

Призрак молча, не оборачиваясь, растворился в воздухе.

Сомнамбулой зачем-то поперся в дом, где были поминки. За столами, ещё заваленными поминальной едой и бутылями с самогоном, продолжал сидеть контингент полупьяных бабулек. Я накинулся на какой-то винегрет и вычистил почти целый тазик. Затем поскакал в деревянную кабинку во дворе и долго-долго блевал там в вонючую дырочку. Старухи зачем-то снарядили меня несколькими стеклянными банками с помещенной туда едой типа салатов, винегретов и прочих холодцов. Намек ли это был, что пора закругляться с поминками, или мои тощие телеса их сподвигли, фиг их разберешь. Ещё конфет всяких понапихали в карманы. Вот только бутыль с алкоголем вырвали из моих ослабевших рук.

Пока добирался в Просторы на автобусе, перед глазами всё время стояли картинки прошедших экшенов. Меня нельзя заподозрить в рефлексиях и прочих нежных взглядах на положение вещей. Однако, поразило странное и даже непривычное состояние животной ярости, внезапно овладевшее мирными и благоустроенными советскими гражданами. Даже не верилось тому, что я увидел. Кроме новочеркасской трагедии из истории ничего не помнил. Неужели это мой приход в этот мир спровоцировал такую трагедию? Я не по капитану убиваюсь, а беспокоюсь, что мстительные советские власти не простят простым людям самой малой толики нелояльности. Насчёт себя не беспокоился. Что от глупого хулиганистого подростка можно ещё ожидать? Правильно! Только ещё большей глупости и еще большего хулиганства. А кто виноват в этом? Правильно! Школа, пионерская организация, партия, правительство и лично… Тьфу, совсем извилины перемкнуло.

Подъезжая к своей остановке, случайно бросил взгляд на заднюю площадку. Там стоял и опасливо поглядывал на меня Ганс. Поразился произошедшей с ним перемене. Теперь бывший гроза городка выглядел каким-то жалким, забитым. На остановке вслед за мной не сошел. Разновозрастные младшеклассники, ожидавшие автобус в сторону Балабино, с радостными воплями подскочили ко мне. Мелкота, оказывается, навострилась пугать мною всяких злодеев, которые ещё не перестроились и продолжали покушаться на их карманные деньги. Не знал, теперь буду знать. Приятно все же получать обожание всяких детишек. Поулыбался им пьяной лыбой, надавал поминальных конфет и побрёл домой отсыпаться.

Проснулся очень поздно на следующий день, почти в полдень. Мучил сушняк. Привел свое нутро в порядок. Хотел было позаниматься утренней зарядкой, но послепохмельная слабость отвратили от этого намерения. Пока торчал на кухне, туда подтянулась Люба и слегка поругала меня за пьянку и предупредила, что уезжает сегодня вечером. Я убедил её, что не собираюсь следовать по стопам своей матери и рассказал о похоронах Серёги Скворцова. На столе тут же появилась бутылочка на опохмел и поминальные салаты с любиными деликатными ништяками. Оставались нераздаренными по нужным людям ещё много привезённых ею дефицитностей. Не везти же их обратно в Новосибирск. Часть этих продуктов она отдала Таисии и ещё часть собиралась занести Авдотье позднее.

— Не ходи туда. Её милиция забрала, — предупредил сестру.

Та даже присела от волнения и схватилась руками за лицо.

— За что её?

— Клиенты попались недовольные оказанными услугами. Настрочили кляузы в органы.

— Надо что-то делать. К кому-нибудь обращаться…

— Не волнуйся. Всё будет хорошо.

Люба пристально на меня взглянула.

— Как же ты повзрослел, Пашенька. Очень я боялась, что ты как Андрюшка до тюрьмы докатишься. Ну, дай Бог, выправишься, станешь нормальным человеком, женишься, детей заведёшь. Будешь жить спокойно, всем на радость, — расфилософствовалась сестрёна.

Ну, как грится: — «Каждому — своё»! С каждой кочки мещанского болота свой угол зрения видится. Невольно вспомнился анекдот, которым я зачем-то поделился с Любой:

— Идет мужик мимо навозной жижи. Видит, там кто-то бултыхается. Смотрит — человечек плещется, отплевывается и тихо матерится. Мужик с криком: — «Держись брат, сейчас я тебя спасу!», бросается к нему и пытается выволочь бедолагу на берег. А тот ему: — «Зачем ты меня тащишь! Дурак, я здесь живу»!

— Совсем забыла, — спохватилась Люба, — Вчера забегал к тебе Вова. Обещал сегодня зайти.

Змей был лёгок на помине. Раздался звонок, и нарисовалась вредная морда.