Мэтт нависает надо мной, целует в губы, и я выдыхаю стон — настолько это чувственно. В его прикосновениях столько нежности и сдерживаемой страсти, что заводит только одно осознание этого.

Мэтт опускается ниже, целует шею, ключицы, обхватывает губами твердый от возбуждения сосок. Меня едва не сотрясает от удовольствия. Колотит, как от холода, но при этом я горю.

Его ладонь скользит по моему телу, вызывая новые стоны, опускается ниже, пока пальцы не касаются завитков волос.

Я машинально сжимаю колени.

Мэтт останавливается.

— Ты доверяешь мне? — шепотом спрашивает он.

— Полностью… — отвечаю я и расслабляюсь, позволяю ему двигаться дальше.

Каждая клеточка тела под его умелыми руками будто воспламеняется. Я до боли прикусываю губу, ерзаю, мну ладонями простынь. Как же это прекрасно! Ничего более яркого я в жизни не переживала и не переживу — уверена, это предел.

Чувствую, насколько я влажная под его пальцами, и со стоном упираюсь затылком в подушку. Я просто умру, я не вынесу такого наслаждения…

Мэтт оказывается между моих бедер. Мне не страшно, я сама нетерпеливо подаюсь ему навстречу.

Как же мне нравится ощущать на себе тяжесть его тела!

— Я люблю тебя, — говорит он, проникая глубже.

От резкой боли на глаза наворачиваются слезы, но ее тотчас же сглаживают поцелуи и ласки Мэтта.

Он двигается осторожно, но все быстрее и быстрее, пока со стоном не замирает.

Улыбаюсь.

Тону в ощущениях, даже не пытаясь дать им название.

Я думала, что в жизни не бывает идеально. Я ошибалась.

Пелена эйфории постепенно рассеивается. Замечаю, что вцепилась в плечи Мэтта, — останутся следы. Осторожно разжимаю пальцы, кладу ладони на его влажную горячую спину. Какой же это кайф — вот так касаться ладонями его тела. Слушать его дыхание. Чувствовать его наслаждение. Осознавать, что я тому причина. Я.

С каждым мгновением Мэтт словно становится тяжелее. Я невольно ерзаю. Он скатывается с меня, ложится рядом на спину, берет мою ладонь, с закрытыми глазами целует ее и кладет себе на грудь. Чувствую, как все еще быстро опускается и поднимается его грудная клетка.

— В следующий раз ты испытаешь со мной оргазм, обещаю, — говорит он.

Я ошеломлено таращусь в потолок. Заниматься любовью с мужчиной — запросто. А вот говорить об этом — не-е-ет, даже в глаза стыдно посмотреть. Ну как так?..

— Мне казалось… я сегодня испытала уже пару десятков оргазмов, — с запинкой произношу я.

— Нет. Тебе было просто очень хорошо. Оргазм ты получишь сегодня вечером.

На эти слова тело отзывается такой сильной сладкой судорогой, что, кажется, я испытала его только что.

— А оргазм может быть от слов?.. — на всякий случай уточняю я.

Мэтт смеется, запрокинув голову. Потом склоняется ко мне и целует в губы так, что на ум приходит следующий подобный вопрос, но на этот раз я молчу.

Мэтт поднимается, натягивает брюки, застегивает на них пуговицу, и я в очередной раз с восхищением смотрю на его красивое сильное тело. С упоением слежу за простыми движениями рук, которые еще недавно вытворяли со мной такое…

— Уходишь?.. — Я знаю ответ, просто хочу отвлечься от бесконечного чувственного кино в голове.

Мэтт садится на край кровати, но не касается меня. Вернее, касается, но только взглядом: тепло и нежно. Думает, если так, то прощаться проще?..

— Я хочу, чтобы ничего не менялось. Чтобы больше ничего не менялось, — поправляет он сам себя. — А для этого я должен выполнять некоторые правила. Это небольшая цена за то, что сейчас у меня есть.

Мэтт встает, и я чувствую: в нем будто что-то изменилось. Теперь это снова прежний Мэтт, который контролирует ситуацию, играет по правилам, чувствует ответственность. И так легко исчезает…

— Мне через час нужно быть в офисе, важный звонок. До этого еще посмотреть, что за погром мы вчера устроили. Расплатиться. Переодеться. — Он пальцами оттягивает тенниску на груди. — И выпить аспирин. Пачку аспирина. Башка раскалывается.

А что ты хотела, Ника? Ну в самом деле…

Мы прощаемся. Он уходит. С мягким щелчком закрывается дверь.

Я разваливаюсь на кровати в позе морской звезды. Постельное белье такое приятное на ощупь, и пахнет вкусно. Приподнимаюсь на локте. Комната залита солнечным светом, приглушенным тюлевыми занавесками. Сколько же здесь места!.. Наверное, как во всей моей квартире.

«Он признался мне в любви…» — вообще без всякой связи вворачивает мой внутренний голос.

Это, конечно, ерунда — мало ли что придет на ум в такой момент. У слов вообще нет ценности. Я взрослая, понимаю. Признание может оказаться враньем — не докажешь. Или, как я, можно ничего не говорить, но при этом быть влюбленной по уши.

Но его слова не выходят из головы, наоборот, повторяются снова и снова, при разных обстоятельствах, с разной интонацией… Стоп, воображение! Пощади.

Снова принимаю душ. Одеваюсь, высушиваю волосы. Со страхом достаю телефон из сумочки. Так и есть: четырнадцать пропущенных вызовов от мамы. Ну почему она так?.. Я же вчера написала, что провожу время с Мэттом. Пишу сообщение: «Со мной все в порядке, скоро буду». И выключаю телефон: слушать ее истерику не хочу, а не ответить на вызов после сообщения — значит, усугубить ситуацию.

Я выхожу из лифта, поднимаю голову и упираюсь взглядом… в Мэтта, который входит в отель через крутящиеся двери. Он замечает меня и тоже останавливается. Какое-то время мы просто стоим и смотрим друг на друга, словно в каком-то дурацком романтичным кино. Но по-другому невозможно. Я не ожидала его увидеть, думала, что, как минимум, еще несколько часов проведу без него. А он тут, прямо передо мной. Пол словно ускользает из-под ног — поэтому и стою, не двигаясь.

Потом мы одновременно идем навстречу друг другу. Я останавливаюсь в шаге от Мэтта, а он подходит вплотную, кладет ладони мне на талию. От этого простого движения мне так сладко, что веки опускаются сами собой.

Я не хотела так сильно влюбляться, даже ради книги. Но поздно, я уже пропала. Давно проиграла игру, которую когда-то сама и придумала. Все мосты сожжены, я в плену, и никакая сила в мире меня не спасет. Неужели это и есть любовь? Клубок противоречий, обжигающие эмоции и совершенно безосновательная уверенность, что все будет хорошо.

«Как же правила, которые надо выполнять?» — хочу спросить я, но Мэтт меня опережает.

— Позавтракаешь со мной?

— А как же дела?..

— Чем дальше я уходил от тебя, тем очевиднее становилось, что звонок — это просто звонок. Потом я увидел, какая у отеля терраса, и это стало последней каплей. Так что, позавтракаем?

Мэтт… Да я на любое твое предложение согласилась бы: полететь на другую планету, ограбить банк. Но просто отвечаю: «Конечно».

Он берет меня за руку, и я послушно следую за ним. Чувствую себя, как в невесомости. Это от того, что я наполнена радостью, будто шарик гелием, — еще чуть-чуть и взлечу.

Терраса находится за отелем, во дворе. Она на одном уровне с залом, в котором мы пировали, но поняла я это только по черному роялю. Вчера это было мрачное, даже злачное, место, а сейчас дверь из зала на террасу распахнута, тяжелые шторы убраны, и все помещение, даже сцена, залиты солнцем. На яркий свет тяжело ложатся широкие тени рам и мельтешат кружевные тени кленовых ветвей.

Под сенью деревьев на террасе стоят маленькие круглые столики, накрытые белыми скатертями. На каждом — фарфоровая вазочка с кустовой розой. Из звуков здесь только шелест листвы, журчание фонтана и тихий разговор молодой пары за дальним столиком.

Я понимаю, почему эта терраса заставила Мэтта вернуться.

Он пододвигает мне стул с резной спинкой, садится напротив меня и надевает солнцезащитные очки.

— Кофе или шампанское?

— И то, и другое, — уверенно отвечаю я, млея от собственной дерзости.

— Отличный выбор!

Из отеля выпархивает официант. Принимает у нас заказ, к которому я добавляю овсянку с голубикой, а Мэтт — английский завтрак.