Подойдя ко мне, она смущенно улыбается. Там, в монастыре, она мне показалась невзрачной. Теперь я вижу, что был неправ. Черты ее лица аристократичны и благородны. И не скажешь, что она родом из глубинки, где у крестьян простоватые, будто высеченные из полена лица, погрубевшие от ветра и солнца. От нее веет свежестью, невинностью и жасмином. Кажется, если я вдохну ее запах чуть глубже, то сойду с ума. Ненавижу за это свою звериную сущность. Зависимость от истинной — это наркотик, лишающий воли, превращающий в верного пса. Я не хочу терять способность трезво мыслить. Хочу остаться собой. Говорят, что с появлением истинной пробуждаются скрытые силы дракона. Можно развить свои способности до предела возможностей. Если смириться со связью. Однако я видел подтверждение обратному, когда связь становилась причиной трагедии. Так что лучше держать ее в узде.

Судя по выражению лица, Ясмина верит в то, что истинная связь — это дар и счастье. Ей хорошо промыли мозги в этом монастыре. Даже если я попытаюсь ей объяснить, что связь — это проклятье, она ничего не поймет и воспримет в штыки. Достаточно посмотреть, с каким благоговением она берет свечу, чтобы зажечь ритуальный огонь у подножия статуи Богини.

— Я вверяю тебе свою жизнь, — Ясмина произносит ритуальную фразу так, будто понимает ее буквально.

— Я вверяю тебе свою жизнь, — эхом повторяю я. Для меня это просто слова. Пустая формула, утратившая актуальность лет двести тому назад.

Если верить легендам, именно в момент произнесения клятвы Богиня заглядывает в души тем, кто собирается связать себя узами брака. И если узрит, что кто-то недостоин, то тут же поразит его священным огнем. Ухмыляясь, подношу свечу к чаше с маслом. Огонь весело вспыхивает и вскоре сливается в единое целое с тем, что был зажжен моей невестой.

Я не превратился в кучку пепла. А за мои мысли меня однозначно следовало покарать. Значит, все эти истории про могущество Богини — выдумка.

Бронзовая статуя Богини безразлично взирает слепыми глазницами, как к нам тянутся гости, чтобы произнести поздравления. Первыми подходят представители древних родов. Чувствую, что Ясмина внутренне напрягается, замирает. Убеленные сединами драконы в роскошных одеждах пафосно желают нам наследников.

— Да дарует тебе истинная множество сыновей!

— Пусть у сынов рода Морриган будет крепкое крыло!

— Да станут отрадой отцу и сильными воинами твои сыны, Эрнан!

— Да родится наследник Морриганов до следующего дня Богини!

На последней фразе очередной старейшина запинается, потому что в спину ему пушечным ядром влетает маленькая женщина в шутовском наряде.

— Счастья! Здоровья! Удачи! — выкрикивает она, кидаясь мне на шею. Естественно, до шеи она не достает и повисает на моем парадном камзоле как клещ. — Самое главное — любви! Любите друг друга! Заботьтесь друг о друге! Ночей вам бессонных! Ну же, целуйтесь! Что ж вы как неродные?

По ставшими вдруг пунцовыми щекам Ясмины, понимаю, что эта жуткая женщина и есть та самая родственница из деревни, на портал для которой я раскошелился. Лучше бы тот портал схлопнулся! Позорище!

Жрицы еле оторвали эту базарную тетку от меня и проводили ее к дальней колонне.

Старейшины не сказали ничего, но одного того, как скривились их губы, было достаточно, чтобы оценить степень их недовольства.

После того как драконы медленно отправились к своим почетным местам, к нам стали подходить остальные гости.

Мать, одетая в черное траурное платье, не нашла в себе ни сил, ни желания на то, чтобы выдавить из себя несколько фальшивых слов. Она смерила Ясмину тяжелым взглядом и сжала набалдашник трости так, что побелели костяшки пальцев.

Ясмина инстинктивно спряталась за меня, будто искала защиты. Из-за спины она вышла только тогда, когда услышала искренние поздравления Бриана. Он сиял как начищенный медяк, будто сегодня действительно радостное событие. Боковым зрением я увидел, как на лице Ясмины вспыхивает лучезарная улыбка. Какого хрена? Во мне поднимается волна негодования, и лишь потом я запоздало понимаю, что смотрит она не на Бриана, а на Лилию, маячащую за его спиной. Что она здесь делает? И почему Ясмина так на нее реагирует? Глаза Лилии покраснели от слез, она выходит вперед и собирается что-то сказать.

Мгновение — и Ясмина оказывается рядом с Лилией, обнимает ее.

— Ты совсем не изменилась! Я так рада, так рада, что ты пришла! Но… как ты узнала? Неужели мудрейшая Айседора сообщила тебе?

Лилия беспомощно смотрит на меня, но Ясмина ничего не замечает и продолжает щебетать.

— Ты плачешь? — встревоженно спрашивает она.

— Это… это… от счастья, — выдавливает из себя моя женщина.

— Я тоже очень счастлива тебя видеть. Не поверила даже собственным глазам.

Вот это поворот. Моя любимая и моя жена, оказывается, знакомы. Только чем это обернется в будущем, неизвестно.

— Мы теперь сможем часто видеться, — Ясмина оглядывается на меня. — Правда же? Ко мне могут приходить подруги? Мы с Лилией дружим с детства. Она замечательная!

Я это знаю, как никто, девочка.

Она понижает голос до едва различимого человеческим ухом шепота:

— Может, ты тоже скоро выйдешь замуж за своего возлюбленного, и мы будем дружить семьями.

— Обязательно, — одними губами произносит Лилия и смотрит на меня. И столько боли в ее взгляде, столько невысказанного отчаяния. Зачем, зачем она пришла? Зачем рвет себе сердце?

Рядом с нами возникают две жрицы.

— Время пришло, — возвещает одна из них. — Теперь вам надлежит скрепить свой брак перед ликом Вселюбящей Богини.

От этих слов Лилия вздрагивает как от удара хлыста. Она знает, что подразумевается под ними. Ее челюсти стискиваются, и она отворачивается, чтобы Ясмина не заметила перемены в ее лице.

Моя новоиспеченная жена хлопает глазами. Видимо, монахини не просвятили ее, чем завершается обряд.

Жрицы сопровождают нас к внутренним дверям храма, богато украшенным позолотой. Сзади слышится ликование гостей. Говорят, что еще тысячелетие назад весь обряд происходил прилюдно, включая его финальную часть. Я рад, что эта традиция осталась в далеком прошлом.

Как только за нами закрывается дверь, жрицы развязывают пояс на платье Ясмины, и оно белым облаком падает на пол. Оставшись в прозрачном нижнем платье, совершенно не скрывающем ее тела, Ясмина смущается. Ее щеки вспыхивают алым, а глаза наполняются ужасом. Тем временем жрицы снимают ее атласные туфельки, а затем собираются снять последний покров с ее тела.

Жестом останавливаю их.

— Дальше я сам.

Не хватало еще, чтобы они довели бедную девушку до обморока.

Жрицы кивнув, покидают зал.

— Не бойся, — шепчу ей хрипло.

Она коротко кивает и закусывает губу.

— Тебе говорили, что происходит между мужем и женой?

Покосившись на кровать, украшенную нежными цветами, она нервно сглатывает.

— Говорили, что муж и жена возлежат на кровати, а потом у них появляются дети.

Возлежат на кровати? Хотя чего можно ожидать от монахинь.

— Все верно. Только возлежать на кровати нужно без одежды.

Медленно снимаю камзол и кладу его на банкетку. Поможешь с рубашкой?

Она осторожно прикасается к пуговице. Ее тоненькие пальчики подрагивают от волнения, у нее не сразу получается справиться с застежкой. Одного робкого прикосновения мне хватило, чтобы сердце гулко забилось в груди. Что же это творится со мной? Постепенно она расстегивает всю дорожку пуговиц и медленно проводит по плечам, избавляя меня от тонкого батиста. Все это время она внимательно рассматривает меня. Неожиданно ее рука касается черной поросли на груди. Кто бы мог подумать, что ее заинтересует именно это. Затем ее пальцы пробегают по узкой дорожке от пупка вниз и замирают у опасной границы.

Через мгновение она одергивает руку, распахивает и без того огромные глаза и вопросительно смотрит на меня. Заметила, как сильно проявляется мое желание.

— Что это? — изумленно спрашивает она.