Достать из кареты бесчувственное тело Ясмины оказалось сложнее, чем его туда поместить. Кучер бросается мне на помощь. Но я останавливаю его повелительным жестом. Не хочу, чтобы к Ясе кто-нибудь прикасался.

Бросаю взгляд на окно спальни Лилии, оно светится теплым желтым светом. Моя женщина не спит, ждет меня. Зря. Сегодня я не приду. Просто не смогу оставить Ясмину в таком состоянии.

Лилия опять обидится. У нее есть на это все основания. С момента женитьбы в постели с Лилией я просто спал. Ссылался на работу, на усталость. Просыпаясь, замечал, что ее подушка мокрая от слез.

Я обещал, что ничего не изменится, а теперь просто не хочу ее. Ее прикосновения раздражают, поцелуи отдают полынью. Когда я вытащил ее из того дерьма, в котором она оказалась по своей глупости, сам себе поклялся, что смогу защитить ее и позаботиться о ней. А теперь, получается, предаю ее. Отставляю в сторону, как ненужную вещь, все больше прикипая к Ясмине.

Уверен, что если бы не эта проклятая связь, я бы и не взглянул в сторону Ясмины. Чем бы могла прельстить меня, искушенного мужчину, невинная послушница?

Лилия — мой осознанный выбор. А Ясмина — морок, иллюзия, созданная истинной связью. Об этом нужно всегда помнить, пока связь окончательно не одурманила меня.

Осторожно укладываю Ясмину на кровать. Трогаю ее ладошки. Ледяные. Кутаю ее в одеяло. Невольно любуюсь ею. В лунном свете она прекрасна. Приподнимаюсь, чтобы сделать ей горячий чай с медом. Но в этот момент из-под одеяла выныривает ее рука и хватает меня. С приоткрытых будто в ожидании поцелуя губ Ясмины, слетает:

— Не уходи. Останься со мной. Пожалуйста.

Всю ночь согревал своим телом холодную как льдинку Ясмину. Только к утру ей становится лучше. Не сдержавшись и запечатлев легкий поцелуй на ее виске, оставляю ее досматривать сны. Сегодня нужно просмотреть донесения с границы и подготовить отчет императору. Даже в отпуске нужно держать руку на пульсе.

Но перед тем как засесть над бумагами в кабинете, захожу в покои Лилии. Застаю ее полулежащей в неудобной позе в кресле. Заслышав скрип двери, она поднимает голову и слабо улыбается. Темные круги под глазами выдают, что она не спала.

— Наконец-то ты пришел! Как все вчера прошло?

Она медленно подходит ко мне. От легкого движения плеча шелковый пеньюар соскальзывает с него, обнажая безупречную, молочную кожу. Раньше этого хватило бы, чтобы я завелся. Раньше. Но не теперь. Поправляю ткань, возвращая шелк на место и прикрывая плечо.

— Лучше, чем могло быть, — даю неопределенный ответ.

— Вы так рано вернулись. Что-то случилось? — встревоженно интересуется она, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Старейшины остались чем-то недовольны?

— Разве что тем, что мы не остались на празднование. Ясмине стало плохо.

— Плохо?! — удивленно восклицает Лилия. — Но почему?

— Переволновалась.

Не хочу рассказывать Лилии о танце единения душ. Она и так переживает и боится, что наши отношения изменятся.

— Ты тоже переволновался? — спрашивает она и, прежде чем я успеваю понять, что она собирается делать, опускается на колени и тянется к поясу брюк.

Перехватываю ее руку и поднимаю ее с пола.

— Не сейчас, Лилия.

Ее глаза моментально становятся влажными от выступивших слез, щеки покрываются пунцовыми пятнами.

— Не сейчас? А когда, Эрнан? Ты постоянно отвергаешь меня. Ты хоть представляешь, каково это — чувствовать себя нежеланной? — выкрикивает она. Ее голос дрожит и прерывается.

— Ты все не так понимаешь. У меня просто много работы, я устаю.

— И тем не менее ты проводишь ночи с ней. Я тебе больше не нужна, Эрнан. Вот такая цена твоего слова! Цена твоих обещаний. Может, мне лучше покинуть этот дом?

Она отворачивается от меня и подходит к окну, плечи ее дрожат от едва сдерживаемых рыданий. Я подхожу к ней и обнимаю ее сзади, но она скидывает мои ладони.

— Все образуется, милая, — шепчу ей.

— Образуется? Ты скоро начнешь считать ее настоящей женой. Связь возьмет над тобой верх, и ты будешь бегать перед ней на задних лапках, в то время как она будет задирать юбки перед твоими друзьями.

— Что ты сказала? — рывком разворачиваю Лилию к себе лицом.

Она испуганно смотрит на меня, закусив губу.

— Прости, я не хотела говорить, — еле слышно лепечет.

— Что ты имеешь в виду?

Она отчаянно машет головой, сжав губы в тонкую ниточку.

— Говори! — трясу ее так, что кудряшки, обрамляющие миловидное личико, испуганно подскакивают.

— Она уединялась с Брианом в библиотеке, — выпаливает скороговоркой как на духу. — Прислуга слышала, как скрипела мебель.

Отпускаю Лилию, и она чуть не заваливается назад по инерции. На мгновение глаза застилает кровавая пелена.

Не могу поверить, что эта робкая девочка способна крутить шашни за моей спиной с моим лучшим другом. И другом ли? Первый порыв вытащить Ясмину из теплой постели и потребовать объяснений я подавил. Сначала допрошу слуг, а потом поговорю и с неверной женой, и с предателем.

Надежда на то, что Лилия оговорила свою подругу из-за ревности, не оправдались. Служанки, пряча глаза, подтвердили слова Лилии.

Вот такая оказалась невинная девочка. Лгунья. Душу выворачивало от одной мысли, что Бриан прикасался к ней, а она принимала его ласки.

Планы спокойно поработать полетели к виренам. Голова отказывалась мыслить. Мозг бесконечно прокручивал картинки, как Бриан опрокидывает мою жену на диван, как она ему улыбается, как извивается и стонет под ним.

Изменяю своей традиции завтракать в кабинете и прошу накрыть стол в гостиной. Выяснив, что Ясмина уже проснулась, требую позвать ее ко мне.

Видимо, ее все еще морозит, раз она накинула поверх платья махровый халат. Он слишком велик на нее, поэтому ей пришлось подкатить рукава. Это придает ей милый и уютный вид. Она смущается и мило краснеет, опускаясь на стул.

— Так непривычно завтракать с тобой, — говорит она.

Теперь мне кажется, что этот беззащитный образ — часть игры, которую она затеяла.

— Ты хотела бы, чтобы мы завтракали вместе каждый день? — внимательно смотрю на нее, пытаясь распознать ложь.

— Да, — отвечает она и тут же опускает глаза на пустую тарелку, стоящую перед ней.

— Бери тост, — пододвигаю к ней поближе блюдо с румяным, хрустящим подсушенным хлебом.

Тонкими пальчиками она берет тост с тарелки и откусывает небольшой кусочек.

— С медом вкуснее, — протягиваю ей розетку с вкуснейшим диким медом.

Не успевает она намазать поверхность тоста золотистым медом, как я подставляю ей под руку ягодный мармелад.

— И мармелад попробуй обязательно. Тебе же нравится пробовать новое на вкус.

Она бросает на меня непонимающий взгляд, но послушно отрезает кусочек мармелада.

Дожидаюсь, когда он исчезает у нее во рту, и огорошиваю ее вопросом.

— Так кто тебе больше по вкусу, Ясмина?

На ее лице отображается недоумение.

— Что? — переспрашивает она?

Изображать невинную дурочку у нее получается хорошо.

— Что тебе больше нравится — мармелад или мед?

— И то, и другое, — улыбается она, будто не понимает намека. — В монастыре сладости давали только по праздникам. Сухое печенье или варенье, из фруктов, которые мы сами и собрали в саду.

— Сегодня, возможно, зайдет Бриан, — как можно безразличнее произношу, в то же время наблюдая за ее реакцией. В том, что Бриан сегодня прибежит узнать о здоровье своей любовницы, сомнений не вызывает.

— Да? — она открыто смотрит на меня своими невинными глазами. — Хорошо.

И это все? Хоть какое-то подобие смущения должно же было мелькнуть. Или она считает, что нет ничего предосудительного в том, что она отдается другому мужчине в моем же доме? Откуда такая свобода во взглядах? Или она так изголодалась по интиму в монастырских стенах, что, покинув их, готова запрыгнуть на любого. Так, может, мне не стоило скрывать Лилию? Я-то берег ее, не хотел ранить, а нужно было сразу раскрыть перед ней карты, а потом еще и предложить Бриану переехать сюда, и зажить вчетвером счастливой семьей. От таких мыслей становится тошно. Где-то там внутри поднимается жгучий протест. Я не хочу делить ее ни с кем. Увезу на остров, запру в башне, и только я буду касаться ее лживого, неверного тела. Уже не знаю, кому принадлежат эти мысли — зверю или мне.