— Что случилось, отец?

— В Феррстаде началась война между фербитами и каридасами, — встревоженно ответил конунг. — Ты знаешь, насколько важен для нашего хозяйства этот лан. Нам только удалось договориться с королем Феррстада Кроувальдом Четвертым о том, как разделить между собой золотоносные рудники, чтобы покончить с конфликтами из-за них. И вот, каридасы восстали против фербитов, хотят захватить власть, а это может разрушить уже налаженную было торговлю.

Ингвар понимал, что беспокойство отца было обоснованным: фербиты и каридасы всегда были непримиримыми врагами. Вернее, так считали каридасы. Фербиты — народ сильный, трудолюбивый и выносливый, но слишком добрый и покладистый. Работа, домашнее хозяйство, наука, искусство и прочие нехитрые жизненные удовольствия заботят их более обогащения и ведения войн. Но лан населяет еще и раса каридасов. Когда-то их было мало и жили они в основном на острове в Сольменском море с дикими племенами, около берегов Феррстада.

Собственно говоря, их предки — это ссыльные фербиты, которые отличались буйным характером, жадностью и скудоумием, за что и были отправлены на остров. Через пару поколений они возомнили себя отдельной расой, потому что за это время их фербитский язык исказился и стал отличаться некоторым своеобразием. Племя каридасов разрослось и стало перебираться на материк. Промышлял этот народ в основном тем, что сбивался в банды и грабил проезжающих купцов.

От светловолосых фербитов каридасы, смешавшиеся с островными дикарями, отличались выбритой головой и стремлением разговаривать только на своей каридасской тарабарщине, которую фербиты считали вульгарной и просторечной.

Правитель Кроувальд не слишком доверял каридасам, но помнил о том, что они хоть и неприятная, но родня фербитам. И поэтому был к ним снисходителен. Фербиты стремились облагородить диких островитян, приучали их к наукам и искусству. Иногда удавалось цивилизовать отдельных представителей племени, но — удивительное дело — тогда они отказывались называть себя каридасами и становились благонадежными и полезными обществу фербитами. Остальные же продолжали жить по-прежнему, только грабя и убивая.

Сейчас каридасами управлял их атаман Яглан Добрый. При взгляде на этого мрачного бритого верзилу с грязной повязкой на правом глазу понимаешь, что тот, кто дал ему такое прозвище, отличался своеобразным остроумием. Этот «добряк» любил выкалывать глаза своим жертвам, словно мстя за того лучника, который когда-то лишил его зрения наполовину.

При этом, как все громилы, Яглан был сентиментален, и любил послушать соловьев летними ночами, порой заставляя всю банду заниматься этим до самого утра.

Теперь Яглану взбрело в голову занять трон Феррстада, лишив титула законного короля Кроувальда, и править самому. Король прислал Харальду Великому гонца с посланием, в котором просил помощи в борьбе с каридасами. Конунга не устраивал бардак в Феррстаде, который мешал поставкам руд в Дрокенсвёрд и Лилльсольм. В воздухе запахло войной.

— Сын, наши храбрые рыцари придут на помощь фербитам, — Харальд положил руку на плечо сыну. — Ты возглавишь королевскую дружину. К тебе присоединится пара отрядов наших лендлордов. Еще дружина лучников прибудет из Лилльсольма и расположится на мельнице Гномова балка вместе с воинами Феррстада.

Харальд развернул карту, Ингвар присоединился к нему, чтобы изучить местность.

— Сын мой, миновали времена, когда считалось, что рыцари должны сражаться лицом к лицу, не применяя военных хитростей. Оставим благородство для турниров. Да и каридасы — не рыцари, хотя и хорошо вооружены. Поэтому ударим по врагу и с тыла, и с фланга. Смотри, разбойникам, чтобы попасть в столицу Фербис, придется из деревни Койгала, где они засели, пройти вдоль горного хребта как раз мимо мельницы. Задача наших воинов — засесть в лесу напротив Койгалы. Когда каридасы выдвинутся в поход, наши дружины должны осторожно продвигаться по тропе вдоль лесной полосы параллельно маршруту бандитов. И затем уже ближе к Гномьей балке ударить в хвост войску каридасов, где спереди их встретят лучники Лилльсольма и фербитские воины. Если будет нужда в этом, драконы обеспечат и поддержку с воздуха. Выступайте немедленно!

— Все понятно, отец, — Ингвар почувствовал возбуждение от предчувствия битвы. Ему не впервой участвовать в сражении, и его руки словно наяву ощутили надежную тяжесть меча и доспехов, а кровь по венам побежала быстрее. — Тяжелое вооружение не годится, не нужно, чтобы в лесу наши дружины гремели, как ведра, или их шлемы блестели на солнце, привлекая врагов. Значит, выступим в основном легкой пехотой, которую поведут несколько конных рыцарей. От их доспехов и коней особого шума не будет. Иду готовиться. Благослови, отец!

После отцовского благословения Ингвар пошел собираться. Одна мысль не давала ему покоя: видимо, ему не придется попрощаться с невестой перед сражением. Он быстро схватил перо, бумагу и написал несколько строчек: «Элла, любимая! Дела заставляют меня на некоторое время удалиться из столицы. Скоро увидимся! Береги себя. Люблю. Ингвар». Запечатал листок, налил воска и запечатал конверт перстнем с фамильной розой. Надписал: «Элле эд-Грейден, «Дрокен сколан». Позвал слугу и наказал ему передать это письмо после того, как драконье войско двинется в путь.

«Все равно она не успеет прийти, — думал Ингвар, — но это к лучшему. Не хочу видеть ее плачущей. Было бы тяжелее уезжать на войну. А так я буду вспоминать нашу последнюю ночь в саду с ирисами и розами.» У Ингвара потеплело в груди, и тревога слегка отступила. Он приказал принести доспехи и пошел на конюшню к Фергюсу.

Элла вела урок, обучая малышей заклинаниям на поиск мелких вещей, как в дверь класса робко постучали. Служанка передала ей записку от Ингвара, прочитав которую она поняла, что не успеет с ним повидаться. А про эти «дела», заставившие его уехать, знает уже весь Дрокенсвёрд: война в Феррстаде. И все же она, наскоро закончив урок, передала детей воспитательнице и бросилась на центральную площадь Лоргрина, которая находилась не так уж и близко. Оттуда, от ратуши, должны отправляться в поход драконьи дружины.

Когда она, запыхавшись, прибежала на площадь, то застала там только редких прохожих, спешащих по делам, и дворников, метущих ставшие ненужными праздничные ленты, украшавшие здание ратуши в честь отправки на войну храбрецов. Она стояла остолбенев. Ветер принес Элле прямо в руки обрывок синей ленты. Она сжала ее в кулаке и заплакала.

— Как же так?! Она даже не смогла проводить своего жениха! Cлезы застилали девушке глаза. Она сосредоточилась, произнесла магические формулы. И вскоре на своем внутреннем экране Элла увидела любимого, наскоро писавшего записку для нее и наказавшего слуге не торопиться с ее доставкой адресату.

— Мой Ингвар, он не хотел, чтобы расставание было тяжелым, чтобы я плакала… — с нежностью думала девушка. — А я все равно плачу… Но, наверное, ему легче было уйти так.

В ней боролись два чувства, горечь от разлуки вкупе с переживанием за жизнь любимого и гордость за него. Она долго стояла на площади, перечитывая дорогие строчки. Не отрывалась от них и когда вернулась в школу.

Потом спохватилась: «Да что я, дурочка, сижу и слезы лью?! Надо же что-то делать, чтобы помочь ему там, в бою, моему храброму дракону».

Девушка обложилась магическими книгами, лихорадочно выискивая нужную информацию. Она знала несколько формул, которые могли оградить от мелких порезов, от ушибов и переломов. Но это все было не то, не хватало в них силы, чтобы они могли уберечь воина в сражении от ударов меча. «Да, это все бытовые случаи магии, — думала Элла, — но так ли уж они отличаются от ран, полученных в бою? Только меньшей силой. А что многократно усиливает воздействие заклинаний?» Девушка вспомнила, что в одной из книг она встретила отрывок об этом, но на стала его запоминать, поскольку для бытовой магии это не нужно. Сейчас она, листая книгу за книгой, ругала себя за это на чем свет стоит.