— Нет, детка, я же знаю, что ты любишь только меня, — как можно более нежно выдавливаю из себя дежурную, ничего не значащую фразу, которой вполне хватит, чтобы успокоить любовницу. Для пущей убедительности прижимаю к себе ее гибкое тело.

— Да! Только тебя!

Агнита впилась в мои губы поцелуем и увлекла в постель.

Меня практически оставила моя привычная меланхолия, да и чувствую себя более бодрой и оживленной, чем обычно. На меня всегда так действует приезд дочери в родные пенаты. Элла уже несколько дней наслаждается общением со мной, уютом и теплом родового гнезда. Она весело щебечет с Мартой, обсуждает хозяйственные дела с Гретой и дает распоряжения Ольгерду, как заправская хозяйка. Меня радует, что такой бойкой выросла моя девочка, не в пример мне. Она очень напоминает своего отца, Варгоса: он всегда был такой же собранный, знал, что нужно делать в любой ситуации. Я так привыкла жить за его спиной, пряталась за ней, как за большой скалой на Варг-озере… За этой скалой было тепло и уютно, наш дом обходили тревоги и беды.

А теперь, когда его нет, словно подул холодный северный ветер, заметая замок сугробами проблем, с которыми тяжело разобраться одной. К тому же здоровье меня часто подводит. Удивительно, что мне удалось съездить с Эллой на ярмарку в Лиссберг, я в последний год вообще почти никуда не выезжаю. Наверняка не обошлось без дочкиной магии: решила укрепить меня своими мудреными заклинаниями и развлечь в столице.

— Мама, доброе утро! — слышу звонкий голосок дочери. — Как ты себя чувствуешь? Можем ли мы поговорить?

— Конечно, моя дорогая, для тебя у меня всегда есть и желание, и силы на беседу.

— Хочу с тобой посоветоваться, мамочка, — по лицу Эллы словно пробежала легкая тень, или мне просто показалось. — Я знаю, что наши финансовые дела не так уж хороши, чтобы далее закрывать на это глаза. Прибыли от хозяйства едва хватает, чтобы покрывать текущие расходы. Поэтому я думаю, что мне пора становиться самостоятельной, чтобы не висеть камнем на твоей шее и начать зарабатывать деньги.

Я попыталась слабо протестовать, но дочь была настроена решительно. Щеки ее разрумянились, прекрасные отцовские глаза сверкают знакомым мне неукротимым блеском. Который говорит о том, что она для себя уже все решила и разубеждать ее бесполезно.

— Мне предлагают работу в лучшей школе Дрокенсвёрда, — сквозь туман своих раздумий слышу ненавистное мне слово.

— В Дрокенсвёрде?! В лане, где живут драконы? — стараюсь унять дрожь в голосе. Боже мой, сколько лет прошло, а меня все еще не отпустила горечь обиды.

— Да, новый попечитель нашей Академии, дей Ангус Лидинг эр-Креймод собственной персоной предложил мне эту работу, представляешь?! — щебечет дочь. Не могу сказать, что он мне очень понравился, но я узнавала: там магичке положено такое огромное жалование, что в обычной школе мне пришлось бы за него проработать полгода! Было бы глупостью отказаться, тем более в нашем положении.

— Да, дочка, конечно, ты права: это большая удача, — рассеянно отвечаю свой любимой девочке, а в голове полный сумбур.

Лидинг… Сколько лет я не слышала эту проклятую фамилию! Боже, куда я толкаю своего ребенка, навстречу этой проклятой семейке?!

— Элла, милая, а что ты знаешь о дее Ангусе, о том, из какого он рода? — стараюсь замаскировать свой интерес, прикладывая к лицу платок дрожащей рукой.

Элла быстро вскочила с кресла, как лесная белка, и уже очутилась у моих ног.

— Знаешь, мама, мне он показался очень высокомерным, — оживленно рассказывает дочь. — Но, с другой стороны, он, кажется, был искренен, когда назвал меня одаренной. Зачем бы он стал предлагать мне работу, если считал бы иначе? А еще я знакома с его племянником, — Элла чуть запнулась и порозовела. — Он такой дерзкий, но в целом приятный молодой человек.

— И как зовут этого дерзкого молодого дракона? — улыбаюсь, слегка волнуясь: уж не влюбилась ли дочка?

— Ингвар Лидинг, мам. Он сын Харальда Великого.

Вот так обыденно, без грома и молний, при свете дня, встают темные тени прошлого… Сколько лет пытаюсь забыть те горькие дни и не могу…Самое печальное, что ничего уже назад не вернуть.

— Мам, я еще хочу тебе кое-что рассказать, — Элла произносит это с таким трудом, что у меня похолодели руки и ноги.

— Мама, может, это какая-то ерунда, или мне приснился очень реальный дурной сон… — Элла словно нехотя выдавливает из себя слова. — В общем, перед экзаменами я обернулась волчицей и летала, как дракон! — дочка выпалила свое признание и вопросительно подняла на меня глаза.

Боже, еще одна новость, не лучше первой! Что же это за день такой?!

— Элла, душа моя, — пытаюсь улыбнуться, словно услышала от пятилетнего ребенка страшилку про буку из леса. — Ну, конечно, это был просто ночной кошмар. Ты перезанималась, когда готовилась к экзаменам. У некоторых девушек даже обмороки случаются от перенапряжения. А ты у меня девица крепкая, только очень впечатлительная. Вот твои страхи и вылились в такой занимательный сон! И смотри-ка, сон-то в руку оказался, ты переживала из-за экзамена — и приснилось, что ты оборотень, а полет сулил тебе удачу!

Похоже, что дочь такой ответ удовлетворил. А что если нет?

— Наверное, ты права, мам. Но меня после этого сна очень заинтересовали эти наши сноваргенские оборотни. Захотелось узнать, почему наш лан Сноварген назвали так, «сно» — значит «снежный», «варген» — волк. Кто они такие, эти снежные волки, почему здесь обосновались… Схожу-ка я в отцовскую библиотеку, поищу, что там есть об оборотнях. Ведь в ней есть огромное количество самых невероятных книг!

Дочь быстро удалилась, а я для верности нащупала в кармане ключ о того самого шкафа, где хранились ответы на все ее вопросы.

Отцовская библиотека в нашем замке для меня всегда была святая святых. Нет, отец никогда не запрещал мне ходить туда или брать книги без его разрешения, не выговаривал строго за выбор чтения не по летам (к чему у меня была склонность). Просто я с благоговением переступала порог библиотеки, словно распахивала дверь в иной мир, с которым нужно обращаться с почтительностью. Тот мир книг был полон невероятных приключений, удивительных знаний, волнующих историй и чудесных сказок.

В том мире не было аромата Гретиных пирогов, ворчанья Ольгерда, фырканья Оргила, запрягаемого отцом для утренней выездки. Там не слышалось шуршания платья моей матери и ее разговоров со служанками или звонкого говора местных коробейников. Здесь я была наедине с собой и с персонажами, которых выплескивал на берег моего читательского интереса бесконечный океан писательского воображения. Вчера мое сердце принадлежало храброму рыцарю, спасающему принцессу из лап страшного чудища, сегодня я слежу за приключениями любознательного исследователя таинственных и опасных джунглей, а завтра буду с упоением читать о морских путешествиях знаменитого пирата. Сколько счастливых минут провела я в этой старинной отцовской библиотеке…

Сейчас же мне хотелось найти в книжном океане нечто, что прольет свет на природу сноваргенских оборотней. Знаю, что отец живо интересовался подобными темами, особенно местными хрониками. Но до сих пор я всегда была увлечена чем-то иным, до истории края руки так и не дошли. Что же, самое время ознакомиться с тем, что отец накопил по этой теме.

Вот он, тот самый большой шкаф из темного мореного дуба, где отец хранил свои книжные сокровища и вырезки из местных газет. Дергаю за ручку, но дверца не поддается. Может, рассохлась от старости. Но и во второй раз дверца не поддалась. Наверное, заперта на ключ. Пришлось дойти до кухни и узнать у Греты, где ключ от шкафа.

— Ой, эд-линна Элла, а ключа-то и нет! — сокрушается Грета, нервно вытирая руки о передник.

— Что значит «нет»? Потерялся?

— Сломался, эд-линна, — обычно уверенная в себе Грета стала похожа на девочку, не выучившую урок.