— Это ещё зачем? — вдруг возмутился мой временный подчинённый.

— А затем, товарищ Ярков, что не дай бог боевой патрон случайно окажется в патроннике, и твои парни кого-нибудь подстрелят. — Я кивнул в сторону кузова автомобиля, из которого повыскакивали бойцы внутренних войск. — Есть желание оказаться на скамье подсудимых?

— Никак нет, — сник старший лейтенант. — Разрешите вопрос? А Леонид Фёдорович Быков сегодня снимается?

— Пошли, познакомлю, — буркнул я.

— Шевчуков, остаёшься за старшего! — скомандовал младший офицер, и от очень знакомой фамилии меня опять передёрнуло, и нехорошие предчувствия нахлынули с новой силой.

Но пока всё было спокойно. В ожидании завтрака актёры, каскадёры и члены съёмочной группы, рассевшись на завалинке этого деревянного дома, дни которого уже были сочтены, слушали новую песню Владимира Высоцкого про коней привередливых:

Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони,

И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.

Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,

Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

Вдохновенно хрипел будущий кумир миллионов, и каждое его слово с замиранием сердца внимали все, кто сегодня находился на съёмочной площадке. Кстати, кроме непосредственных участников 13-го эпизода сюда заявились сёстры Вертинские, Савелий Крамаров и Лев Прыгунов. Приехали, так сказать, чтобы поддержать своих коллег. Я же, честно говоря, не люблю, когда актёры без дела слоняются на съёмках. Если не твой съёмочный день, то сиди дома или в гостинице, отдыхай, набирайся сил. «Эх, чую, что именно Крамаров с Прыгуновым чего-нибудь нехорошее и отчебучат», — подумалось мне. И только сейчас я обратил внимание, что пришедший со мной старший лейтенант Ярков стоит и слушает Высоцкого, открыв рот.

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

Не указчики вам кнут и плеть.

Но что-то кони мне попались привередливые,

И дожить я не смог, мне допеть не успеть.

Владимир Семёнович допел второй куплет и, увидев меня, смачно брякнул по струнам и вдруг замолк.

— Принимай работу, Феллини, — захохотал он. — Как и договорились, на один твой куплет, я написал два. Моя теперь песня или как?

— Замечательная вещь, — тихо пробормотал актёр Станислав Чекан. — За душу берёт, сил нет. Выпить бы чего.

— Да, красиво написано, — согласился и Леонид Быков. — Вечером дрябнем.

— Говорю при всех, чтобы сто раз не повторять, — сказал я, обведя взглядом всю собравшуюся публику. — Песня «Кони привередливые» принадлежит Владимиру Высоцкому и точка. А вот настроение ваше, товарищи актёры и каскадёры, мне не нравится. Сниматься нужно весело на кураже. Протяните мне гитару, я вам сбацаю куплет.

Высоцкий криво усмехнулся, но спорить со мной, с главным режиссёром, не стал и протянул свою гитару мне. «Нагнал тоски и рад. Ну, Высоцкий, ну вражина погоди!» — подумал я и, приняв инструмент, быстро перенастроил струны на классический «испанский строй». Тем временем к нашей компании подтянулись бойцы внутренних войск и дядя Йося Шурухт, который, скорее всего, привёз завтрак. Подошла и его ненаглядная гримёрша Лидия Сергеевна. Она, кстати, привела наспех загримированных под подруг воров и бандитов трёх девушек, чтобы показать мне примерный результат. Я же, подмигнув своей ненаглядной Нонне, без предварительного проигрыша весело заголосил студенческую песню буйных 70-х годов:

В пещере каменной нашли напёрсток водки,

Комарик жареный лежал на сковородке…

Но… мало, мало, мало водки, мало нам закуски!

Это не по-нашему! Это не по-русски!

Выслушав первый же куплет, солдатки дружно грохнули от хохота, а я продолжил:

В пещере каменной нашли бутылку водки,

Бифштекс жареный лежал на сковородке…

Но… мало, мало, мало водки, мало нам закуски! — стали подпевать мгновенно развеселившиеся зрители.

Это не по-нашему! Это не по-русски!

В пещере каменной нашли цистерну водки,

Там мамонт жареный лежал на сковородке…

Но… мало, мало, мало водки, мало нам закуски!

Это не по-нашему! Это не по-русски!

В пещере каменной нашли источник водки,

Там стадо мамонтов паслось на сковородке…

— Мало, мало, мало водки, мало нам закуски! — дружно заорал народ, пока я затих, выдерживая небольшую паузу.

— Всё спели? Красавцы, молодцы, — хохотнул я и, снова ударив по струнам, запел сам:

Выжрали всю водку, сожрали всю закуску,

Это вот по-нашему, это вот по-русски! Всё!

— Вот с таким настроение и работаем сегодня весь съёмочный день! — гаркнул я, перекрикивая хохот актёров, техников, каскадёров и солдатиков внутренних войск. — А теперь завтрак привезли, садитесь жрать, пожалуйста.

Первую сцену 13-го эпизода начали снимать не раньше 10-и часов утра. Пока актёрам наложили грим, пока выставили свет, пока поругались с главным оператором, который предлагал диалог фарцовщика Паганини и вора в законе Кума снимать на живописном берегу речки Волковки. Я же настоял на том, что эта сцена должна быть снята во дворе неказистого почерневшего от времени деревянного дома, и первый кадр должен быть сделан через покосившийся забор, как будто Кум и Паганини уже за решёткой. И подумав пять минут, оператор Дмитрий Давыдович Месхиев согласился.

Актёр Станислав Чекан, исполнитель роли вора Кумарина, одетый в простенькую светло-серую рубаху с закатанными до локтя рукавами, а так же в широкие чёрные брюки, перед тем как сказать свою реплику, ловко разрубил колуном берёзовую чурку, стоящую на колоде. Камера медленно поехала вдоль забора, снимая общий план, а исполнитель роли фарцовщика Паганини, Владимир Высоцкий презрительно сплюнул в буйную растительность, которая в этом заброшенном доме торчала из всех углов. Кстати, Высоцкого-Паганини тоже одели в простенький отечественный костюмчик, так как для дублёра, который должен потом по сценарию ловко махать руками и ногами, второго яркого пиджака не нашлось.

— Что ж ты, младшой, перед братвой-то меня позоришь? — после небольшой паузы спросил вор Кумарин. — Уже все кому не лень по углам шушукаются, что у Кума брат — какой-то мутный барыга, что живёт не по понятиям, не по нашему воровскому закону.

Чекан-Кумарин прищурил один глаз и выразительно вогнал колун в большой и толстый пень, на котором обычно колют дрова.

— Я не барыга, старшой, а идейный боец за денежные знаки, — криво усмехнулся Высоцкий, когда камера захватила его поясной план. — И законы, какие бы они не были, презираю с детства. Живу своей жизнью, своим умом, и тебе, Кум, с твоей братвой жить не мешаю. Скажешь, мало я в прошлый раз за картину с Аничковым мостом башлей отвалил?

— Деньги-деньги, — пробормотал Кумарин, подойдя к своему киношному младшему брату. — Весь в мать пошёл, ха-ха. Как сейчас помню, что ей в голову взбредёт, потом не переубедить. Чё ты в самом деле ерепенишься? — Чекан подошёл к Высоцкому и потрепал его по волосам. — Я предлагаю вместе работать, завязывай ты с этой мурой, с этими американскими бумажками.

— Между прочим, за эту, так сказать, муру вышку дают! — вспылил Высоцкий-Паганини. — И ты это не хуже меня знаешь. Да я каждый день по краю хожу!

— А ты на меня голос не подымай, — рыкнул Станислав Чекан, который этого вора в законе играл просто гениально. — Ты мне лучше ответь, брат, кто ты по жизни?

— Я — человек божий, обшитый кожей, брат, — сказал Высоцкий, издав короткий хриплый смешок. — А бумажки эти американские мне нужны, чтобы мир посмотреть и себя показать. Скучно мне здесь, тесно, дышать нечем!