И так же неожиданно директору строчкой из Маяковского ответил Леонид Быков:

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы ноктюрн сыграть могли бы

на флейте водопроводных труб?

— Вот именно! — выкрикнул я. — «В оркестре только слесаря»! Вот чем мы ответим разнузданному и распущенному Голливуду.

— Очень смешно, — пролепетал Илья Николаевич, — и я бы даже вам поаплодировал, но у меня руки заняты, — он показал коробку с кинофильмом и добавил, — через полтора часа всем быть в просмотровом кинозале, будем разговаривать. А с тебя, Феллини, я вычту из зарплаты за разбитую лампу.

— В том смысле, что за лампочку накаливания? — спросил я для уточнения.

— Кхе, посмотрим, — крякнул директор киностудии.

Удивительное дело как иногда бывает переменчива судьба. Ещё четыре часа назад я посыпал голову пеплом, а теперь: во-первых — почти протрезвел, во-вторых — уже никто не вынуждает увольняться по собственному желанию, а в-третьих — появился зверский аппетит. «Осталось только дотянуть до завтрашней зарплаты», — подумал я, пересчитав оставшийся в наличие рубль с мелочью, когда стоял в очереди столовой. Кстати, зал нашей киношной столовки примыкал вплотную к кафе, из-за чего запах готовящихся блюд часто долетал до людей, которые просто зашли выпить чашечку кофе и рюмочку коньяка.

Да уж, съёмка короткометражного кино знатно подкосила мою финансовую состоятельность. Я раскошелился на авиабилеты и гостиницу, дал взятку, чтобы мои отснятые плёнки проявили и напечатали с них копии раньше остальных режиссёров, оплатил ночную работу монтажёру Костику, занёс деньги в цех комбинированных съёмок, где мне нарисовали начальные и конечные титры. И наконец, приплатил двум звукорежиссёрам на самой площадке и в студии озвучания.

«Триста рублей как корова языком слизала, — пробухтел я про себя, отдав последнюю наличность за тарелку супа, макароны и компот. — А с другой стороны, если бы я не полез напролом, то ещё года три бегал бы у разных режиссёров на побегушках. Писал бы сценарные заявки и сценарии, получал бы отказы и складывал их в стол. А сейчас у меня есть свой готовый 10-минутный фильм с говорящим названием „Так не бывает“. И директор „Ленфильма“ Илья Николаевич, судя по выражению его лица, это кино посмотрел, а это уже большой плюс к карьерному росту. Кстати, что у нас написано про карьеру в моральном кодексе строителя коммунизма? — задал я риторический вопрос, присев за свободный столик. — Что-то нехорошее про непримиримую борьбу с этим пережитком капитализма? А кто из членов ЦК не делал карьеру всеми правдами и неправдами? Кто из первых лиц государства не бегал, не унижался и не пресмыкался, карабкаясь к власти?».

— У вас не занято? — вдруг прервал мои размышления хрипловатый голос, который принадлежал актёру Евгению Павловичу Леонову.

На киностудии в эти дни ударными темпами шёл монтаж и озвучка кинофильма «Донская повесть», где Леонов снялся в роли красноармейца Якова. Однако с будущей легендой советского кинематографа я столкнулся нос к носу впервые, поэтому немного растерявшись, пробормотал:

— У нас в стране всё общее, только заводы принадлежат рабочим и земля крестьянам, а стул в столовой, если пустует, значит свободен.

— А я вас знаю, — захихикал актёр, поставив поднос на мой столик. — Вы — Феллини. Поговаривают, что вы директору киностудии пробили голову, — прошептал Леонов, протерев салфеточкой ложку и вилку.

От этих слов я застыл с открытым ртом и, не донеся ложку с супом до конечного пункта назначения, одними глазами посмотрел по сторонам. «Ну как я мог пробить голову товарищу Киселёву, если он десять минут назад бегал по коридорам „Ленфильма“ живой, здоровый и без кровоточащей повязки на лбу?» — пронеслось в моей голове.

— А ещё рассказывают, что вы у каких-то бандитов в карты выиграли нашу советскую актрису, — шепнул Евгений Павлович. — И потом этим, боксом, положили всех на лопатки. Говорят, что раскидали не меньше десяти человек, хи-хи. Но это ещё не всё, мне тут по секрету сказали, что вы сняли и смонтировали целый фильм за один день. Врут, наверное, так не бывает. — Евгений Леонов снова захихикал.

— Короткометражку я действительно сделал за один день, — пробурчал я, — а всё остальное — это сплетни в виде версий.

— Интересно было бы посмотреть, — чуть не захохотал актёр, но увидев моё серьёзное лицо, крякнул и сосредоточился на супе.

Я тоже усиленно заработал ложкой, чувствуя, как мою спину сверлят взглядом многие посетители столовой. От чего у меня внезапно стал пропадать аппетит. «Если сейчас ещё кто-нибудь спросит про то, как я пробил голову директору киностудии или поинтересуется количеством раскиданных мною хулиганов, то я не знаю что сделаю», — зло подумал я и «прикончил» суп за считанные секунды.

— Познакомься, Людочка, это наша местная достопримечательность, наш местный Феллини, — гордо произнёс режиссёр «Полосатого рейса» и «Донской повести» Владимир Фетин, который подошёл к нашему с Евгением Леоновым столу в обществе очень высокорослой актрисы Людмилы Чурсиной. — Говорят, что снял и сделал кино за один день. Интересно, что за абракадабра из этого получилась?

— Не совсем за один, — недовольно буркнул я. — Ещё день я потратил на сценарий и подробные раскадровки.

— А почему вас зовут Феллини? — улыбнулась актриса, которая сыграла в «Донской повести» Дарью, и которая скоро выйдет замуж за режиссёра Фетина. — Он ваш отец? Хи-хи.

— Я, как и все, сын своего отца, — ответил я, еле сдерживаясь, чтобы не зарычать, и, отодвинув в сторону недоеденные макароны, встал, залпом выпил компот и громко на всю столовую произнёс, — товарищи, пользуясь случаем, ровно через час приглашаю всех в просмотровый кинозал на свою кинопремьеру! Вы увидите кино, сделанное за один день. Спасибо за внимание! Приятного аппетита, — кивнул я Леонову, Чурсиной и режиссёру Фетину, после чего с гордо поднятой головой покинул наш киношный пункт общественного питания.

— Я приду, любопытно будет посмотреть, — хохотнул Евгений Леонов мне вслед.

Просмотровый кинозал «Ленфильма» находился на третьем этаже главного корпуса и вмещал в себя не больше сотни человек. Но сегодня народу в помещение набилось почти в два раза больше. Кроме нашей съёмочной группы, сюда зарулили: «Рабочий посёлок», «Донская повесть» и «Государственный преступник». Хорошо хоть коллеги кинодеятели не пожаловали на премьеру в полном составе, а иначе пришлось бы сидеть на головах.

— Что за Дунька Распердяева? — удивлённо пролепетал директор киностудии Илья Николаевич, появившись в кинозале одним из последних.

— Это фокус-группа, товарищ Киселёв, — отрапортовал я, встретив директора у самого входа. — Прогрессивный метод, опробованный в Голливуде на этапе постпродакшена.

— Знаю, что-то такое читал, — важно кивнул Илья Николаевич и, пройдя на оставленное ему место в самом центре первого ряда, отдал команду киномеханику, чтобы тот начал показ моего фильма.

Я же так и остался около входной двери. Во-первых, здесь было больше кислорода. Во-вторых, вглубь кинозала всё равно протиснуться уже не представлялось возможным. А в-третьих, меня разбирало любопытство — как встретят малознакомые люди мой «киношедевр». Лично я, пока монтировал фильм, посмотрел его несколько десятков раз, и объективно оценивать качество получившейся киноленты не мог. Наконец погас свет и приятным, успокаивающим нервы, звуком затрещал кинопроектор.

«Гоп со смыком — это буду я, братцы, посмотрите на меня, — напел я про себя, когда на экране по длинному и узкому коридору конвоир, в исполнении артиста Алексея Кожевникова, повёл вора Федю Косого, в исполнении Савелия Крамарова, а за кадром зазвучал мотив этой старинной блатной песни. — Ремеслом я выбрал кражу, из тюрьмы я не вылажу, и тюрьма скучает без меня».

Затем на экране пошли начальные титры: автор сценария, режиссёр, роли исполняли и наконец, выплыло название самого фильма — «Так не бывает». Я искоса посмотрел в кинозал и отсвет от горящей на экране картинки выхватил лица зрителей, которые ютились на первых четырёх рядах. Как встретит мою короткометражку остальной народ, мне оставалось только гадать и слушать. Кстати, коллеги по киношному ремеслу первый раз громко проявили себя, когда конвоир подвёл Федю Косого к тюремной камере.