«Двоих ребятишек народишь, ещё не так запрыгаешь», — усмехнулся, и в этот момент в кабинет зашла соседка по коммуналке, которая жила в комнате наискосок. Галина Васильевна трудилась в реквизиторском цехе, но узнав, что я снимаю детектив, попросилась костюмером, где зарплаты и премии были гораздо выше. Она мне дома показала несколько своих старых платьев, перешитых на дочь, и я решил, что лучшего специалиста для картины не найти. Именно из-за Галины Васильевны директор сегодня удивлялся «модным тряпкам», в которых щеголяли на фотопробе мои актёры. Кстати, следом за Галиной Васильевной в мой кабинет вошла и дочь Анюта. Девушка этим летом сдала выпускные экзамены в школе и по идее должна была готовиться к поступлению в ВУЗ, а не разгуливать по киностудии.

— Здравствуй, Феллини, — замялась Галина Васильевна. — Вот не хочет никуда поступать. — Кивнула она на дочь. — Хочет как ты, сразу идти работать в кино.

— Правильно, чему хорошему могут научить разные профессора, разговоры разговаривать? — криво усмехнулся я, не зная как объяснить девушке, что я учился и очень много, а ещё больше работал и повышал квалификацию на разных операторских и режиссёрских курсах, где мы разбирали и анализировали сотни лучших кинолент со всего Мира. — Почему не хочешь продолжать учёбу в институте? — проворчал я, уставившись на немного смешную и нелепую девушку, которая сегодня надела праздничное выпускное платье в форме колокола.

— Не интересно, — буркнула она. — Хочу снимать кино.

«Хорошо, хоть не рвётся в артистки, в которые попадают лишь единицы наивных девчонок, а затем из этих единиц на регулярной основе снимается ещё меньшее число девушек. Остальные в лучшем случае играют кроликов или зайчиков в ТЮЗе», — подумал я и, тяжело вздохнув, произнёс:

— Имеется вакантная должность «хлопушки». Пусть поработает, может быть поумнеет. А там глядишь, и учиться захочется.

— Шалопайка, — пробурчал Галина Васильевна на дочь. — Спасибо, Феллини.

— Пока не за что. И ещё тут вам двести рублей просили передать, — я выложил деньги на стол, которые взял из своей сегодняшней премии. — Это премиальные за использование кота Чарли Василича в съёмках «Зайчика». Если картина хорошо выстрелит в кинопрокате, дирекция заплатит дополнительно.

— Я же говорила, мам, что кино — это дело перспективное, — захихикала Анюта.

— Всё равно надо получать образование, на «хлопушке» всю жизнь не проработаешь, — проворчала соседка и почему-то с виноватым видом взяла, честно заработанные котом, деньги.

«А ведь Галина Васильевна права, — подумал я, когда мои соседки покинули кабинет. — Мне срочно нужны какие-нибудь хорошие корочки. Это там, в Голливуде, всем до „звезды“, есть у тебя образование или нет. Ты главное снимай классное кино, которое будет собирать хорошую кассу, остальное вообще не важно. К примеру: Джеймс Кэмерон был водителем грузовика и техником на съёмочной площадке, Люк Бессон — ассистентом режиссёра, Стэнли Кубрик — фотографом, Квентин Тарантино — продавцом видеокассет, Дэвид Финчер — разнорабочим на киностудии. У нас же в СССР без бумажки ты — букашка, лишь с бумажкой — человек. Пройти бы какие-нибудь курсы и желательно экстерном. Заплатить бы кому-нибудь за красивую корочку и забыть про эту неприятную формальность».

На этих унылых мыслях я снова разложил на столешнице листки со сценарием детектива. И вдруг дверь в кабинет снова кто-то открыл.

— Товарищи дорогие, можно я поработаю⁈ — вспылил я. — Завтра всё порешаем!

— Нет, сегодня, — возразил режиссёр Григорий Михайлович Козинцев, который неожиданно оказался перед моим столом. — До меня дошли слухи, что ты, неуч и бездарь, мало того, что критикуешь моего «Гамлета», так ты посылаешь меня работать в Нарьян-Мар. По какому праву, мальчишка⁈ Кто ты вообще такой⁈

— Про Нарьян-Мар я слышал в Москве, когда ходил в Госкино, — соврал я, а что ещё мне оставалось делать? — Но по последним слухам ставку главного режиссёра в две тысячи рублей в месяц сочли чересчур высокой. Да и вообще, пока этот проект решили закрыть до лучших дней. А что касается вашего «Гамлета», то я лишь кулуарно высказал своё предпочтение другой картине, а именно «Живые и мёртвые».

— Что ты можешь в этом понимать, мерзавец⁈ — рявкнул Козинцев. — Снял какую-то мерзкую кинокомедию про дурака, и ещё имеешь наглость высказывать свои глупые предпочтения⁈

— Вы же, Григорий Михайлович, сделали себе имя, сняв трилогию про Максима? — усмехнулся я. — А он у вас тоже вроде не профессор, не кандидат наук, не лётчик-космонавт. Обычный парень, молодой рабочий с заводской окраины, который близок простому народу. Где эта улица, где этот дом? — запел я, подражая актёру Борису Чиркову, — Где эта барышня, что я влюблён?

— Хватит паясничать! — режиссёр хлопнул кулаком по моему столу, чуть не разметав листки с раскадровками. — Учти, я этот разговор так не оставлю. Ты начал снимать очередную бездарную дрянь без худсовета, без кинопроб, без утверждённого сценария. Я знаешь, куда дойду, чтобы прикрыли твой балаган?

— Зря, — я встал из-за стола и так как ростом был выше Козинцева, ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я не хочу с вами воевать и ругаться, но в обиду своё кино не дам. Я собрал замечательную команду актёров и замечательную киносъемочную группу. И никому не позволю угробить этот коллектив.

— Да что ты можешь? Ты — никто, — захохотал Григорий Михайлович.

— Ну, во-первых, я могу доказать, что ваш «Гамлет» — это плагиат на одноимённый фильм 1948 года, который снял Лоуренс Оливье. Вы скопировали типажи почти всех актёров, скопировали все режиссёрские решения, скопировали киноязык и общую атмосферу английской картины, которая выиграла четыре Оскара. Вы даже сняли почти те же ракурсы.

На этих словах товарищ Козинцев заметно сник, схватился за сердце и медленно присел в кресло.

— Где ты смотрел Лоуренса Оливье? Этот фильм не шёл на наших экранах, — тихим голоском простонал режиссёр.

— В Германии, я там служил, — соврал я, вспомнив как в той жизни с коллегами разбирали эти фильмы. — Вы хоть понимаете, как будут смеяться над нашим советским кино, когда вы пошлёте своего «Гамлета» на какой-нибудь международный фестиваль? Каждый будет улыбаться вам в лицо, а за спиной нашёптывать, что мы, советские люди, воры и ничего не можем снять своего. Что, сердце? — перепугался я, так как Козинцев закрыл глаза. — Вызвать врача?

— Что ты хочешь? — пролепетал он.

— Не мешайте мне работать, а я буду нем, как могила, — пожал я плечами. — Мне некогда воевать и ссориться.

— Ладно, — ещё раз простонал Григорий Михайлович и, приподнявшись из кресла, пошёл к двери, — посмотрим, что ты наснимешь сам. Удачи желать тебе не буду.

— Ничего, справлюсь как-нибудь своими силами, — сказал я вслух, а про себя добавил: «без Лоуренса Оливье».

В пятницу 10 июля ближе к закату солнца, благодаря протекции первого секретаря Ленинградского обкома, из Михайловского сада сотрудниками милиции был вежливо выпровожен весь праздношатающийся народ. В конце концов остограмиться, поиграть в шахматы или домино, а также познакомиться с прекрасными ленинградскими девушками можно было и в другом месте. Взамен к зданию Михайловского дворца, где располагался Русский музей, главный оператор моего детектива Дмитрий Давыдович Месхиев с помощью техников натащил всевозможной киношной техники.

— Первый кадр «Тайн следствия» такой, — сказал я, пританцовывая около оператора. — Камера по рельсам медленно наезжает на бывший дворец великого князя Михаила Павловича. За кадром на низких частотах слышится гул ветра: «хуууууу».

— А сквозь дымку тумана через ветки деревьев парка пробиваются лучи заходящего солнца, — закончил за меня предложение Дмитрий Давыдович. — Знаю! Ты мне это в восьмой раз рассказываешь.

— Захлопотался, — пробубнил я, — я думал, что в шестой.

— В шестой, седьмой, какая разница? Дай спокойно поработать! — вспылил главный оператор. — Шевчуков, ну что ты мнешься как девочка? Больше напускай тумана, больше! Криворукий. Мужики, тащите два прожектора на восток. Дадим пару лучей с противоположной от солнца стороны.