Базел оказался в ловушке вместе с ними, но черная ледяная река, которая засосала их под себя, не смогла - вполне - добраться до его сердцевины. Это было неукротимое ядро элементарного упрямства градани, подкрепленное его связью с Томанаком... и с Уолшарно.

Он и скакун стояли неподвижно, такие же замороженные, как и любой из их товарищей, пока ночь жила своей собственной отвратительной неживой жизнью. Он мог видеть, как темнота оживает гнойничковыми зелеными язвами сотен сверкающих глаз. Они подошли к нему, и он узнал их. Не потому, что он когда-либо видел их своими глазами, а потому, что их видела Гейрфресса. Почувствовал клыки и яд, и ужасную, похотливую ненависть, которая жила за ними. Он пережил опыт Гейрфрессы как свой собственный, и, кроме того, он был защитником. Истинная природа шардонов не могла скрыться от него, и поэтому, даже больше, чем Гейрфресса, он понимал, с чем столкнулся, и истинный ужас того, что ожидало любого, кто попадал к ним.

Существа медленно приближались, осторожничая из-за страха перед Томанаком и его силой, несмотря на зыбучие пески проецируемого ужаса, которые заморозили их врагов. И эта осторожность была ошибкой.

Они должны были броситься на Базела. Они должны были вырвать жизнь и душу из него и Уолшарно мгновенно, жестоко, пока Лейанта держала их парализованными. Но вместо этого они заколебались, и в этот момент колебаний Базел потянулся глубже.

Он не думал - он просто действовал. Несмотря на порочную волну эмоций, захлестнувшую его, он проникал как глубоко внутрь себя, так и вовне. Это было так, как если бы он протянул обе свои руки, одну к Томанаку, а другую к Уолшарно, и ответные руки сомкнулись на его ладонях в объятиях живой стали. Он был акробатом, описывающим дугу в пустом воздухе, твердо зная, что руки, которым он мог доверять даже больше, чем своим собственным, будут ждать, чтобы поймать его, и электрический разряд, когда они это сделали, пронзил его душу, как очищающий солнечный свет.

И даже когда его бог и его брат-скакун поймали его в этом слиянии трех частей, Базел вызвал Раж. Вызвал дикий вихрь кровожадности берсеркера, который был проклятием его народа в течение двенадцати столетий, пока время и исцеление не превратили его во что-то другое - в стихийную решимость и смертоносную, ледяную концентрацию.

Могучие нити безнадежного ужаса, которые Лейанта набросила на него, лопнули, как паутина, разорванные стремительным ветром яростной силы Уолшарно и сморщенные пылающим присутствием Томанака. И в центре этого средоточия Света, отвергающего Тьму, стоял Базел Бахнаксон в ужасном возбуждении Ража, подобно скале, о которую разбивался прилив ужаса и отступал в бушующей пене и стремительном смятении.

- Томанак!

Глубокий, бычий рев его боевого клича расколол темноту, и вместе с ним раздался дикий, свирепый крик ярости Уолшарно. Меч Базела прыгнул в его правую руку, вызванный мыслью, вспыхнув таким ярким синим светом, что даже глаза смертных были ослеплены его блеском, и шардоны замерли, визжа от ужаса, еще более глубокого, чем тот, который вызвала Лейанта, чтобы парализовать их врагов.

Лейанта закричала. Ее руки поднялись к голове, сжались в кулаки, в висках застучало, и она отшатнулась. Она корчилась, крича, когда ужас, который она проецировала, нахлынул на нее. За всю свою земную жизнь она никогда не испытывала эмоций другого человека. Она была так же слепа к ним, несмотря на свое сочувствие, как и любой не-маг. Но теперь, наконец, ее разум был открыт, его барьеры и защита были разорваны когтем лазурной силы, и вся ненависть и черное отчаяние, которые она направила против своей предполагаемой жертвы, хлестнули по ней.

Она снова закричала, отчаянно борясь с болью. Но ей не разрешили этого сделать. Она не могла перестать проецировать всю украденную энергию, которую Джергар направил на нее. И не только потому, что Томанак и его защитники не допустили бы этого. Убитых жертв из табуна скакунов Уорм-Спрингс притащили обратно, чтобы они столкнулись с осквернением, когда их заставили служить своим разрушителям. Но эти измученные души были душами скакунов, и, как сказал Базелу лорд Идингас, скакуны не уступят демону, дьяволу или богу. Они отказались вернуть свою власть. Они корчились, крича в муках, столь же ужасных, как и у Лейанты, когда Джергар бил их силой своей воли, бил огненными плетями, приказывая им прекратить вливать украденную жизненную энергию через ее магический талант. Они корчились... но не смягчались.

Лейанта кричала снова и снова, дергаясь, ее зеленые глаза сверкали, как огненные солнца, а затем Джергар отскочил от нее, неуклюже спотыкаясь от внезапного страха, когда она начала гореть.

Сначала это был всего лишь дым, поднимавшийся от нее. Но затем, в мгновение ока, дым превратился в пламя. Ужасное пламя, которое смешало голубое великолепие Томанака и зеленое загрязнение Крэйханы в огромную печь. Столб огня взревел в ночи, и Джергар съежился от визжащего существа, пойманного в ловушку в его сердце. Жара не было, но Лейанта съежилась, горела и пылала в пожаре, который даже не высушил росу с травы, на которой она стояла.

Она закричала еще раз - ужасный, дрожащий звук, который затих в бесконечном времени и расстоянии, - а затем она исчезла, не оставив даже следа пепла, чтобы отметить ее уничтожение.

Паралич, сковавший спутников Базела, исчез так же внезапно, как свет погасшей свечи. Он слышал и ощущал их, когда они пытались избавиться от затяжных последствий, но у него не было времени объяснять, что произошло. Джергар послал Трихарма и двух других слуг командовать шардонами, и даже когда он отпрянул от вихря разрушения, поглощающего Лейанту, его разум выкрикивал им приказы, подталкивая их к атаке.

- Так, братья по мечу! - закричал Базел, и ночь ожила от рычащего воя неестественных волков.

Шардоны бросились вперед, завывая от ярости, которая пылала жарче и голоднее, чем когда-либо, из-за их собственного ужаса. Пылающее голубое сияние, исходящее от меча Базела, наполнило их паникой, такой же парализующей, как и все, что могла вызвать Лейанта. Но более глубокий, мрачный ужас их Госпожи и ее слуг подстегивал их, хлестал плетьми и гнал вперед в безумии рвать на части.

Мечи, сабли и зазубренный топор Хартанга сверкали в свете, льющемся с клинка Базела, и боевые крики скакунов отвечали прожорливому вою волков. Уолшарно прыгнул вперед, направляясь навстречу накатывающей волне атакующих, и они с Базелом были острием клина, вонзающегося в сердце их врагов.

Ужас столкнулся с острой сталью и копытами боевых молотов. Вопли ярости, вой голода, крики боли и хруст стали, рассекающей плоть нежити и дробящей кости нежити, наполнили ночь. Десятки более чем смертных демонических форм бросились вперед в почти бессмысленном голоде, и их было слишком много. Один из жеребцов Беар-Ривер закричал, когда его потащили вниз, полторы тонны боевой ярости утонули под волчьей стаей, которая рвала, раздирала и кромсала.

Другой скакун споткнулся и упал, сбросив своего всадника. Скакун вскочил на ноги, визжа от ярости и ненависти, когда три шардона обрушились на его всадника. Сабля всадника ветра отчаянно сверкнула, и один из шардонов закричал, когда лезвие перерубило ему позвоночник. Он упал, корчась в агонии, но двое других справились. Всадник ветра умер без звука, когда клыки разорвали его горло, а его брат-скакун сам закричал, как демон. Он встал на дыбы, сокрушая убийц, а затем снова закричал, когда волчья волна накатила и на него.

Топор Хартанга обрушился вниз подобно удару молнии, сверкнув эхом синего пламени, вырвавшегося из меча Базела. Шардон взвизгнул в агонии, когда сверкающая сталь пронзила его насквозь, и он обнаружил - мимолетно - что его можно убить. Меч Гарнала вспыхнул тем же светом, когда он потрошил другого неестественного волка, и боевой конь Брандарка взвыл от ужаса, когда еще один шардон бросился на него. Кровавый Меч дернул его голову в сторону, отводя ее от атаки, и нанес удар своим мечом. Его клинок не разделял голубого пламени присутствия Томанака, но его цель была отброшена в сторону, обезглавленная и брыкающаяся. Он не был "мертв", но, с другой стороны, на самом деле он тоже не был "живым", и он, пошатываясь, поднялся на ноги, пытаясь изобразить пародию на жизнь, когда волна битвы захлестнула его.