Шардоны ненавидели это. Двое из них действительно пытались сопротивляться Джергару, но за свою дерзость были уничтожены и сожраны сами. Этого было достаточно, и остальные извергли свою добычу, отдав забранные души из табуна скакунов Джергару, как они в конечном счете отдали бы их самой Госпоже.

О, но это был момент экстаза и смертельного искушения. Когда все эти души, вся эта сила потекли через него, чтобы лежать в его руке, готовые к использованию, он сам прикоснулся к самому краю божественности. Поскольку Трихарм был достаточно глуп, чтобы бросить вызов его собственному авторитету, он почувствовал, что его собственная сиюминутная власть соблазняет его на мысли о том, как он мог бы использовать ее для себя, сохранить для себя, а не так, как приказала его Госпожа.

В конце концов, это было всего лишь искушение, потому что он слишком хорошо знал, какую месть обрушила бы на него Крэйхана. Вся эта жизненная сила, вся эта дополнительная мощь была его единственной, которую он мог позаимствовать для использования против ее врагов. В конце концов, это был ее приз, а не его. Она получит его, соберет из своих шардонов, и горе тому, кто осмелится встать между Ней и этим.

И вот, вместо того, чтобы заявить об этом для себя, он использовал это, и результат витал в темноте вокруг него. Он чувствовал, как беззвучно кричат души скакунов, отнятые - пусть и ненадолго - у убитых ими существ. Они попробовали то, что их ожидало, и ужас от этого вкуса прокатился по ним, как ураган страха. И это было хорошо, потому что их страх, их попытка избежать ожидающего их ужасного распада только облегчили ему манипулирование их сущностями. Они были его фокусами, якорями сверкающей паутины, которую он сплел, и его улыбка в темноте была уродливой. Это сделало бы их отчаяние полным, а вкус их сломленной жизненной энергии намного слаще, когда они осознали, что именно они - их души и украденная у них сила - поймали в ловушку и уничтожили одного из ненавистных защитников Томанака.

- Иди к Хэйлику и Лейанте, - сказал он теперь Трихарму. - Скажи им обоим, что наши враги будут здесь в течение часа. И скажи Лейанте, чтобы она присоединилась ко мне здесь... и что, когда придет время, она получит то, что ей нужно.

- Сейчас мы собираемся быть у цели.

Голос Базела был тихим, когда его спутники - градани, люди и скакуны - собрались вокруг него и Уолшарно. Он чувствовал их напряжение, их страх перед тем, что их ожидало. Но он также ощутил их мрачную решимость и ненависть к злу, которое они собрались отыскать.

- Откуда ты можешь знать? - это был Бэттлхорн. Даже сейчас его голос звучал угрюмо, обиженно, но вопрос был искренним, а не вызовом или выражением скептицизма.

- Это ощущение, которое Он дает своим защитникам, - спокойно ответил Базел, отвечая на вопрос с честностью, которой он заслуживал. - Это не то, что я могу точно выразить словами, но я чувствую присутствие Тьмы так же, как вы видите облако на фоне солнца. И то, что ждет нас впереди, - это сильнейший штормовой фронт самой Крэйханы.

Мышцы напряглись, челюсти сжались, но никто не отвел взгляда.

- Что ты хочешь, чтобы мы сделали? - просто спросил Келтис.

- Я мало что знаю о том, с чем именно мы столкнемся, - мрачно сказал Базел, - но вот что я знаю. Нас ждут две битвы - одна, в которой мы будем атаковать физически, когтями, зубами или клинками, и одна, в которой не будет использоваться оружие, которое большинство из вас будет видеть. У меня достаточно скверное представление о том, что ждет меня впереди, чтобы знать, что в этом не будет ничего от смертного, естественного мира, физического или нет. Но все, что достаточно прочно, чтобы причинить вам боль, само достаточно прочно, чтобы вы могли причинять ему боль. Я не буду говорить, как вы можете это убить, но, по крайней мере, вы можете это сделать после того, как удержите это под контролем.

Он на мгновение остановился, оглядывая своих союзников, затем навострил уши.

- Я не буду вам лгать. В моем сердце и душе есть желание, чтобы никто из вас не оказался здесь, кроме нас, членов Ордена, но у вас ничего этого не было, и я это знал. И, по правде говоря, я не могу не восхищаться мужеством, которое привело каждого из вас сюда. Своей храбростью вы сделали нас всех братьями по мечу. И все же мужчины - и скакуны - стремятся умереть в бою, братья, и думаю, что этой ночью некоторых из нас это настигнет.

Десятки глаз смотрели на него в ответ, спокойно, несмотря на напряжение, нарастающее за ними все сильнее и сильнее.

- Есть часть этой битвы, в которой предстоит сражаться мне, - продолжил он. - Это не то, чем может стать любой из вас после присоединения. Но что вы можете сделать, так это уберечь меня от остального, с чем бы мы ни столкнулись, пока я сражаюсь с этим. Вы будете прикрывать мою спину, братья?

- Да, - это был Лютир Бэттлхорн, его голос был холодным и твердым с обещанием, несмотря на неприязнь, все еще читающуюся в его глазах. - Да, милорд защитник, мы сделаем это.

- Сейчас, Лейанта.

Команда Джергара была свистящим шипением, когда он присел на вершине своего холма, и бывшая женщина рядом с ним улыбнулась ужасной улыбкой. Лейанта Пилиат была чем-то исчезающе редким среди слуг Крэйханы - магом, который действительно обратился за помощью к Королеве Проклятых. И не каким-нибудь простым магом, потому что она была эмпатом. Не восприимчивым эмпатом. Большинство из них занимались исцелением, как разума, так и тела, и самой природы их таланта было достаточно, чтобы сделать любую судьбу, подобную судьбе Лейанты, немыслимой. Если бы она была восприимчивым эмпатом, ее талант донес бы до нее хищническую жестокость Крэйханы и ее слуг слишком ясно, чтобы она добровольно уступила. Ее мог бы похитить Слуга, или шардон, или даже сама Крэйхана, но она бы не уступила и поэтому не смогла бы стать той, кем она была сейчас.

Но Лейанта была проективным эмпатом, способным проецировать свои собственные эмоции, но неспособным чувствовать эмоции других. Это был один из магических талантов крайне ограниченной полезности, и, возможно, это было фактором в выборе, который она сделала. Лейанта никогда не обладала такой личностью, которая была бы готова признать, что она не была центром вселенной каждого другого, как была центром своей собственной.

Она не поняла вовремя, что принять Крэйхану означало стать не более чем еще одним спутником ненасытной пустоты, которую она сделала своей госпожой. Тот факт, что она оставалась кем угодно, только не центром вселенной, был горьким ядом на ее языке, но это только еще больше разжигало ее ненависть ко всем еще живым существам. И магический талант, который пережил ее капитуляцию перед Крэйханой, больше не был предметом ограниченной полезности.

Теперь, когда ее враги преодолели последнюю волнистую зыбь Равнины Ветра перед их холмом, она потянулась к той части резервуара сосредоточенной силы, которую Джергар был готов предоставить ей, и смотреть на ее улыбку было отвратительно.

Волна абсолютного ужаса прокатилась по пораженным ночью лугам подобно цунами.

Ужас был не чужд Базелу Бахнаксону. Он сталкивался с волшебниками, проклятыми мечами и демонами, и ни один человек, каким бы великим ни было его мужество, не был застрахован от страха. Но он никогда не испытывал более глубокого ужаса, с более темной сердцевиной ужаса... или такого, у которого вообще не было очевидного источника.

Приливная волна тьмы Лейанты обрушилась на него, и он услышал пораженные крики и пронзительный лошадиный визг, когда она фонтаном обрушилась и на его товарищей. Он обрушился на них, огромный, зловонный и более калечащий, чем любая физическая рана. Он чувствовал их позади себя и знал, что единственная причина, по которой они не убежали, заключалась в том, что охвативший их ужас был настолько всепоглощающим, что они были парализованы. Беспомощно застывшие, как загипнотизированные кролики, ожидающие, когда их заберет егерь.