Возможно Фил постепенно бы смирился с болью утраты и вернулся к обычной работе, но обстановка в «Аусграбуне» продолжала меняться. Фил, как прекрасный аналитик, не мог не видеть, что инквизиция начала сдавать позиции, что медленно, но уверенно приоритет изменился, и маги все выше поднимали головы.

По всему выходило, что поражение под Киевом не прошло бесследно, что враги Парисовцев воспользовались ситуацией и начали выигрывать в подковерной борьбе.

Филу, как резистанту, это нравилось все меньше. Будучи человеком умным он понимал, что такие как он, для магов кость в горле, и если ситуация и дальше будет развиваться похожим образом, то вполне может оказаться в списках на увольнение. То самое, после которого не бывает пенсии.

Но изменить что-либо Фил не мог, мог только попытаться исчезнуть и забыть об «Аусграбуне», но не хотел. Отчаянно цепляться за жизнь и жить в постоянном ожидании, что за тобой придут, он не собирался. Работал как раньше, анализировал полученные данные, писал отчеты, правда теперь он не был уверен, что они хоть кому-то нужны. А еще он искал любые крохи информации по битве под Киевом. Но ничего способного дать ответы на вопросы так и не нашел. По всему выходило, что симбионты не могли победить, когда против них бросили все силы, но они победили. Как? Кто помог? Ответов не было.

А потом в мюнхенский офис пришел новый шеф. И уже на следующий день после назначения, он вызвал Фила.

На вид новому шефу было лет двадцать пять, максимум тридцать. Худощавый, гладковыбритый, какой-то прилизанный, он больше напоминал чьего-то сына, который от нечего делать сел в кресло отца и теперь строит из себя босса.

Но Фил никогда не велся на первое впечатление. Он почти сразу понял, что перед ним опасный человек, опасный и опытный, уж точно не мальчик. Как бы он не выглядел.

— Здравствуйте, Фил, — шеф не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу, — я бы хотел, чтобы вы полетели в Киев.

— Зачем? — Фил сумел задать вопрос спокойным голосом, но внутри невозмутимого немца все бурлило.

— По нашим прогнозам там скоро появятся те, кто причастен к небезызвестной вам бойне. Я знаю, что там погиб ваш сын, и приношу соболезнования, — шеф на секунду замолчал, — и даю вам шанс найти, а может, даже поквитаться с виновниками.

— Вы хотите сказать, что вернутся симбионты?

— В этом не уверен, — покачал головой шеф, — они, насколько мне известно, спрятались в одном из карманов, и на Землю не возвращались, — он помолчал пару секунд и добавил, — во всяком случае, так думают наши эксперты.

— Тогда о ком вы говорите? — Фил, казалось, был сбит с толку.

— Об Ире Стариковой и ее муже, человеке который использовал «Норспеерамонус» и взял на себя его проклятие.

— А,.... — но шеф перебил Фила.

— Под Киевом было использовано заклятие, которое сработало под щитом, — сказал он, — по всем признакам, это магия высшего порядка, до этого на Земле не известная. С вероятностью выше девяносто пяти процентов, это заклятие сотворила Ирина.

— Почему вы в этом уверены? — Фил не смог не выдать волнения, столько времени он безрезультатно пытался разобраться в том, что произошло, а теперь ему предлагают ответы на вопросы.

— Потому что Старикова под внешним воздействием, — ответил Фил, — люди покойного Клауса сумели захватить ее, — он посмотрел на Фила, налил в стакан воды, и протянул его немцу,

Фил жадно выпил, после чего шеф продолжил,

— Захватить сумели, а удержать нет. Но в машине, пока их везли на базу, она говорила с мужем на каком-то неизвестном языке. Распознать его не смогли, значит, на этом языке говорят в каком-то ином мире. Потому выходит, что учитель у Иры из другого мира, — шеф усмехнулся, — со всеми вытекающими. Сами знаете, их магия не чета нашей.

— А что с ее мужем? Я немного слышал о «Норсе...», «Носр...»- он махнул рукой, — о клинке, но недостаточно. Ее муж тоже опасен?

— Да, — шеф по-прежнему оставался спокойным, — опасен самим фактом своего существования. Ему боялись причинить вред, действовали с оглядкой и в результате проиграли.

Фил открыл рот, но шеф поднял руку, предваряя следующий вопросы.

— Простите, Фил, мало времени. Если вы согласны лететь в Киев, то вам передадут все материалы, изучите их перед началом новой операции.

— Согласен, — ответил Фил и встал, — я так понимаю лететь должен прямо сейчас?

***

И вот теперь он смотрел на крохотного человечка, одного из виновников смерти его сына. Смотрел и начинал злиться, ибо этот малыш слишком уж уверено себя чувствовал, не боялся или делал вид, что не боится. Это не устраивало Фила. Он сжал Проклятого и поднял на уровень глаз.

— Значит так, — Фил говорил спокойно, но злость, нет-нет, но прорывалась в его голосе, — хочу, чтобы ты знал, я не боюсь смерти. И если мы не договоримся, если ваша гребанная семейка продолжит гнуть пальцы, то я тебя убью. Знаю, проживу после этого недолго, но зато окажу своим товарищам неоценимую услугу. Это ясно?

Миша не ответил, он смотрел в серые глаза великана и чувствовал все нарастающую ярость.

— А так как убив тебя, я подпишу и себе смертный приговор, то твоя смерть будет максимально болезненна. Или унизительна. Может, на мясорубке перекручу. А может, на открытом огне поджарю. Вариантов много и обещаю, тебе не понравится ни один.

Проклятый продолжал молчать, и Фил решил, что это из-за страха. Он улыбнулся и продолжил.

— Так что советую тебе, мелкий ублюдок, уговорить свою женушку вести себя хорошо. И на все соглашаться. Можешь там поползать перед ней, или как вы общаетесь? — и, не дождавшись ответа, он поднес Проклятого почти вплотную к лицу так, что почти коснулся его носом, — хочешь что-то сказать? — зло прошептал он.

— Только одно. У меня очень высокий болевой порог. Понял, придурок? — последнее слово Проклятый словно выплюнул, и теперь смотрел на великана с кривой ухмылкой, — «мол, твой ход, что сделаешь»?

Фил отстранился и некоторое время молча смотрел на Проклятого. Затем вернул его на стол, и резкими движениями начал срывать с Проклятого верхнюю одежду. Ткань рвалась неохотно, Мишу бросало из стороны в сторону так, что он несколько раз падал, но Фил каждый раз поднимал его. Вскоре Миша остался с голым торсом. Одежды было жаль, но он оставался невозмутимым, не стоило показывать эмоции этому шкафу. Тем временем Фил вытащил пачку, достал сигарету и закурил.

— Говоришь, не боишься боли? Проверим, — процедил он и выпустил в Проклятого струю дыма, а в следующую секунду вдавил сигарету в грудь Михаила.

В самый первый миг, боль ослепила. Площадь ожога была огромна, досталось даже шее. Проклятый сжал зубы так, что казалось они сейчас раскрошатся, но не смог сдержать стона. Но боль почти сразу пошла на убыль, и кроме первого стона, Миша больше не издал ни звука.

Фил внимательно смотрел на пленника. Тот некоторое время стоял, опустив голову, и великан даже подумал, что перегнул палку, что сейчас коротышка упадет замертво с разрывом сердца, но Проклятый вдруг поднял голову. Дождался пока Фил наклонится и слегка хрипло, но вполне разборчиво сказал.

— Вот видишь? И что дальше придумаешь? — спросил он и усмехнулся.

Фил некоторое время смотрел на кроху, смотрел с каким- то новым выражением. Он был раздосадован, напугать пленника не вышло, похоже тело малыша действительно не боялось боли. Это слегка ломало его планы, но не сильно.

— Да, — сказал он, — яйца у тебя есть. — Он схватил Мишу и засунул в клетку. Щелкнул замок. — Но все остается в силе. Если переговоры зайдут в тупик, я тебя убью.

Миша не стал отвечать, а просто лег на спину и постарался расслабиться. Грудь болела, он даже чувствовал запах горелого мяса. Но это было совсем не важно, раз он не умер сразу, то скоро полностью восстановится. Но вопрос с Филом надо было решать.

— Зря ты не убил меня, поддонок, — прошептал он, — поверь мне, ты пожалеешь об этом, ты даже не представляешь, как сильно ты будешь об этом жалеть, — и он улегся поудобнее, чтобы не бередить обожженную грудь. Та уже начала заживать, потому отчаянно чесалась, но Миша терпел.