— А вот если бы кто-то не дрых, то я бы и не поддался скуке в этом безынтересном пространстве. Даже окошка нету…

Парировал Шатильон, собирая разбросанные коробки.

— Хватит бока отлеживать, ученый муж!

Вновь возвращаясь в свое привычное состояние, проговорил француз.

— Вставай и помоги мне прибраться в нашей тесной квартирке.

Сальвадор безмолвно покорился, и уже через несколько минут нашим друзьям удалось привести грузовой отсек в первозданный вид. После чего они перекусили и уселись играть в домино, что получалось достаточно плохо, ведь от легких толчков воздушных ям костяшки разбрасывались, и только благодаря феноменальной памяти физика друзьям удавалось доигрывать партию. Так и прошла большая часть полета наших отважных путешественников. Закончив очередной раунд, Шатильон стал клевать носом, и теперь уже пришло время испанцу вдоволь отомстить за ехидства со стороны своего друга: чинно указав на место своего недавнего возлежания, Сальвадор пафосно провозгласил:

— О достойнейший из достойнейших, богатейший из богатейших, не прими за дерзость мое скромное предложение, но если вас мучает желание вздремнуть, то могу предложить вам лишь этот скудный уголок.

Ученый уже позабыл, когда это он набрался у своего друга подобных манерных ехидств, но, в отличии от француза, Сальвадор использовал их крайне редко, в большинстве своем в общении с Шатильоном. Бернар не отказался от подобного предложения и, чинно поклонившись, улегся и накрылся пледом с головой. А Монтеро отправился к окошку и стал следить за тем, как Вилар умело ведет машину. Француз заснул на редкость быстро, может из-за пережитых потрясений, а может из-за того, что просто обожал спать в поездах, мгновенно засыпая под ритмичный стук колес и мерные покачивания вагона. В нашем же случае стука не было, да и покачивания можно было назвать откровенной тряской, но это отнюдь не помешало Бернару мирно посапывать.

Правду люди говорят. Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как мастер занимается своим делом. А Клод был виртуозен. Статная фигура конструктора и по совместительству летчика-испытателя выглядела внушительно даже в сидячем положении. Вилар был сосредоточен и спокойно вел машину в зоне турбулентности, стараясь по максимуму исключить тряску. Перед вылетом Сальвадора насторожил тот факт, что сей долгий перелёт Клод решился провести самостоятельно, не прибегая к помощи второго пилота. Как-никак путешествие занимало почти сутки, а сохранять концентрацию столь долгое время для любого человека было бы практически невыполнимо. Но Бернар уверил своего друга, что Клод тот еще мастер с "чрезвычайно медленным метаболизмом", как выразился хрюкнувший от смешка Шатильон. И сейчас, глядя за работой этого профессионала, Сальвадор полностью уверился в истинности этих слов. Ведь полет уже длился 17 часов, а Вилар сохранял все тот же бодрый и спокойный вид. При этом всем его губы, по всей видимости, напевали какую-то задорную мелодию. Но так продолжалось всего три четверти часа, после чего произошло что-то поистине страшное. Монтеро не успел ничего понять, как вдруг Клод резко потянул руль вверх, от чего самолет задрал нос, и весь его живой и не очень груз отправился скользить к хвостовой части. Сразу после этого послышался хлопок, как будто в обшивку самолета ударился камень, и машину шатнуло в сторону, от чего француз вновь полетел через все пространство, проклиная все такими словами, которые неприемлемо использовать не то, что в высоком обществе, а даже в хоть сколько-нибудь приличных кругах. Сальвадор, в свою очередь, успел зацепиться за ручку двери погрузочного отсека, и мир не узрел полета почетного члена столичной ассоциации, коий мог закончиться знатной шишкой на голове последнего. А вот француз шишкой не отделался, счесав себе локти и колени до крови. Пока Бернар лежал на полу, уткнувшись носом в мешок с чем-то твердым, Монтеро подскочил к окошку и, открыв его, подобно французу начал припоминать нелестными словами всех ближних и дальних родственников воздушных ям. В ответ он услышал стальной голос Вилара, пропитанный флегматичным спокойствием.

— Мистер Сальвадор, это не воздушные ямы, в таких неудобствах виновата птица, что угодила прямиком в левый двигатель, вызвав своим неаккуратным полетом пожар.

— Пожар??!!

Буквально провопил француз, доставая голову из остановившего его полет мешка. С его носа струилась кровь. Монтеро, прикусив губу и коря себя за то, что не помог другу, кинулся к побитому по воле какой-то птицы Шатильону. На возглас француза был получен источающий концентрированное спокойствие ответ пилота:

— Да, дружище, пожар. Но горит не фюзеляж, а двигатель, это не так страшно. Особенно если принимать во внимание то, что лететь нам осталось три-четыре часа. Но советую вам держаться крепче, а я постараюсь сбить пламя для нашего обоюдного спокойствия.

Как удивительно устроен человек: если в патовой ситуации тот, от умений которого зависит жизнь остальных, сохраняет железную выдержку и спокойствие, то и паникующие люди намного быстрей перестанут суетиться и паниковать с огромной силой. Вот и сейчас наши друзья крепко уцепились за фюзеляж и перестали наперебой выкрикивать ругательства, смешанные с внутренним ужасом. Сальвадор аж позавидовал выдержке Вилара, ведь он и сам был не слишком эмоциональным человеком, но в такой накаленной ситуации позволил себе поддаться панике. Но завидовать долго не пришлось, ведь пилот поставил самолет в дикий климб и начал набирать высоту.

— Зачем он поднимает нос вверх, так пламя не сбить!

Прокричал вновь перепуганный Бернар. Ответить Монтеро не успел, ведь самолет резко выровнялся и с огромной скоростью устремился вниз, разменивая высоту на скорость.

— Наш многоуважаемый Вилар старается не дать огню дышать!

Ликуя, проговорил учёный.

— Ты чего, головой, что ли, ударился, пока летал по "салону"?!

Изумленно пропищал Шатильон.

— Он же его только раздувает, а на таких скоростях у нас и крылья могут развалиться!

— Когда дует сильный ветер, тебе, дружище Бернар, сложно вдохнуть. Так и тут, на большой скорости, пламя должно захлебнуться в обилии воздуха. А что насчет прочности конструкции, то наш опытный летчик все предусмотрел. По крайней мере, я хочу в это верить!

С радостью в голосе объяснил ученый. Но последние слова он проговорил уже в движении, ведь, не удержавшись под силой тяготения, устремился к кабине. Удачно затормозив как раз в тот момент, когда Клод выравнивал курс, Сальвадор увидел, как черный дым, исходящий из левого винта, в разы ослаб, но не прекратился полностью.

— Двигатель исправно работает, хотя и начал иметь огрехи.

Торжествующе произнес пилот.

— Пламя я сбил, но будьте уверены, оно через некоторое время вновь разгорится, ибо двигатель перегрет, происходит утечка топлива и масла.

Но не успели наши друзья вновь занервничать, как Клод сообщил:

— У меня все под контролем, топлива хватит, если я не буду отключать левый двигатель, а на момент возникновения в нем пожара на горизонте уже будет виднеться земля.