— Ну и что же вы, господа-веруны в древние пророчества и тайные предзнаменования, предлагаете делать?

— Надо найти статую среди скал.

Оторвавшись от пускания пузырей, ответил Бернар.

Услышавший это картограф заохал и начал тереть виски.

— Значит, статую найти…

Протянул Сальвадор.

— А может, вы среди скал и самого Вильяма Симарда найдёте. Живого-живехонького. Зачем загадки при помощи статуй разгадывать, лучше же напрямую спросить.

— Было бы славно.

Отозвался не понявший насмешки Бернар.

— Живого вряд ли найдем, а вот могилу...

Встрял в разговор Андерсен.

— Если Бернар в своих рассуждениях не ошибается... Вам что-нибудь известно о похоронах Симарда?

— Ничего.

Почти одновременно произнесли Шатильон и Монтеро.

— Вот и мне ничего.

Обреченно вздохнул Геральд.

— Знаю только, что хоронили его тайно, без лишних глаз. Видимо, после удара молнии тело имело далеко не презентабельный вид. Этим занимались бывшие слуги Вильяма. После смерти своего хозяина они уехали из этих земель, так что мы не сможем их расспросить.

— А как же Генри?

Поразился Монтеро.

— По его словам, он был убит горем и не выходил из особняка несколько дней после трагедии.

Неожиданно ответил Шатильон. И предвосхищая готовящиеся вопросы, добавил:

— Сказал он мне это, когда отдавал очередную кипу бумаг. И откуда их столько набирается...

— Значит все же теория с могилой и статуей может быть верной!

Улыбнувшись, проговорил Андерсен.

— Все это не обернется нам добром…

Задумчиво протянул Сальвадор.

— Но раз иных предложений нет...

— То мы просто обязаны проверить мое предсказание!

На свой лад закончил фразу Бернар.

— Сначала выздоровей.

Благоразумно заметил физик.

— А чтоб процесс шел быстрее, топай убираться, оракул.

— Не миллионерское это дело - комнаты убирать!

Съязвил Бернар.

— Иди-иди, полезно будет.

Настойчиво повторил Сальвадор.

Глава 9 "Поиски статуи"

(Начало поисков, примирение приключенцев, споры над картой, Утес Стужи)

Поисковая операция началась всего через 2 дня и возглавлялась самим Бернаром де Шатильон, к тому моменту уже поправившим свое здоровье. Перед тем, как выдвинуться в поход, разумный Андерсен подготовил подробнейшую карту всего фьорда и отметил на ней все скалы, выходящие на восточную часть Гудзонова залива. Расстроенные нервы Геральда пришли в норму, вернув тому способность аналитически мыслить. А вот представление наследника картограф припоминал еще долго, надменно называя Бернара шутом бродячего цирка. Но француз словно бы не считал это обстоятельство оскорблением, чем еще сильнее выводил из себя старого друга Сальвадора. Испанский физик, в свою очередь, был, как всегда, спокоен, пребывая в приподнятом настроении. Его забавляло то, как его товарищи все больше сближались, хотя изо всех сил пытались это отрицать. После прорицания Бернара Геральд стал воспринимать наследника не как неуклюжего растяпу, а как неуклюжего растяпу, способного мыслить нестандартно и, в тоже время, очень грамотно. Окончательно мнение учёного изменилось, когда он стал свидетелем кропотливости и дотошности наследника, проявляемых им в организации поисковой операции. Из безбашенного весельчака француз превратился в сосредоточенного и расчетливого тактика. Шатильон прочесывал местность, заглядывал за каждый выступ, обходил каждый камень, долго сверялся с картой, проверял самые экстраординарные варианты. Бернар выкладывался по полной и того же требовал от своих товарищей. Это обстоятельство и послужило катализатором перемены мнения наследника касаемо Андерсена. Седобородый ученый радовал француза четкостью работы, выполняемой им в кратчайшие сроки с максимальным качеством. За несколько часов ему удавалось обследоваться немалую часть прибрежных скал и гротов, несильно уходящих в каменную толщу. Бернар был очень доволен результатами работ Андерсена и, решив, что лишь дурак не меняет своего мнения, стал смотреть на картографа как на надежного соратника. А вот работой Сальвадора наследник был совершенно не впечатлён. Ему казалось, что Монтеро недостаточно тщательно осматривает свои участки скал и может пропустить искомую статую. На холсте ведь не указаны ее размеры, может быть, обелиск совсем мал и скрывается в неглубокой расщелине. Шатильон по пятам ходил за испанским физиком и бубнил себе под нос о том, что на него нельзя положиться, что он совершенно не хочет ему помогать, а если и хочет, то делает это спустя рукава. Подобные заявления задевали Монтеро, но дотошность Бернара брала верх, и Сальвадор позволял французу не только бубнить под руку, но и переворачивать камни, осматривать скалы, сверять карты на его участке работ. И, несмотря на это, Сальвадор больше радовался, чем обижался. Он знал, что его друг просто хочет завершить начинание максимально качественно и обязательно прийти к искомому результату. Радость Сальвадора удвоилась в момент, когда он застал обоих своих друзей склонившимися над картой и бурно что-то обсуждающими. Душа физика ликовала — общее дело помогло Геральду и Бернару забыть старые обиды. Обсуждения наследника и картографа касались оставшихся скал, на которых может находится статуя, упомянутая на спрятанной картине. Подобных мест осталось достаточно мало. Но наши друзья никак не могли сойтись во мнении, осмотр какого должен быть начат первым. Бернар, как настоящий авантюрист и приключенец, желал сперва проверить Безымянный мыс, тонкой грядой скал уходящий далеко в водную стихию. Он был уверен, что именно там, на скользких камнях, и будет найден ответ на загадочное послание картины. Ведь ни один человек не отправился бы туда по собственному желанию, а корабли не осмелились бы подойти близко к скалам, дабы не сесть на мель. Из этого следовало нехитрое — статуя не могла быть обнаружена невзначай наткнувшимся на нее рыбаком. Еще одним доводом в пользу теории француза было то, что Безымянный мыс являлся самый восточной точкой их фьорда и находился в прямом и постоянном контакте с волнами, что полностью сходилось с посланием вычурного стихотворения. Геральд же настаивал, что поиски надо продолжить с Утеса Стужи — величественной каменной скалы, резко выступающей над береговой линией подобно носу гигантского корабля. (И почему только Вильям Симард не выбрал его для строительства своего особняка-фрегата?). Доводы Андерсена были не менее убедительными. По его словам, эти голые скалы и непроходимые уступы совершенно не притягивали местных жителей. Наоборот, Утес Стужи считался недобрым местом. Поговаривали, что именно здесь и проводил свои страшные ритуалы призыва Духа Севера покойный лорд. Кроме того, упоминание про Утес Стужи мелькало в мифах. Легенды гласили, что именно отсюда, много тысяч лун назад, в небо вознеслась звезда. Она должна была повиснуть в небосводе прямо над местом заточения Духа Севера и вечно бдеть за его морозной темницей. Андерсен настаивал, что именно эта звезда может направлять мореходов к затерянной во льдах стране. Помимо этого, в пользу теории картографа говорило и расположение Утеса Стужи. С высоты обледенелых скал морская гладь просматривалась на далёкие километры. И совпадение со смыслом стихотворения имелось — утес раньше остального фьорда видел рождение и гибель солнца. Киль подобного каменного бака стоял среди холодных вод, нещадно разрезая волны, разбивая их в промозглую пену. Фок и Грот-мачты отсутствовали, а вот на месте Бизань-мачты находилось одинокая ель. Давно погибшее дерево представляло собой просоленный гнутый ствол, стонущий в потоках здешних ветров. Это создавало еще большую атмосферу покинутого матросами корабля, за многие тысячи лет вросшего в угрюмые скалы и ставшего с ними единым целым. Это обстоятельство тоже играло на руку теории Андерсена, ведь Симард — почитатель всего морского — с легкостью мог предпочесть быть похороненным именно на Утесе Стужи. Выслушав доводы обоих друзей, Сальвадор позволил себе вмешаться в обсуждение: