— Уважаемые члены авиаклуба, я услышал ваши предложения и готов принять меры. Я отправлю еще одну телеграмму в Бостон с просьбой рассказать о возможных замеченных в тех краях летательных аппаратах и распоряжусь разузнать все возможное о пассажирах пропавшего рейса. Прошу не паниковать, я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Так и окончилось то знаменательное собрание почетных членов авиационного клуба, давшее толчок к новым подробностям этой истории. Уже через пару дней, благодаря все тем же газетам, радостно трубившим шокирующими заголовками, по столице разлетелись следующие вести. Оказалось, что Бернар и Сальвадор - лучшие друзья чуть ли не с самого малого детства. Но эта новость не потрясла бы ни одного человека, не считая лишь авиаклуб, которому такая информация была очень полезна, если бы не обнаружился тот факт, который наши друзья старались сохранить в тайне. Благодаря стараниям доверенных людей, авиаклубу, а потом и всему Парижу стало известно, что Бернар получил громаднейшее наследство от его дальнего канадского родственника, находящееся в северной части Гудзонова залива, в канадской тайге. Эта новость вызвала огромный шквал обсуждений и теорий. Все вдруг начали вспоминать, кто это такой, мисье Шатильон, и не являются ли они ему случайно родственниками. Да, находились и такие, кто всерьез утверждал, что он или она - родные или очень близкие родичи Бернара и тоже должны претендовать на наследство. Вокруг наследия старого канадского лорда начали крутиться разнообразные домыслы. Кто-то, наверняка из осведомленных, припомнил, что за покойным Вильямом Симардом стоит нехорошая история, что только подбавило масло в огонь подобных слухов. Но замыкающим фактором в аномальном буме теорий и обсуждений стала телеграмма, непонятно каким образом подверженная огласке, которая являлась ответом Бостона на запрос авиаклуба. Оказалось, что в окрестностях Гудзонова залива с недавнего времени начали производить неподдающиеся объяснению явления, сопровождающиеся слухами местных народов о пробудившемся духе холода. После смерти Вильяма Симарда в канадских краях начали происходить странности, коррелирующие, по мнению местных, с нехорошей деятельностью ныне покойного миллионера. Ледяные дожди и холодные ветры обрушивались на побережье, а главное - вблизи малых фьорд, на вершине которых находился особняк, ныне принадлежащий Шатильону, несколько раз был замечен странный летательный аппарат, напоминающий современные самолеты. Он появлялся из тумана, разбегающегося дымкой по поверхности залива, и мигом исчезал в ней, не давая себя разглядеть. Что тут началось... Все совмещали эти три фактора в одну цепочку, из-за чего рождались невероятные теории и предположения, часто противоречащие объективной истине. Далекие от светского общения люди, больше и больше погружаясь в конспирологию, все больше и больше начинали верить в то, что он призвал какого-то древнего духа. Другие же, более прагматичные реалисты, уверяли, что с этим наследством связана какая-то загадка, которую обосновал в завещании Вильяма Симард. Появление же летательного аппарата над фьордами некоторые считали ничем иным, как научными исследованиями атмосферы и изменения температурного порога тех мест. Другие же считали, что это Клод рассекал те морские мили, перевозя какой-то важный груз. В общем, множественные теории и догадки захватили умы французов, еще долго не могущих прийти к общему мнению по сложившейся ситуации. Для объективного ответа был снаряжен отдельный пароход, отправившийся к берегам Гудзонова залива с целью разгадать эту тайну. Кроме того, в близлежащие рыбацкие города были отправлены телеграммы, призывающие наследника к ответу, если тот все же объявится в тех местах. Но лишь один человек был холоден и расчетлив, не поддаваясь всеобщему безумству… Но мы немного забежали вперед, ведь в момент, когда Бернар и Сальвадор выходили из поезда в одном из канадских городов с целью добраться до имения Шатильона, еще проходило заседание авиаклуба, с которого и начался мой рассказ о новой волне переполоха в Париже.

Часть вторая «Загадка Гудзонова залива»

Глава 1 «Встреча наследника»

(Каменный корабль, в гостях у капитана Немо, шокирующее известие)

Все то время, пока Бернар и Сальвадор провели в поезде, нашего французского миллионера не покидали раздумья о лежащей в его рюкзаке тетради. Вернее, не о самой тетради, а об ее странной тайне. Почему она оказалась в непролазной тайге? Логично, что попала она туда не одна — ее принес с собой тот несчастный, тело которого друзья нашли в снежном провале. Но зачем этот странный человек решил взять с собой в лес лишь этот предмет? Почему у него не было рюкзака, ружья или, что страннее всего, теплой одежды и обуви? Бернар хмуро глядел в окно на мелькающие там пейзажи. Почему в этой тетради было записано стихотворение русского поэта? Почему записано стихотворение, посвященное именно Наполеону? И, главное, что значили непонятные иероглифы на второй исписанной странице? Ответы на эти вопросы Шатильон дать решительно не мог, несмотря на все свои старания. Испанский физик, также погруженный в раздумья, совершенно не замечал странного поведения Бернара. (Ведь, как уже знает мой читатель, характеру новоиспечённого миллионера были вовсе не свойственны долгие раздумья и, тем более, затяжное молчание. Наш озорник предпочитал мозговой штурм ну или на крайний случай, рассуждения вслух. Но в этот раз он молчал, неопределённо покусывая нижнюю губу, что выражало совершенную экстраординарность его размышлений.)

А Сальвадор думал о другом: конечно, загадка тетради несчастного еще не исчезла из головы физика, но уже отправилась в кучу важных, но отложенных на потом дел и решений. Главной же темой для тревог Сальвадора был вопрос, связанный с наследством его друга. Эта задача мучила нашего мудрого путешественника с самого начала его сборов в Париже и продолжала докучать ему и тут, на побережье Гудзонова залива. А докучала она тем, что ни под каким предлогом не хотела решаться, как бы знаменитый физик не ломал над ней голову. Только под конец пути Монтеро позволил себе выдохнуть и отпустить все раздумья. Он решил, что лучше разобраться во всем на месте, нежели строить гипотетические догадки. А вот Шатильон был напряжен и задумчив до самого того момента, пока перед его глазами и не предстал грандиозный пейзаж.

— Глазам своим не верю...

Пораженно прошептал Бернар.

— Отец мой казначей-Ньютон...

Присвистнул Сальвадор, присоединяясь в своем изумлении к другу.

А изумляться было чему:

Наши друзья стояли у подножья высокого фьорда. Там, наверху огромных скал, в туманной дымке, создаваемой холодными ветрами и теплым течением Гудзонова залива, расположился настоящий дворец. А точнее, старинный мрачный замок с полуразвалившимися башнями и грозным шпилем, словно бы предназначенным для вперёдсмотрящих. Поразительное сходство этого величественного сооружения с могучим фрегатом поражало воображение. Вот корма, увенчанная капитанским мостиком, вот каюты, представленные резными башнями, а вот мощный борт, будто готовящийся к грохоту пушечного залпа. А сзади, подобно кильватерному следу, пенилась зыбкая каменная дорога, спускающаяся к подножью фьорда. На носу же — в очертаниях ближней к обрыву башне, отделенной от других немалым пространством — четко прослеживается силуэт Гальюнной фигуры.

— Поразительно!

Выдохнул восхищенный Бернар.

— Даже не верится, что этот каменный корабль теперь принадлежит мне...

— Ну что, примеряй на себя роль кормчего!

Ободрительно похлопал друга по спине Сальвадор.

— Мне-то хоть махонькую каютку выделишь? А твой родственничек явно увлекался кораблями…

— Конечно, дружище Сальвадор!

С нарастающей радостью в голосе отвечал новый капитан вышеописанного фрегата.