— Мне даже как-то жалко этого растяпу.

Внезапно поведал Сальвадору мистер Андерсен.

— Ну вот, уже есть подвижки в верном направлении!

Радостно заключил Монтеро.

— А то как мне прикажете работать такой компании, где двое из трёх страшно друг друга ненавидят. А самое ужасное то, что они оба тебе приходятся хорошими друзьями.

— Не вздумай навязывать меня в друзья этому убийце беззащитных чашек.

Едко ответил Геральд.

— Не буду.

Уверенно произнес Сальвадор.

И добавил себе под нос:

— Это ты сделаешь сам.

— Что?

Не расслышав последние слова, отозвался картограф.

— Говорю, интересно, что о нас пишут Парижские газеты.

Смешливо ответил Сальвадор.

Изучение кип бумаг дало Сальвадору еще некоторые ответы. Оказалось, что по местным поверьям, запечатанный в далеких льдах злой Дух Севера, внял призывам какого-то могучего чернокнижника и вырвался из своего заточения. Молва, гуляющая среди местных жителей, обвиняла в этом покойного Симарда, наказанного справедливым роком за ужасающее деяние. Репутация наследника столь недоброго богатства была подорвана, и даже газеты с неприкрытым недовольством писали о его прибытии. Что уж говорить о простых обывателях. Они были уверены, что он завершит начатое Вильямом Симардом богопротивное действо. Да, по все тем же приданиям, дух Севера слаб, но он лишь предвестник. Леденящие ветра и непроглядные туманы совершенно ничтожны по сравнению с коварством иного рода последствий. За холодным ужасом попятам шагает буйство морской стихии. На страницах древних фалеантов было сказано, что выстуженные ненасытным духом во́ды начнут таять, затапливать прибрежные поселения. Тот, кто помог освободиться духу, получит его покровительство и сможет добраться до незримых богатств далекой страны Ледяного Ужаса — темницы древнего духа.

Вот такие придания вычитал Сальвадор в старинных книгах, приобретенных еще самим Симардом.

— Это просто легенды.

Подытожил испанский физик.

— Да, но они точно описывают все происходящее на побережье Гудзонова залива.

Поспешил добавить Геральд.

— Кроме того, мы видим четкий намек на наличие некой Страны Ледяного Ужаса. Я просто уверен, что именно эта мифическая страна была описана на истлевшем пергаменте золотой лампы.

— Значит, Симард вдохновился мифом.

Фыркнул Сальвадор.

— Не совсем.

Поправил его картограф.

— Вильям искал хоть какие-то подтверждения своим догадкам. Одним из таких подтверждений и был этот миф. Я не верю в историю с духом, но отрицать точные сходства с реальными катаклизмами, я тоже не могу.

— Наверняка их природа объясняется не вмешательством потусторонней силы.

Уверенно проговорил Монтеро.

— Если учесть такое точное описание происходящих природных аномалий, то я могу заключить, что это вовсе не миф. Вернее, это может быть прогнозом древних ученых, которое завернули в близкую человеку того времени, мифическую обертку.

Закончил мысль Сальвадор.

— Я думал об этом.

Отозвался Андерсен.

— Скорее всего, это правда. Значит, еще мудрые умы замшелой древности знали, что в толще льдов Северных морей покоится покинутая страна. Возможно, целый материк. И они знали, что хоть путь кораблям туда заказан, но пройдет время, и льды растают.

— И человечество получит возможность наведаться в давно забытый музей канувших в лету цивилизаций.

Договорил за друга Монтеро.

В этот момент звуки французского приведения, звякающего цепями на втором этаже, вдруг прекратились, и через секунду сменились ошарашенным вскриком.

Взбежавшие по винтовой лестнице ученые обнаружили Бернара в конфузном положении. Наследный канадский лорд сидел у подножия большого шкафа, заваленный грудой бильярдных шаров, книг, свертков и каких-то приборов. В этой куче присутствовало даже чучело белого медвежонка.

— Это же мои инструменты!

Вскричал Андерсен, всплескивая руками в воздухе.

— Я где-то их забыл, а они здесь оказались!

— Забыыыыл!

Надсадно простонал Бернар.

— Забыл он... А голову белого медведя ты случайно не забыл?

И с этими словами Шатильон, кое-как вытащив руки из-под навалившихся книг, швырнул голову развалившегося чучела прямо в картографа. Геральд такого точно не ожидал и однозначно встретился бы поближе с небольшими, но острыми клыками северного зверя, если бы не Сальвадор, ловко поймавший сей странный мяч.

— Да ты чего?

Вновь вспылил картограф.

— Я тебе покажу, как чучелами кидаться! Немедленно верни на место все мои инструменты иначе...

Докричать Андерсен не успел. Монтеро положил освободившуюся руку ему на плечо и тихо проговорил.

— Взгляни на шкаф.

После этих слов Геральд осекся и опешил.

— Ты тоже это видишь...

Медленно протянул он.

Сальвадор задумчиво кивнул и сделал шаг навстречу почти опустевшему шкафу.

— Конечно, видит!

Фыркнул Бернар.

— Только вы вместо созерцания помогли лучше мне выбраться!

— Сам справишься.

Зло шикнул картограф, замороженным взглядом буравя шкаф.

Подошедший Сальвадор тоже не горел желанием раскапывать непутевого наследника, предпочтя этому продолжить опустошать полки шкафа.

— Да что с вами такое? Что вы там увидели?

Немного раздраженно, но все же заинтересованно начал вертеть шеей засыпанный Шатильон.

Ответа не последовало до самого того момента, пока Бернар не выкарабкался из-под завала и своими глазами не увидел поразившую ученых картину. А картина эта представляла собой ничто иное как картину. Сквозь опустевшие полки виднелся висящий за шкафом холст. Сложив усилия, нашим героям удалось отодвинуть массивный предмет дорогой мебели. После этого непростого передвижения, Бернар, Сальвадор и Геральд смогли полностью увидеть полотно. На картине был изображен бушующий океан, накатывающий свои волны на высокие угрюмые скалы. А сверху, в ярких всполохах грозового неба, стояла перечеркнутая холодными дождевыми струями темная фигура. Ее силуэт едва виднелся, но в нем можно было различить мужчину с треугольной шляпой на голове. Он, по всей видимости, грозно взирал на бушующие у его ног страшные пенящиеся валы. В правом углу виднелись ровные ряды строчек, гармонично оттененные всполохами небесного электричества. Под аккомпанемент всеобщего молчания, Сальвадор прочел это небесное послание:

В неверный час, меж днем и темнотой,

Когда туман синеет над водой,

В час грешных дум, видений, тайн и дел,

Которых луч узреть бы не хотел,

А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,

На берегу, склонивши взор к волнам,

Стоит вблизи нагбенного креста?

Он не живой. Но также не мечта:

Сей острый взгляд с возвышенным челом

И две руки, сложенные крестом.

Пред ним лепечут волны и бегут,

И вновь приходят, и о скалы бьют:

Как легкие ветрилы, облака

Над морем носятся издалека.

И вот глядит неведомая тень

На тот восток, где новый брезжит день;

Сей взор как трепет в сердце проникал

И тайные желанья узнавал,

Он тот же всё; и той же шляпой он,

Сопутницею жизни, осенен.

Но — посмотри — уж день блеснул в струях.

Призрака нет, всё пусто на скалах.

Нередко внемлет житель сих брегов

Чудесные рассказы рыбаков.

Когда гроза бунтует и шумит,

И блещет молния, и гром гремит,

Мгновенный луч нередко озарял

Печальну тень, стоящую меж скал.

Один пловец, как ни был страх велик,

Мог различить недвижный смуглый лик,

Под шляпою, с нахмуренным челом,

И две руки, сложенные крестом.

Сальвадор прочел это небесное послание:

В неверный час, меж днем и темнотой,

Когда туман синеет над водой,

В час грешных дум, видений, тайн и дел,

Которых луч узреть бы не хотел,

А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,

На берегу, склонивши взор к волнам,

Стоит вблизи нагбенного креста?