— Константин Платонович! Погодите! Константин Платонович, стойте!

По обочине дороги мимо карет и саней бежал человек, размахивая руками. Секунду я всматривался в его лицо, пока не узнал — Дубасов! Предводитель муромского дворянского собрания. Видимо, он только что приехал, успев к финалу «драмы на дороге».

— Константин Платонович, мне нужно переговорить с вами!

Я притушил Анубиса, кивнул опричникам, чтобы пропустили предводителя, и спрыгнул с седла на землю.

— Ну что же вы, Константин Платонович! Вы же их всех поубиваете. — Дубасов пожал мне руку и кивнул на толпу. — Там половина пистолета в руках никогда не держала. Прошу вас, дорогой мой, не надо поспешных решений.

Пришлось спрятать улыбку. Никого я убивать не собирался, просто разогнал бы крикунов парочкой зрелищных заклинаний, и всё.

— Николай Васильевич, а что прикажете с ними делать? Наследник прибыл сюда на обучение, а не устраивать приёмы и выслушивать жалобы на соседей. Императрица дала однозначный приказ — Павел Петрович должен учиться, не отвлекаясь ни на что другое.

— И пусть учится! — Дубасов взял меня за локоть и доверительно зашептал: — Не извольте беспокоиться, Константин Платонович. Я сейчас же приведу в чувство этих горлопанов, и они вас больше не побеспокоят. Только прошу, не надо доводить до смертоубийства! Умоляю! Это ваша земля, вы в своём праве, но стоит ли пачкать руки? Наши дурачки не понимают, на кого рты открыли.

— Так объясните им.

— Всенепременнейше! Ни одного из них вы больше здесь не увидите. Сию же секунду! Только, если это возможно, не могли бы вы устроить мне аудиенцию у наследника? Буквально на пару минуточек, дабы засвидетельствовать верность муромского дворянства и вручить памятный подарок по случаю приезда Его Высочества? Обещаю, никаких жалоб и кляуз я не буду передавать.

— Почему нет, Николай Васильевич? Вы же знаете, как я к вам отношусь. Думаю, это не отнимет много времени и не принесёт вреда. Я даже посоветую Павлу Петровичу после окончания обучения посетить дворянское собрание в Муроме, почтив подданных своим присутствием.

— Буду вам очень признателен, Константин Платонович! Мы все будем признательны и не поскупимся на благодарности.

Дубасов улыбнулся, развернулся и двинулся к толпе. Я не видел его лица, но судя по реакции дворян, взгляд предводителя не обещал им ничего хорошего.

Разобрался он с толпой минут за пять, не больше. Вот что называется авторитет! Меня местное общество практически не знало, только по смутным слухам, и, видимо, не особо им верило. А вот Дубасов мог доставить любому неиллюзорные неприятности, и об этом отлично было известно. Так что не прошло и четверти часа, как перед рогатками остался только экипаж предводителя.

Как и обещал, я дал возможность Дубасову увидеться с Павлом. Он не стал злоупотреблять возможностью и ограничился только вручением подношения с выражением верноподданнических чувств. С подарком он угадал — короткая, богато украшенная шпага пришлась Павлу по душе. А предводитель-то хитрец: оружие преподносилось от всего муромского дворянства, но наследник запомнит именно Дубасова.

Учить я стал сразу троих: Павла, Ксюшку и Порошина. Расчёт оказался верен — дети соревновались между собой и даже не пытались лениться. Ксюшка уже умела кое-что, но Павел быстро нагнал её, а затем они пошли ноздря в ноздрю.

А вот Порошину приходилось тяжело. Особых успехов он не показывал, но отставать от наследника было никак нельзя. Так что он всё свободное время отрабатывал мои уроки, ложась спать далеко за полночь.

Как-то само сложилось, что Ксюшка начала звать Павла принцем. А следом и я стал обращаться к нему так же, когда никто не слышал. В ответ мальчик придумал мне должность «деланного архимага» и собственноручно написал шутливый указ о моём назначении.

Каждый вечер я читал детям вслух. Никаких нравоучений и духовных книг, только интересные истории. Приключения Робинзона Крузо, басни Эзопа, сказка о Ерше Ершовиче. Но больше всего восторгов вызвала «Тысяча и одна ночь» — я привёз из Парижа вольный перевод арабских историй, сделанный Галланом. Однако пришлось его слегка отредактировать, вычеркнув недетские места. А то даже Таня краснела, читая некоторые отрывки.

Из таких кирпичиков и складывались доверительные отношения, возникшие между мной и Павлом. Не сразу, но я стал для мальчика поверенным, знающим его нехитрые тайны, мысли и чувства. Другом, насколько это возможно, и немного заменой фигуры отца.

Но если я выступал больше наставником, то Ксюшка превратилась для Павла в настоящего боевого товарища. Им было ещё слишком мало лет, чтобы возник даже намёк на романтические отношения, но вот проказы и безобразия они устраивали непременно вместе. Сбежать в лес, чтобы посмотреть на волка, которого там якобы видели крестьяне? Утащить арфу у Марьи Алексевны и учинить «концерт» на чердаке? Эти чертенята устраивали шкоду чуть ли не каждый день. И что самое смешное — вдохновителем оказалась не Ксюшка, а Павел. Вырвавшись на свободу из строгой атмосферы дворца, он отрывался по полной программе. Но никогда не переходил черту, когда проказы становятся злыми шутками.

К началу весны Павел освоил начала деланной магии. Разучил десяток Знаков и Печатей и умел самостоятельно наложить простенькую защиту. Если интерес у него сохранится, он сможет и сам продолжить изучать предмет по книгам. В том случае, если его больше не отпустят в Злобино.

Екатерина выписала сына обратно в столицу только в конце марта. К этому времени ветка эфирной дороги из Злобино в Москву была практически готова, и я решил совместить приятное с полезным. Вызвал из Мурома наставников Павла и гвардейцев из Меленок, загрузил их в вагоны, а дормезы и механических лошадей велел поставить на платформы. Так что до Первопрестольной наследник и его свита отправились самым современным транспортом, сократив путь на целые сутки.

Прощание в Злобино не обошлось без слёз. Ксюшка шмыгала носом, не желая расставаться с другом. Марья Алексевна тайком утирала глаза платочком. А сам Павел едва держался, чтобы не разрыдаться.

— Дядя Костя, — шепнул он мне, — я ещё приеду, честное слово. Упрошу императрицу, чтобы она отпустила меня к вам.

— Я буду ждать, мой принц.

Поклонившись, я протянул ему руку и незаметно вложил в ладонь маленькую вещицу. Павел осторожно глянул на подарок — перстень с сапфиром. Тот самый, что мне передал в своё время Орлов от императрицы.

— На него наложены особые Знаки, мой принц. Носите его всегда с собой, он не даст врагам неожиданно поразить вас магией или пулей. Пусть он будет вашим оберегом от неприятностей.

— Он будет всегда со мной, сударь архимаг.

Мальчик порывисто меня обнял, еле слышно всхлипнув.

— Пора, Ваше Высочество.

В сопровождении Порошина Павел вошёл в вагон и, встав у окна, стал махать рукой. Когда поезд тронулся, Ксюшка сорвалась с места и побежала за вагоном.

— Возвращайся, Пашка! Я буду тебя ждать!

Павел в окне вагона что-то кричал в ответ, но поезд уже набрал ход и Ксюшке пришлось остановиться в конце платформы. Она посмотрела вслед уходящему поезду, вздохнула и пошла обратно.

Строительство эфирной дороги между Москвой и Петербургом началось с небольшого скандала. Ко мне явился управляющий-цверг, назначенный Демидовым на строительство вокзалов, платформ и прочей инфраструктуры, и заявил:

— Я есть не мочь работать с фаш человек, Фаша Сфетлость.

При этом вид он имел оскорблённый, как король, которому предложили жениться на горничной.

— С кем конкретно и по какой причине?

— С фаш Шерницын, — он надменно выпятил губу. — Фы должны приглашать прусский управляющий, цверг, как есть я. Или афалонец, если мочь платить ему большой деньги.

— Это мне решать, что я должен, а что нет. Чем вас не устраивает Черницын?