Во-вторых, его надо было погрузить в доброжелательную семейную атмосферу и позволить побыть обычным ребёнком. Ну что за детство может быть во дворце? Видел я, в какой обстановке его воспитывали — ненужный, по сути, ни отцу, ни матери, отданный во власть строгих воспитателей, типа того же Панина. Нет, учили его хорошо, но вот ласки и заботы он не видел совершенно. И я хотел дать ему глотнуть настоящего детства и ощущения семьи. Вот в этом должны были помочь Таня с княгиней. Ну и Ксюшка, естественно.

Сумерки зимой наступают рано. Так что воспитатели наследника вошли в мой кабинет, когда за окном уже плескалась темнота. Марью Алексевну и Таню я отпустил: чтобы избавиться от троицы учителей, их помощь не требовалась.

— Добрый фечер, Фаша Сфетлость, — пруссак-цверг поклонился. — У меня для фас письмо от Её Феличестфа.

Он подошёл и протянул конверт, запечатанный сургучной печатью. Пока я читал короткое письмо от Екатерины, вся троица буравила меня взглядами. Сесть я им не предлагал, и они топтались на месте с постными лицами.

Екатерина не стала утруждать себя и поручила отписаться мне одному из своих секретарей. Сухим текстом сообщалось, что я ответственен за воспитание и безопасность наследника престола на время его пребывания в Злобино. В помощь мне посланы учителя, которых я могу использовать по своему разумению. С Павлом должен неотлучно находиться хотя бы один из них, чтобы «не допускать недостойного поведения и напоминать об императорском достоинстве».

— Вас должно быть четверо, — я поднял на них взгляд, оторвавшись от письма, — а вижу только троих.

Цверг скривил губы и недовольно ответил:

— Сударь Порошин задержался в Москфа. Он покупать книги по фашей низкой магия.

— Ах вот оно что…

Я кивнул и вернулся к письму. Как же, помню этого Порошина, его приставили к Павлу ещё до коронации Екатерины. Вроде бы дельный человек, разбирающийся в точных науках. Да и сейчас он озаботился покупкой книг для занятий, как и положено хорошему наставнику.

Так, что ещё пишут интересного? Приказ, что должно проявить осторожность в магическом искусстве, дабы не нанести случайный вред. И всякие «ценные» указания, до которых я сам никак бы не додумался, и список предметов, которым надо уделять внимание. Вроде танцев, хороших манер, лекций о великих полководцах и прочей ерунды. Самой важной оказалась приписка в конце: обратно в столицу наследник престола должен был отправиться, как только его вызовет императрица либо по собственному желанию.

— Что же, благодарю, что сопроводили Павла Петровича, скрасив ему дорогу, — я радушно улыбнулся троице воспитателей. — Не смею вас больше задерживать, можете отправляться обратно.

— Шта⁈ — У пруссака-цверга брови полезли на лоб.

— В каком смысле, Ваше Сиятельство? — дама-воспитатель принялась хлопать глазами без остановки.

А рыбоглазый в пенсне скорчил унылую физиономию, сразу сообразив, что я имею в виду.

— Фаше Сиятельстфо, мы не есть мочь ехать обратно. Мы должны быть с Пафлом Петрофичем. Профодить занятия, настафлять…

— Наставлять, дорогой мой, теперь буду я. И вы мне не требуетесь.

— Позфольте!

— Не позволю.

— Ваше Сиятельство… — От волнения у дамы затрясся второй подбородок. — Мы не можем вернуться в Петербург. Пока Павел Петрович изволит находиться у вас, наше возвращение будет расценено очень дурно!

— Какие проблемы? Побудьте пока в Муроме. Когда Павел Петрович будет возвращаться в столицу, он заберёт и вас.

— Это нефозможно, Фаше Сиятельстфо! Её Феличестфо приказала, что с наследником постоянно должен находиться кто-то из нас!

— Приедет ваш четвёртый, Порошин, он и будет дежурить.

— Но…

— Это моё последнее слово, судари и сударыня. Езжайте в Муром и оставайтесь там до следующих указаний.

Рыбоглазый учитель тяжело вздохнул и принялся протирать монокль платочком.

— Простите, Ваше Сиятельство, — дама сделала жалостное выражение лица, — но вы обрекаете нас на страшные невзгоды. Мы совершенно не рассчитывали на такой поворот, у нас просто нет средств…

— Ах, в этом дело? Что же, это легко решаемо.

Я вытащил из ящика стола кошелёк и демонстративно взвесил на ладони.

— Сколько вам потребно денег?

— Сто рублей в месяц, Ваше Сиятельство! — тут же среагировала дама.

От такой наглости я закашлялся.

— Семьдесят рублей, Фаше Сиятельстфо, будет достаточно, — вмешался цверг, строго посмотрев на даму.

— Каждому! — решительно влез рыбоглазый.

Хмыкнув, я бросил кошелёк цвергу.

— Здесь на три месяца для всех троих. Если Павел Петрович уедет раньше — вернёте оставшуюся сумму.

Воспитатели переглянулись и принялись многословно благодарить меня за щедрость. Деньги они получили приличные и без сомнения захотят оставить их полностью. И уж точно не будут писать в Петербург кляузы, чтобы поторопить отъезд наследника. Именно этого я и добивался, по сути, дав им взятку.

Порошин приехал на следующий день и оказался вполне приличным сударем, действительно радеющим за обучение наследника. И книги по деланной магии он купил подходящие для начального обучения.

— А вы, сударь, — спросил я его, — занимались ей когда-нибудь?

— Только азы, Ваше Сиятельство, — Порошин развёл руками, — самые простые Знаки в качестве факультатива. Но small wand у меня имеется.

— Будете присутствовать на моих уроках и разучивать фигуры вместе с Павлом Петровичем. Чтобы отрабатывать с ним упражнения в Петербурге.

Пусть он мне и понравился, но я велел Кижу приглядывать за ним незаметно. Куда ходит, что делает, не записывает ли разговоры. На всякий случай, мало ли что у этого человека творится в голове и какие указания ему могли дать в столице.

Почти неделю я отвёл Павлу на «акклиматизацию». Познакомиться с обитателями дома, облазить особняк от винного погреба до чердака вместе с Ксюшкой, да и просто привыкнуть к новому месту. А сам в это время доделывал дела, чтобы не отвлекаться потом от обучения.

Строительство эфирной дороги я передал Черницыну. Парень уже достаточно освоился и, несмотря на молодость, вполне справлялся с руководством. Кулибин всё равно сидел безвылазно в мастерских, сооружая очередную улучшенную версию броненосца.

Пока было время, вместе с Кижом я вывез в лес золото Меншикова. И «продул» его эфиром, избавляя от остаточных эманаций проклятья. Деньги, знаете ли, должны работать, а не валяться по подвалам. Эфирная дорога и отправка экспедиции на Аляску проделали в моих финансах чувствительную дыру, которую я и заткнул наследством полудержавного властелина.

Там же, в зимнем лесу, пока ждал окончания «продувки», я сделал ещё кое-что. По аналогии с grand wand’ом, я уговорил Анубиса спрятать в невидимый «карман» ещё и Нервного принца вместе с запасным small wand’ом. Чёрт его знает, в какой ситуации я могу оказаться! Пусть мои деланные инструменты всегда будут под рукой, чтобы их не могли отнять или украсть. Кстати, позже, вернувшись в усадьбу, я попросил Анубиса спрятать и золотой венец, найденный в кургане. Нет, использовать я его не собирался, просто для спокойствия. Чтобы он даже случайно не попал не в те руки.

Рыбоглазый наставник в довесок исполнял ещё и роль камердинера Павла. Но поскольку я отправил этого подозрительного сударя с моноклем в Муром, то его обязанности взял на себя Васька. Павел же такому повороту событий только обрадовался — именно Васька возился с мальчиком во время переворота, когда другие слуги разбежались, и он привязался к бывшему солдату.

Ранним утром, когда за окном стояли густые зимние сумерки, я вошёл в «покои наследника». Настасья Филипповна выделила мальчику две комнаты между спальнями Тани и Марьи Алексевны. Едва я вошёл, как почувствовал на себе пристальный взгляд — Васька бдел, охраняя сон Павла.

— Доброе утро, Константин Платонович, — камердинер тотчас появился передо мной.