— Добычу пушнины мы организуем гораздо раньше…

— Не вижу особой выгоды. Мне не нужны в княжестве чужие люди, чья верность принадлежит непонятно кому.

Лихо вскинулся, будто я оскорбил его, но сдержался и спокойным голосом сказал:

— Мы дадим клятву, что не будем действовать вам во вред.

— Вы меня не так поняли, Лихо. В моём княжестве будут жить только мои люди, верные мне словом и делом. Не приживалы, не арендаторы. Никаких якобы «нейтральных» сударей с непонятными целями. А только те, кто принёс мне клятву верности и желающие работать на благо княжества.

— Простите, Константин Платонович, но вы хотите слишком многого. У нас нет желания идти в услужение к новому хозяину.

— Дело ваше, — я развёл руками, — хорошего дня. Семён, поехали!

Я не успел запрыгнуть в седло, как меня догнал крик.

— Стойте, Константин Платонович!

Прихрамывая, Лихо приблизился ко мне и опустился на одно колено.

— Я и мои братья принесём клятву верности на Талантах и будем служить вам, не жалея живота, как родному отцу.

— Обещаю, что дам вам защиту и позабочусь, как о собственных детях.

Мне стало горько и смешно одновременно от гримасы судьбы — ни одна женщина не сможет родить от меня ребёнка, зато я обрёл почти пять тысяч приёмных сыновей и дочерей, от мала до велика. Вселенная мастерски умеет устраивать такие несправедливые размены.

В ноябре из Злобино в Петербург отправился целый караван. Почти полторы тысячи опричников, грузовые повозки с оружием и пятью разобранными механическими броненосцами. Для сопровождения я вытребовал у Шешковского сотрудника — следить, чтобы к моим людям не цеплялись местные власти.

Во Владимире к ним должна была присоединиться ещё сотня человек. Только не бойцов, а торговцев и ремесленников под предводительством Ваньки Щербатова. Бывший офеня, прознав о моём княжестве, примчался в Злобино и просил, умолял и бился головой об пол, чтобы я назначил его своим купцом на Алеутщине.

Как потом пояснил мне Лаврентий Палыч, у Щербатова возникли некоторые сложности с купеческим обществом. Капитал-то он сколотил, вступил во вторую гильдию и готовился перейти в первую, но вот тамошние купцы смотрели на безродного выскочку с презрением. Даже знаться не желали с орком, родившимся крепостным. Да ещё и вставляли палки в колёса, когда он пытался расширять дело. Мол, огнивом своим торгуй, а на чужие поляны не лезь, всё давно поделено до тебя. В моём же княжестве у Щербатова был шанс стать самой большой жабой на болоте и сколотить себе невиданное состояние.

Мы с Лаврентием Палычем подумали и сделали его старшим приказчиком в нашей Русской Американской Компании. Если нравится ему торговать, то пусть работает на общее дело, а не на себя.

Кроме того, к экспедиции присоединились аж пятеро молодых Лариных. Глава семейства буквально всучил их мне, чтобы пристроить к делу. Я их отдал в подчинение Камбову — пусть воспитывает из них будущих командиров, воевать в Америке придётся немало.

Пятьсот бывших гагаринских, а теперь уже моих опричников корабли должны были забрать в Кёнигсберге. А остальные будут добираться на Дальний Восток своим ходом через Сибирь. И там сядут на корабли, чтобы достичь княжества.

Я провожал своих людей с лёгкой грустью. Ужасно хотелось поехать с ними, первым сойти на землю Америки и по-настоящему вступить во владение своим княжеством. Но увы, в Злобино у меня было слишком много дел, которые нельзя бросить. Придётся ждать, когда на Алеутщину будет построена эфирная дорога или Ломоносов придумает воздушное судно.

Шешковский, как и обещал, прислал мне в помощь своего человека. Киж, наблюдая вместе со мной, как он выбирается из кареты, с сомнением хмыкнул. Это был низенький худой старичок в парике, завитом по моде времён Петра Великого. Казалось, что его не сдувает ветром только из-за того, что он крепко держится за массивную трость.

— Евграф Валерьянович, — представился старичок. — Прибыл, чтобы помочь вам с любыми затруднениями.

Талант в нём еле теплился, будто крохотный светлячок в траве. А голос звучал слабо, как писк мышонка. Заметив у меня скептическое выражение лица, он доверительно улыбнулся.

— Не бойтесь, я ещё ого-го! Крепок, как дуб. Кхе-кхе!

Вытащив из кармана платок, он шумно высморкался.

— Сквозняки, будь они неладны. У вас, кстати, хорошо топят? В мои годы желательно находиться в тепле.

От бани он отказался, заявив, что жар ему вреден. А за обедом жалобно попросил, чтобы не подавали жирного и жареного, так как он слаб желудком. К счастью для него, Настасья Филипповна прониклась жалостью к бедняге. Так что ему стали готовить бульоны, протёртые кашки и прочую диетическую пищу.

— Я же вам пока не нужен? — уточнил у меня Евграф Валерьянович. — Не возражаете, если я воспользуюсь вашей библиотекой? Люблю, знаете ли, почитать на досуге. Великая польза для ума, ваша светлость.

Получив разрешение, он и правда целыми днями пропадал в библиотеке, уютно устроившись в кресле у окна и обложившись толстыми томами на латыни. Настасья Филипповна, устроила его там со всем комфортом. И плед принесла, чтобы укутать ноги, и чай с мёдом приказала ему подавать.

Через несколько дней я заметил, что в библиотеку зачастил Лукиан. Я сначала думал, что он нашёл ещё одного любителя рябиновки, но ошибся. Старичок с монахом часами что-то обсуждали вполголоса и тут же замолкали, стоило мне войти. Причём оба сидели с такими довольными и загадочными лицами, будто делились друг с другом секретами по захвату мира. Подслушивать страшные секреты я не собирался и махнул на них рукой. И без этого было чем заняться.

Ещё в октябре мы начали прокладку эфирной дороги по маршруту Злобино — Москва. Эдакую «служебную» ветку, на которой планировали обкатать технологию строительства и придумать способы её ускорения. Позже, когда запустится Екатерининская эфирная дорога, по этой ветке будут поставляться вагоны и локомотивы для неё.

До первого снега под руководством Кулибина успели проложить только небольшой участок. От мастерских через лес, обходя подальше усадьбу, до деревни Злобино. Строили фактически в ручном режиме — крестьяне вырубили деревья, просеку разровняли, используя здоровенный отвал и броненосец в качестве тягловой силы. Затем отсыпали невысокую насыпь и уже на ней установили плоские плиты со Знаками.

Получилось неэффективно, муторно и, главное, очень долго. Механизация, придуманная Кулибиным, хоть и облегчала работу, но не слишком её ускоряла. Да и насыпь выглядела крайне неудачным решением. Эдак мы эфирную дорогу будем сто лет на Дальний Восток тянуть! Я приказал остановить работы и засел вместе с Таней и Кулибиным за эксперименты почти на неделю.

Результатом этих «научных» изысканий стал целый набор средств, как чисто магических, так и механизированных. Кулибин взялся изготовить всё потребное за пару недель и чуть ли не переселился в мастерские на это время. Пока он корпел над «дорожной техникой», я на пару дней отправился в Добрятино.

На земле милейшего Петра Петровича имелись изрядные залежи песка. Он их никак не использовал, а вот мне они требовались. В результате за сходную цену удалось выкупить весь этот песок, а Добрятников обязался организовать его добычу и доставку в нужное место. И все остались в прибыли: и я, и Добрятников, и его крестьяне, получившие подработку.

Кроме того, у нас с Таней тоже была непростая задача. Мы выезжали на санях к тренировочным камням и до самой темноты проводили долгие ритуалы, прогоняя эфир через сложную систему Знаков и напитывая серебряные заготовки. Вернее, основную часть делал я, а Таня смотрела и училась. Раз в пару часов мы разжигали самовар и отогревались горячим чаем. Результатом нашей работы стали десять middle wand’ов. Простеньких, не идущих ни в какое сравнение с Нервным принцем, но вполне рабочих. Их я собирался раздать моим «деланным инженерам» для прокладки эфирной дороги.