Нежданное воспоминание, мелькнувшее на задворках сознания, где я его столько лет прятал от самого себя, надежно закрыв в темной каморке, заставляет мысленно напрячься.

— Правда? Ты никогда об этом не рассказывал.

— Я был тогда еще ребенком. Мы с родителями полетели на отдых, где я едва не утонул. Все произошло так быстро. Меня накрыло волной, и понесло в море. До сих пор помню это состояние оцепенения, ужас, охвативший каждую клетку, и испуганные крики матери, пока она звала на помощь.

— Сколько тебе тогда было?

— Не знаю.

Точнее сказать «не помню», но я отчего-то не произношу этого слова. Я и лицо родной матери вдруг стал забывать, словно кто-то медленно, но упорно подтирает всю мою прошлую жизнь магическим ластиком.

Я не признаюсь в этом Лере. Хватит с нее своих переживаний. Да и все мои мысли заняты ей одной. Кто знает, что в этом мире нормально, а что нет для оборотня? Где найти подходящего мозгоправа? Может, это у меня так гормоны разбушевались от того, что нашел свою истинную, вот разум и играет в шутки с памятью, вытесняя не самое значимое.

ЕГОР

Дни несутся один за другим. В попытке собрать информацию, я стараюсь чаще общаться с местными. Между делом расспрашиваю о том, как они здесь оказались, в каких еще краях бывали, что знают о Змеиных пустошах за горами, о Сумрачном лесе за зеленым долом, а еще о густом тумане на другом берегу реки. Начинаю этот эксперимент со своих домашних.

Добруш охотно делится информацией, только, к сожалению, и сам мало что знает об окружающем его мире.

— В пустоши я бы точно не совался, — деловито рассуждает мелкий. — К нам с бурями долетают лишь малые крохи, но и с этими мертвяками сам знаешь сколько мороки. А представь хоть на минуту, что творится в самих пустошах? Даже интересно, остался ли там вообще кто живой? — кивает он в сторону гор и нервно сглатывает слюну. — Наш отец отважный воин, его здесь каждый уважает и побаивается, но и он отчего-то променял свои родные края с многовековой историей на это тихое, всеми забытое место.

Я бы сказал «настоящую глушь», но Добруш, не видавший другой жизни, и в «Пропади пропадом» находит свое очарование.

— Что касается Сумрачного леса за нашей долиной, — продолжает парень, — отец велел держаться от него подальше. Этот лес — вместилище темной магии и жутких существ, которые ей подчиняются.

— Ну так ведь и мы, оборотни, тоже не ангелы, а в своем роде нечисть. Разве нет?

— Откуда мне знать, Милош, — нервно взмахивает руками брат, и чешет затылок. — Наверное, нечисть нечисти тоже рознь. Мы обращаемся, только чтобы свой дом защитить, и никому не вредим, а те, кто живут в том лесу… Говорят, они и младенца живьем сожрать могут. Не зря оттуда в полнолуние с ветром жуткие крики доносятся. Короче, не надо тебе туда. И что ты вообще эти разговоры завел? Разве нам нашего леса мало? Мы и его-то еще не весь исследовали. Там, например, за речной развилкой конца-края не видать. Вот туда бы я отправился, если отец позволит.

Мать, услышав, о чем я интересуюсь, испуганно замирает, откладывает в сторону пышное тесто для пирога, наскоро вытирает от муки руки и прижимает меня к себе.

— Милош, сынок, ты ведь неспроста об этом спрашиваешь. Неужто уйти от нас собрался, лучшей доли поискать? — не на шутку тревожится она.

— Нет, мам, нет. Не переживай, ничего такого, — успокаиваю я женщину, который раз в душе сожалея, что моя родная мать, которую я уже почти и не помню, никогда не была такой доброй и любящей. — Я просто хочу узнать о тебе побольше. О вас с отцом и мире вокруг, вот и спрашиваю.

— Ну, раз так, то хорошо, — тепло улыбается, смахивая со щеки непрошенную слезинку. — Да только мне и рассказывать особо нечего. Я всегда жила в этих краях, никуда не уезжала.

— В «Пропади пропадом»?

— Не совсем. Мое детство и юность прошли на другом берегу реки под защитой славного короля Эдвина. Если внимательно присмотреться, то и сейчас в тумане можно разглядеть шпили его белокаменного замка. Помню, как красиво на них тогда развевались яркие флаги! Отец поставлял молоко и овощи на дворцовую кухню, и часто брал нас с собой с моим братом и младшими сестрами.

Вспоминая детство, мать преображается. Ее расслабленного лица касается улыбка, и сама она будто бы на десяток лет становится моложе.

— А что случилось потом? Где он сейчас, этот король Эдвин?

— Да кто ж его знает, — пожимает плечами мать. — Не отправь меня тогда бабушка на эту сторону реки с запиской для знахарки, я и сама бы там сгинула со всей семьей. Туман распространился так быстро, что за одну ночь поглотил целый город и крохотные селения вокруг. Ни огонька, ни весточки хоть от кого-то живого с той стороны мы больше не получали. Долго я горевала по близким, а потом смирилась, привыкла выживать здесь в одиночку, и встретила вашего отца.

— Как встретила? Где?

Женщина опускает взгляд, пряча улыбку, будто стесняется вспоминать их с мужем историю любви, а с другой стороны, явно рада, что сын наконец проявляет к этому интерес.

— Его наши охотники нашли у самой кромки гор тяжело раненого и изможденного. Чужак, темные волосы до плеч, грубые черты, боевые шрамы на опаленной солнцем коже, еще и оборотень — все его побаивались. А я не испугалась, к себе взяла и выходила, за зиму на ноги поставила. Все лучше, чем одной суровые морозы да снежные бури пережидать.

— Выходит, это в тебя мы с Добрушем такие смелые, — улыбаюсь я, подбадривая мать. И смотрю на эту хрупкую и такую храбрую женщину уже другими глазами. — Красивая история. А отец когда-нибудь рассказывал о Змеиных пустошах и о том, что с ним там случилось?

— Сперва молчал. И слова не вытянешь. А потом, когда к нам первых мертвяков с пыльными бурями стало заносить, собрал старейшин и рассказал, что идет там страшная война. И что послали его на этот рубеж, не дать смертоносной заразе и дальше распространиться. Вот и все, что мне известно. Хочешь узнать больше, так пойди и сам его расспроси.

Это только звучит легко, но пойти с вопросами к отцу я не решаюсь. Он в последние дни и так не особо разговорчив, будто что-то его тяготит. Смотрит на меня за работой украдкой и брови сводит. Ума не приложу, чем я перед ним провинился. Заигрался в идеального сына?

Была у меня мысль, что это приставучая Янка всяких гадостей ему про меня наплела. Но я ее сразу отмел. Вряд ли отец бы поверил. И сам видный мужик, должен понимать, сердцу не прикажешь. Другое дело, если он догадываться стал, что никакая это у меня не амнезия, и перед ним вовсе не старший сын, а лишь гость, нежеланный паразит в его теле. Если так, подходить к нему сейчас с расспросами мне точно не стоит.

В один из вечеров по моей просьбе заглядываем с братом к местной ведунье на вечерние посиделки, где возле костра она привычно развешивает малышне на уши лапшу из старых легенд.

— Милош, ты ли это?

Вопрос с подвохом застает меня врасплох. Кто знает, может, седая сухонькая старуха в цветастых тряпках, щедро обвешанная амулетами, действительно видит больше обычного. И о чем я только думал, когда сам к ней приперся?

— Он самый, кто же еще! И с ним Добруш, — как всегда спасает меня незатейливая болтовня младшего братца.

— Добруш, Милош! Какие молодцы, что зашли. И как раз вовремя. Садитесь к остальным, вам тоже будет полезно послушать, — расплывается горбатая старушка в радушной улыбке, а у самой зубы сохранились только через один. И вообще, она как-то даже на мумию похожа, но на живую и при этом вполне себе активную. Вот интересно, сколько ей лет? С первого взгляда, так все двести. В нашем мире столько точно не живут.

Склонившись к моему уху, Добруш тихонько шепчет:

— Стареет бабка, слеповата стала, только контуры на свету различает. А слышала она всегда не очень. Так что ты, если говоришь, говори погромче, чтобы не переспрашивала по сто раз.

— Ясно. Спасибо, — в который раз благодарю брата, и усаживаюсь рядом с остальными слушателями у костра.