Случаются же ночи, в которые событий вмещается больше, чем за неделю.

Вот уж кого я не рассчитывал встретить на своём пути, так это Николь — бледную, растрёпанную, с лихорадочно блестящими алыми глазами. Обжегшись о полный ненависти взгляд, я нахмурился и остановился.

Вампиресса же развернулась, взметнув юбки, и намеревалась кинуть меня второй раз за ночь. Ну нет, фокус не пройдёт!

— Николь! — я поймал порывистую маркизу за запястье прежде, чем та успела сбежать. Вздрогнув, как кошка, которой очень хочется ощетиниться, да нечем, она обернулась. — Что с тобой происходит?

— Это ты мне скажи! — выплюнула бессмертная. Попыталась вырвать руку, но я держал крепко и потянул миниатюрную девушку к себе, вынуждая приблизиться.

— О, я тебе скажу, — прошептал, не спуская глаз с её губ. — Ты извиваешься на мне, изнывая от желания, доводишь до отчаяния, а потом сбегаешь. Снова.

Хорошенькое лицо маркизы скривилось от презрения.

Хотел бы я знать, чем заслужил гнев невыносимой бессмертной. Но Николь молчала, прожигая меня взглядом, где я чувствовал странное единство женщины и зверя. Грудь часто вздымалась в плену корсета, заставляя сбиваться с мысли и думать не о том.

— Отпусти. Мне больно.

— А, так ты дрожишь от боли? — спросил, согревая чувствительную кожу на шее дыханием и с удовольствием отмечая на ней мурашки.

Ну что за наваждение, каждый раз трепещет в моих руках и каждый раз по неясным причинам бежит, разжигая инстинкт охотника, которого во мне с появлением зверя стало в два раза больше.

— От гнева, — рыкнула вампиресса и попыталась укусить меня за нижнюю губу, но я отклонился. Впрочем, может, стоило поддаться? От любви до ненависти, как известно.

— Наверное, злишься, что я избегал тебя всю неделю, заронив надежду, что ты мне небезразлична, да? — усмехнулся одними губами. — Понимаю, это ранит. Хотя подожди-ка, кажется, всё было с точностью до наоборот.

— А ты недолго страдал, Марк, — бросив бесполезную затею вырваться, Николь прильнула ко мне всем телом, губами едва не касаясь губ. Запрещённый приём. — Быстро нашёл, в чьих объятиях утешиться, не так ли? Как и всегда.

— О чём ты говоришь? — соскребя остатки самообладания, подавил желание поцеловать строптивицу и послать странный разговор к дьяволу.

— О Камилле. О Шарлотте. Много их у тебя ещё? Которая я по счёту? — губы вампирессы дрогнули, но она справилась с собой, вздёрнула нос, маленькая гордячка.

— Видела нас в саду? — Николь отвела глаза, стиснула зубы.

Ревнует, моя прелесть. Ни за что не признается, но ревнует страшно.

Тем более не понимаю, почему бежит от меня.

— После смерти Лары ты была первой и единственной, кому я открыл сердце, — бессмертная замерла, прислушалась, перестала сопротивляться.

Воспользовавшись моментом, я подхватил её за талию, усадил перед собой на балюстраду, чтобы не ускользнула. Подсознанию захотелось вклиниться между её бёдер, но струящаяся юбка платья помешала. Будь проклята их устаревшая мода!

— Не сказала бы, — огрызнулась вампиресса, растеряв бо́льшую часть своей уверенности. Не попыталась спрыгнуть на мраморный пол, значит, хотела остаться.

— Я люблю тебя, Николь. Сколько раз повторить, чтобы ты перестала манипулировать моими чувствами? Нравится считать меня игрушкой в своих руках?

Маркиза то ли вздохнула, то ли всхлипнула и отвернулась, демонстрируя точёный профиль. Закусила нижнюю губу, будто недостаточно сводила меня с ума. Чувствуя, что воля вот-вот откажет мне, прижался к ней плотнее, провёл ладонью по гладкой ткани платья на бедре.

— Всё, что я делаю, как раз для того, чтобы ты не стал игрушкой в моих руках, как ты не поймешь! — рассердилась Николь и ударила меня ладонями в грудь. — А ты, стоит мне отдалиться, сразу бросаешься к другим, как какой-нибудь…

— Договаривай, — подначил осёкшуюся вампирессу. — Хочу знать, кто я в твоих глазах.

— Дурак ты в моих глазах, — устало выдохнула девушка, и мне вдруг захотелось отпустить её на все четыре стороны.

В конце концов, сколько я могу бегать за ней, если она по каким-то скрытым причинам этого не хочет? Если ей безразличны мои признания и чувства. Если, несмотря на прямоту намерений, она считает меня кобелём.

— Точно, — горько усмехнулся и отступил, освобождая Николь из кольца рук. — Дурак, который умер за тебя, последовал за тобой в чужой мир, учится играть по вашим правилам в чистокровного аристократа, но тебе всегда будет мало, правда?

— Марк…

— Леди Шарлотта хотя бы не притворяется, — покачал головой, ища в лице возлюбленной подтверждение… Да я и сам не знал чего.

Отвернувшись, гордо удалился, как и положено благовоспитанному дворянину. Не зря же меня неделю муштровали и будут ещё как минимум три. Правда, игра, затеянная ради Николь, без вампирессы теряла смысл, но кому не плевать?

Вернувшись в спальню, шарахнул дверью.

Очень хотелось что-нибудь перевернуть, сломать, выпустить зверя, побесноваться, но, помня, чем всё закончилось в прошлый раз, не стал. Уронил себя в кресло, скинул ботинки и вытянул ноги к огню.

В груди клокотало, и я не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так паршиво. Вот чего Дракарду не доставало, так это алкоголя. Хотелось опрокинуть в себя бокал-другой крепкого виски и забыться.

Стереть из памяти сумбурный вечер и такие же сумбурные чувства из сердца.

Проводив спину Марка взглядом, полным немого отчаяния и набегающих слёз, Николь спрыгнула на пол, сползла спиной по колонне и, обняв колени, разревелась прямо посреди галереи.

Для неё давно перестало иметь значение мнение окружающих, всех, кроме одного, а Кросс считал её фальшивкой и манипулятором.

«Леди Шарлотта хотя бы не притворяется», — вряд ли получилось бы ударить больнее.

В последнее время ей только и приходилось, что притворяться. Маркизой, подругой, госпожой, подданой Дракарда, который и скарлена не стоил без горящих гневом синих глаз.

Как ей продержаться несколько недель до конца превращения, как отпустить его в Касию, когда Марк занимал все её мысли, каждое слово било в цель, а его прикосновения…

Николь задрожала всем телом и заревела пуще, понимая, что никогда не получит то, чего желает больше всего на свете.

Вновь ей просыпаться посреди дня на смятых простынях, горящей от провокационных образов из снов, не приносящих облегчения, и возбуждения, которое он вселял в неё небрежными прикосновениями, даже не стараясь. А уж когда старался…

Щёки горели то ли от слёз, то ли от стыда. Ноги не слушались, Николь не находила в себе сил подняться. В таком состоянии, ослабевшую, зарёванную, её и нашла служанка. К счастью, личная и знакомая, так что никто чужой не увидит её позора.

— Помоги мне подняться, Люси, — попросила маркиза, глотая ртом воздух и стараясь успокоиться.

— Миледи, это же я, Нора, — удивилась девушка, склонившись к вампирессе и помогая принять вертикальное положение.

Что-то кольнуло в груди, но Николь не предала значения. Мысли занимали другие вещи.

Вернувшись в спальню, бессмертная завалилась спать, не дожидаясь рассвета, но, как она и боялась, сны не принесли желанного покоя.

На следующий вечер, проснувшись в самый ответственный момент злой и неудовлетворённой, Николь отослала служанку, чтобы та не видела её смятения, и долго лежала в ванне, надеясь расслабиться и собраться с мыслями.

До ужина маркиза хотела поговорить с Шарлоттой, и, учитывая, как она злилась на подругу, требовалось держать зверя в узде, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. В конце концов, графиня Сен Клэр не виновата в природной легкомысленности и привычке делить поклонников.

Просто Марк оказался не тем случаем.

— Шарлотта, ты не занята? — в спальне подсказали, что графиня у себя в кабинете, но Николь никак не ожидала застать подругу в обществе незнакомого мужчины. — Прошу прощения.