— Я знаю, отчего Вы сердитесь, госпожа моя, — вполголоса заметил слуга, медленно приблизившись и ненавязчиво подав мне руку, чтобы опереться. Я устремила на него строгий взгляд, однако вкрадчивый и мягкий голос молодого человека действовал умиротворяюще, ясные глаза смотрели ласково, будто у кого-то родного, и, поддаваясь его очарованию, я решила выслушать неглупого воина. — Я виноват перед Вами, простите меня. Однако я вынужден был отчасти воспротивиться Вашим пожеланиям. Я предан Вам всем сердцем, но, в первую очередь, служу повелителю и не имею права забывать об этом ни на минуту. Нам обоим известно, как разгневается бог огня, если Ваша жизнь хоть на мгновение будет подвергнута опасности, не говоря уже о том, что будет, если Вы пострадаете. Госпожа Скади проявила изрядное упорство и умение по этой части, я не мог рисковать… — нахмурившись, я рассеянно слушала Варди и понимала в глубине души, что он прав. Юноша отличался ясностью ума и трезвостью размышлений, однако я так сильно сердилась на него и прежде всего на саму себя, что мне было невероятно сложно принять и признать его правоту.

Стражник остановился, нерешительно коснулся моей ладони, привлекая внимание, и тут же смущённо отдёрнул руку. Я подошла ближе, и молодой воин воровато оглянулся, чтобы никто ненароком не расслышал наш разговор, а затем заговорщицки наклонился ко мне, насколько это позволяло положение госпожи и слуги. Вокруг было тихо и светло, казалось, невозможно подобраться к нам незамеченным, но сердце в моей груди всё равно тревожно роптало и набирало темп, будто я совершала нечто неверное и заслуживающее порицания.

— Позвольте заверить, госпожа, что никто не сумеет упрекнуть Вас или повелителя в случившемся. Скади слишком себялюбива, чтобы признать, что её переиграла наивная и беззащитная дочь Бальдра (простите, госпожа). Кинжал при Вас. А стрелы, выпущенные моей рукой, принадлежат турсам. Не осталось никаких следов, чтобы тень подозрения пала на Вас. К тому времени, когда бог лета узнает о ранении (если узнает вовсе), будет решительно не понять, когда оно могло произойти, — терпеливо выслушав собеседника, я была немало удивлена — таким он оказался хитрым и предусмотрительным. И всё же на душе было неспокойно. Жена бога огня всецело одобряла поступок Варди, в то время как дочь Бальдра осуждала его и сожалела о случившемся. Я раздосадовано сжала губы.

— Откуда у тебя стрелы турсов? — с недоверием поинтересовалась я у стражника. Молодой человек взглянул на меня с мягким укором. В его взоре так и прослеживалось сожаление: он спас мне жизнь, сделал всё, чтобы предупредить опасность, продумал каждую мелочь, чтобы сохранить иллюзию моей непричастности, а я ему не верила. Что ж, мне тоже было жаль. Но я знала юношу один короткий день и в сложившихся обстоятельствах больше не имела права быть наивной. Слишком высока была цена. — И зачем им могло понадобиться нападать на своего?

— Хакан дал их мне, госпожа, — слегка склонив голову и потупив взгляд в пол, отвечал стражник. — Нетрудно догадаться, каким скорбным образом они оказались у предводителя стражи, — некоторое время мы помолчали. Затем Варди добавил: — В снегах Йотунхейма проживает великое множество племён, и почти все они воюют друг с другом, — ещё несколько минут я безмолвно обдумывала его слова. Слуга терпеливо ожидал моих распоряжений. Стража огненных палат стоила своего повелителя по части хитрости и изворотливости, это нужно было признать. Едва ли Хакан сохранил и передал оружие йотунов своему лучнику без задней мысли. Какая ловкость и гибкость ума, оказывается, скрывалась под суровой строгой личиной. Он удивлял меня всё больше.

— Твои доводы строятся на догадках, Варди, — наконец, сухо заметила я, окинув юношу придирчивым оценивающим взглядом. — Молись своим покровителям, чтобы всё было так, как ты говоришь, чтобы Скади оказалась столь предсказуема, — голос рассерженно дрогнул, и я понизила тон. — Но ещё один промах, малейшее неповиновение, и я отправлю тебя прочь из Асгарда. Ты понял меня?

— Бог лукавства — мой покровитель, — на миг губы стражника тронула озорная улыбка, однако опомнившись, он вновь вернул своему лицу серьёзное и сосредоточенное выражение. — Яснее ясного, госпожа. Я не промахиваюсь. За это меня и взяли в пламенный чертог. Я прошу прощения, если невольно огорчил Вас, моя госпожа…

— Пойдём, — смягчившись, позвала я и двинулась по просторной прохладной галерее. «Вот же плут, — думала я, не в силах сдержать улыбки, — на всё у него найдётся учтивый ответ». Возможно, и впрямь именно лукавый рыжеволосый покровитель научил талантливого юношу непреодолимому обаянию и красноречию, слишком уж много знакомых слов и интонаций улавливалось в его голосе. Может, поэтому стражник казался мне таким родным? Как же сильно я скучала по остроумному и притягательному супругу, как мне его не хватало! Отчего судьба отводила нам так мало счастливых минут и так много долгих часов горькой разлуки? Чем мы заслужили эту жестокую насмешку, неизбежный злой рок? Кто сумел бы всё это превозмочь?..

Тяжело вздохнув, я принялась спускаться по диковинным полупрозрачным ступеням. Раз уж я решилась покинуть пределы родного чертога, сумела не меньше двух раз за первую половину дня избежать смерти, то хотела посетить ещё одно место. Но когда я проходила мимо пиршественного зала, где по-прежнему гремело торжество, и звонкий смех, и гул наполненных кубков, и пьяные радостные возгласы, я остановилась, украдкой заглянула внутрь. Асы были беспечны и счастливы. И совсем недавно я разделяла их блаженство. Это было так больно, что всё внутри меня скрутило, вынудило согнуться. Голова закружилась. Как хорошо, что верный спутник был рядом, заботливо поддержал меня, предложил помощь. Я ощутила сильную слабость, показавшуюся мне смутно знакомой, но через несколько минут всё прошло.

Отдышавшись, я осторожно выпрямилась, вновь устремила взгляд в просторный, залитый солнцем зал. Ньёрд восседал по правую руку от Всеотца, такой счастливый, беспечный, гордый оказанной ему благосклонностью. Он ни о чём не подозревал. Скади видно не было, должно быть, она осталась в своих покоях. Я перевела взгляд на Одина и печально улыбнулась. Отец ратей был так сильно нужен в тот миг, только он, возможно, сумел бы меня понять, утешить, рассудить правду и ложь, наказать виновных. Но он праздновал мир вместе с сыном ванов, а наш разговор, что мучительно жёг мне кончик языка, был не для чужих ушей. И мне приходилось покорно ждать своего часа. Раз владыка Асгарда во дворце бога лета, поездка в Вальхаллу на некоторое время откладывалась. И я чувствовала себя беспомощной, будучи не в силах что-либо изменить, отчего досада сдавливала грудь тугим кольцом.

Я уже собиралась уходить, когда моего слуха коснулась чарующая музыка арфы, и сладкоголосое пение разлилось по воздуху, словно мёд, точно пьянящий цветочный аромат. Я замерла на месте, невольно заслушавшись. То увлечённо складывал свои стихи вдохновенный Браги, и на сердце становилось тепло, душа улетала вдаль, забывая обо всём. Несколько минут я стояла, как зачарованная, а затем сладость ладного голоса поглотила горечь. Круг замкнулся. Я вернулась в реальность, вспомнив, с чего всё началось. И следом меня озарила чудесно простая и ясная мысль: я могу попросить о снисхождении добрую и понимающую Идунн, что дарует асам силу, молодость и исцеление. Отчего только это спасительное решение не пришло мне в голову раньше?

Я не хотела лишний раз попадаться на глаза Ньёрду и рождать в его голове вопросы, которые неизбежно привели бы к нежеланной беседе, а потому попросила Варди позвать Идунн в галереи, где мы и встретились. Отрадно было видеть, что богиня юности полностью оправилась от пережитого потрясения и, как и прежде, сияла от счастья. Она была красива, ласкова и нежна, и светло-зелёные глаза её, подобные сочной молодой листве, излучали любовь и доброту. Мы обнялись и обменялись любезностями. Я очень сильно ценила Идунн за её искренность и благожелательное отношение ко всем вокруг. Казалось, богиня никогда не осуждала, не гневалась, не становилась частью злокозненных интриг. В этом, признаться, я ей немного завидовала. А великодушием кроткая и светлая Идунн могла превзойти любого из верховных богов. Верно, поэтому она была единственной, к кому я осмелилась бы обратиться за помощью.